С ним можно было подурачиться, подраться подушками от дивана, вдоволь поноситься по двору и придумать очередную, понятную лишь им одним, игру, которые Кристина помнила до сих пор.

Сейчас девушка шла к знакомому дому будто на казнь.

В этом Городе горящих торфяников

Каждый сам за себя, не взирая на обстоятельства,

В одиночной квартире-камере храня молчание,

Рассовывает душу по пыльным, дырявым ящикам. 

С бульвара доносился голос.

Мелодичный, струящийся серебристой рекой, он то звенел и переливался, то покорно затихал под волны нестройного эха, чтобы затем поддаться неизвестному порыву и взлететь ввысь.

В этом Городе горящих торфяников

Раз за разом гоняешься за пустынным преданием,

Как за сказкой, нелепой, устаревшей, жалостной,

Излитой пером бесталанных писателей.

Это Город горящих торфяников,

Приглушенный роптанием, всегда одинокий,

Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,

Правда выбор судьбы не за ним. 

Да и только…

Словам вторил еле слышный гитарный перебор, ветер подхватывал робкое дрожание струн, и откуда-то со стороны, продравшись сквозь густоту пространства и времени, внезапно повеяло далеким, таинственным, непознанным…

В этом Городе горящих торфяников

Каждый день, словно стая голодных зверей

Разрывает на части бессонные ночи слабых, 

Уставших от жизни несчастливых людей.

В этом Городе горящих торфяников,

На остывших бульварах, в умах безрассудных

Пустота начинает зализывать раны. 

Все пришедшие мысли – в нее. 

В ниоткуда…

Светлое видение поднялось из душного предгрозового марева.

Тихий несуществующий город – весь составленный из опрокинутых на бок спичечных коробков-домиков. С ветвящимися улочками и отглаженными солеными ветрами стенами из хрупкого песчаника, с мостовыми и круглыми, похожими на глаза, чердачными пыльными окнами. С изломами поржавевших водопроводных труб и темными гулкими подъездами.

Город дрогнул, подхваченный воздухом, и застыл, набираясь ветром, становясь более объемным и действительным.

Снова откуда-то повеяло морской солью и пропеченными солнцем выброшенными на берег кудрявыми водорослями. Снова повторил-пропел невидимый мелодичный голос:

Вот он, Город горящих торфяников,

Приглушенный роптанием, всегда одинокий.

Он не хочет быть жалким, несчастным, маленьким,

Только выбор судьбы не за ним.

За тобою. 

Ветер стих. Голос надломился на миг, а потом вовсе замер, затерявшись между частыми зубьями домов, но отдаленное эхо еще играло уходящими словами: «За тобой… за тобой…»

Кристина ждала какого-то слова, какой-то подсказки, намека, но таинственный певец улетел вместе с ветром уже слишком далеко, а она так и стояла под узким козырьком подъезда, и так же взволнованно ворковали сверху серые голуби, и вмиг потяжелевший ветер надувал под ноги рыжий песок с соседней детской площадки. Не дождавшись вразумительного ответа, девушка шагнула внутрь.

После непривычной яркой улицы, где из-за обилия теней солнце словно подсвечивало предметы изнутри, предоставив небо серости, тесный подъезд казался непривычно мрачным и темным.

Резко пахло кошками, отсыревшими газетами и пережаренным луком. Из-за смутно проявляющихся на площадке дверей слышались чьи-то голоса, где-то громко бубнил телевизор, его звук перемежался с надсаженными криками и шумом музыки на втором этаже.

По мере того, как глаза постепенно привыкали к теперешнему освещению, темнота начинала отступать. Кристаллизовалась и оседала на кожу влажными холодными капельками, Поднимаясь вверх по отполированными многими шагами ступенькам лестницы, Кристина чувствовала, что она следует вместе с ней, точно стеснительный ребенок, осторожно придерживая за рукав.

Эта темнота не была агрессивной, девушка много раз сталкивалась с ней еще с детства, каждый раз под наиграно сердитый голос и всплески рук тети Тони: «Опять, паразиты, лампочку выкрутили!». А темнота радостно улыбалась из дальнего угла, за квадратной батареей, заваленной рекламными проспектами.

Знакомые, обкатанные по краю ступеньки.

Знакомая, обитая вишневым дерматином дверь с вертикальным рядком круглых заклепок в середине. Чуть криво висящий коробок с кнопкой – звонок.

Пальцы несмело потянулись к зелено-синей западающей клавише… и замерли там, не решаясь коснуться ее и услышать за тонкими перегородками стен знакомую мелодию, похожую на перекат тихих нот: «Та-та-та… Та…»

«Зачем ты пошел за мной в тот вечер?..»

Девушка вздрогнула, почти на интуиции чувствуя слабую вибрацию воздуха за спиной.

– Кристина?..

Удивленный голос за спиной эхом отскочил от двери, прокатившись по шумной лестнице, вздрогнул и просочился в соседние квартиры, туда, где кашляло, надрываясь, пенсионного возраста радио.

Девушка резко обернулась, а рука, все еще по инерции тянущаяся к звонку, уперлась парню в грудь.

– Тема… – шепотом выдохнула она, судорожно сжавшись под его вопросительным улыбающимся взглядом, еще не веря ни в его существование, ни в свое собственное. Кинулась к нему, обняв за плечи и уткнувшись носом в такую родную сейчас поношенную спортивную куртку, вдохнула его запах, чувствуя, что вот-вот расплачется от счастья у друга на плече.

– Я переживала, что с тобой что-то случилось!.. Что ты… – и почти испуганно, но с затаенной в глубине души трепетной надеждой. – Ты помнишь, что случилось той ночью?..

– Ага?.. – сдавленно то ли согласился, то ли переспросил он, все еще продолжая в неверующем изумлении таращиться куда-то в стену позади девушки, так и не решаясь обнять ее в ответ. – Кристин, отпусти меня, пожалуйста, ты мне ребра сломаешь…

Он вообще не изменился. Кристина поймала себя на этой мысли, хоть и звучала та по-дурацки: как можно измениться за два дня? Худой, долговязый, с растрепанными, вечно будто немного засаленными волосами. Карие глаза блестят от осколков падающего на площадку уличного света.

На левой руке плотная белая повязка.

– Прости, Тем, я… Я… Это – тогда все?…

Он снова кивнул, на этот раз молча и слегка озадаченно. Неловко потянулся почесать затылок, но передумал.

– Ободрался, когда упал. Я почти ничего не помню про тот вечер. Кажется, ничего… Кто-то ведь хотел тебя обидеть?

Взгляд Артема сделался сосредоточенно-твердым, приобретая непривычное выражение, но почти тут же вернулся к прежней рассеянности. Ему тяжело было сосредоточиться, когда рядом оказывалась Кристина. Наверное, это поведение раздражало девушку больше всего: Артем словно был не собой, а кого-то играл, каждым жестом и репликой пытаясь понравиться.

Улыбка парня сияла, несмотря на натянутый тон, так и говоря: «Вот ты, здесь, пришла ко мне, хотя никогда бы не сделала подобного добровольно прежде. Что-то заставило тебя прийти: беспокойство ли, чувство вины, но сейчас с тобой все нормально. И молчи. Будь здесь, со мной!»

– Да, – нехотя отозвалась Кристина, потупляя взгляд. Волна радости, нахлынувшая на нее при встрече с Артемом, прошла, оставляя на своем месте лишь неумолимое желание поскорее укрыться от его внимания. – Но теперь все в порядке… – и докончила лишь мысленно: «Ты даже не представляешь, насколько».

В холодном воздухе подъезда густело напряжение, и Артем, дернув уголком губ в подобии улыбки как всегда первым попытался развеять ее.

И как всегда безуспешно.