Финэриэль хотела вернуться как можно скорее в свою резиденцию – у неё голова шла кругом от цирка, в который превратил приём оборотень-князь, – но это ей не удалось. Таланна на правах ближайшей подруги явилась, когда королева переодевалась. Она фыркала, как разъярённая кошка, глаза её метали молнии, и вся она едва ли не дымилась. Кометой опустившись в кресло, она плеснула в бокал вина и единым духом осушила его наполовину.
– Чёртов ублюдок! Вшивая тварь! Проклятый импотент! Готова поспорить, что в Шархате яйца ему отбили напрочь…
Таланна выпила бокал до дна и налила ещё. Её можно было понять – все её заигрывания, потягивания и улыбки почти лишили Амавелона и Рендила способности здраво мыслить, но не оказали на князя никакого действия. Как и королеву, он не игнорировал её намеренно, она просто была ему неинтересна. Естественно, Таланна была в ярости. Корвусу крупно повезло, что его не было в этот момент рядом, – если в Шархате его мужское достоинство пощадили, Таланна мигом бы исправила это упущение.
Осыпав князя всеми известными ей ругательствами (их список был весьма обширен), фурия умчалась со словами: «Он ещё у меня попляшет!».
Через несколько минут, когда Финэриэль перед выходом рассматривала себя в зеркало, дабы убедиться, что выглядит безупречно, пришёл Синэрион. Вместо того, чтобы склониться в уважительном поклоне, он сказал со сверхъестественным оживлением:
– Ну, что скажете? Каков бес, а!
Финэриэль в немом изумлении наблюдала, как советник с ходу принялся мерить комнату шагами. Она никогда не видела Синэриона в таком возбуждённом состоянии, более того, не могла предположить, что он способен в него впасть. Не говоря уж о том, что ещё минуту назад Финэриэль была уверена, что Синэрион пребывает примерно в таком же настроении, как и Таланна, хотя и по другой причине.
– Наглец, воин, оратор! И вместе с тем – настоящий князь, этого не отнять. Вы только вспомните, ваше величество, какая осанка, какая благородная грация в каждом движении! Неудивительно, что солдаты идут за ним в огонь и в воду. А взгляд! Честное слово, после скользко-подобострастных морд надушенных холуйчиков это – словно глоток свежего воздуха. Готов поклясться, я даже обрадуюсь, если он подомнёт под себя эльфов. Давно пора взбаламутить это болото…
Финэриэль призвала на помощь отточенное годами умение никогда не терять лицо и холодно сказала:
– Советник, поезжайте домой. Вы не в себе.
Синэрион резко остановился, а она величественно повернулась к нему спиной и вышла.
…Наконец-то можно расслабиться и как следует всё обдумать. Финэриэль вытянулась в ванне, наполненной цветочной водой, и отпила немного вина из бокала.
Ведь он её унизил – не оказал даже минимального почтения к её сану. Она для него вовсе не существовала. А ей не удалось переломить себя и заговорить с ним…
Это только пустые чувства, и их следует отбросить. Что остаётся в сухом остатке?
А в сухом остатке был вопрос: зачем он пришёл?
Взаимовыгодного диалога не получилось и не могло получиться, князь не был на него настроен. По сути, он даже не обозначил свою позицию: я готов оставить вас в покое, платите мне, либо же я буду воевать с вами, и ваши подачки мне не нужны. Его устраивает нынешнее положение вещей, которое… строго говоря, если он не врал, выглядит так, словно маги задирают его воинов, а не наоборот. Даже хуже – маги ведут себя неподобающим образом, и их приходится урезонивать. В первых двух случаях, которые как пример привёл Синэрион, это очевидно – если, опять же, верить словам князя, а у неё не возникло ощущения, что он врал. Да ему и незачем было.
Нет, лучше поговорить с ним наедине. Это крамольная мысль, однако… однако можно понять и его. Эльфы воспринимали его как надоедливую блоху, он привык к презрению и вёл себя… не столь уж дерзко, если рассудить. Он видел перед собой сборище напыщенных высокомерных жаб – чего ещё можно было ожидать?
Древние традиции требуют уважения, только в случае с Корвусом лучше было бы от них отказаться.
Он не обращал на неё внимания? А чего же она хотела, если сидела, как безмолвный истукан? Только глупец станет разговаривать со статуей.
И всё же… принимать у себя оборотня – верх неприличия! Её высокородные предки вернутся из царства Света ради того, чтобы наставить непутёвую дочь на путь истинный. Нет, это совершенно неприлично.
Но так притягательно!
…В его глазах плясали огоньки свечей. Он потянулся к ней и коснулся губами её губ, а его рука скользнула по её телу. Она подалась ему навстречу, впилась жадными губами в его рот и обняла за шею. Танцевали огоньки догорающих свечей, и запах плавящегося воска примешивался к аромату цветочной воды. Их языки извивались в объятиях друг друга, словно влюблённые змеи. Его рука медленно поглаживала внутреннею сторону её бедра. Она в нетерпении закусила губы и прижала к себе его руку.
Слишком медленно, слишком осторожно… Она прижалась к нему, вдыхая запах его волос… и проснулась.
Финэриэль резко поднялась и с шумом выбралась из остывшей ванны, обрушивая потоки воды на пол. Что же с ней творится? Ни один мужчина не оказывал на неё такого влияния. А ведь она даже словом не обмолвилась с князем!
Финэриэль с помощью заклинания высушила волосы, надела легчайший пеньюар и прошла в кабинет. Ложиться спать было опасно. Она включила ноутбук и набрала в поисковике «группа крылья».
Да, здесь он ещё совсем мальчик. Очень худ и очень бледен – бледность особенно бросалась в глаза на фоне иссиня-чёрных, коротко стриженых волос. Щёки запали, скулы заострились. Или после тяжёлой болезни, или всё ещё болел. Впрочем, из Шархата другими не выходят… Сказать по правде, он первый, которому удалось оттуда выйти.
Истомин же был мускулист и даже смазлив – сероглазый блондин с длинными волосами. Похоже, подбирали их по контрасту. Рядом с ним Див казался ещё более измождённым, чем был на самом деле.
Она задумчиво листала фотографии. Нетрудно было заметить, что на ранних фото впереди был Истомин, как правило, обнажён – или щеголял безупречным прессом, или голым торсом. На некоторых снимках – в гордом одиночестве – демонстрировал внушительную эрекцию… Да, он же бывший стриптизёр и порноактёр, ничего удивительного. Див если что-то обнажал, то только руки, да и то нечасто – сложно снять болезненную худобу так, чтобы она казалась красивой, – и всегда оказывался на втором плане.
Тем интереснее было смотреть, как со временем изменилось положение вещей. Теперь Владислав превратился в красивого мужчину, коротко постригся, чрезмерным обнажением не страдал и одевался довольно строго. Див же в чёрной футболке и чёрных джинсах, заправленных в высокие ботинки, с длинными чёрными волосами при свете софитов напоминал демона. И на совместных фото (было их немного) они стояли рядом.
Финэриэль нашла запись одного из их концертов и выпала из жизни на полтора часа.
Они необыкновенно хорошо смотрелись на сцене и превосходно двигались. И, что важнее, – прекрасно пели. Корвус, как выяснилось, обладал немыслимым диапазоном. У Истомина был хороший голос, но, конечно, сравнения с голосом Дива выдержать не мог, тем не менее их дуэт выглядел очень гармонично – во многом потому, что Див в совместных выступлениях никогда не лез вперёд и не старался «перепеть» товарища, хотя при желании легко заткнул бы его за пояс.
Даже удивительно.
Тянуло посмотреть ещё один концерт… но Финэриэль взяла себя в руки. Завтра – то есть уже сегодня, ночь давно перевалила за полночь, – много дел. И среди них надо урвать возможность поговорить с Синэрионом. Похоже, Рендил всё это время давал неверную информацию. Если это действительно так, то именно он выставил и её, и посла Высших перед князем идиотами и, разумеется, спускать это было нельзя.
…Синэрион пришёл вечером, холодный и сдержанный, как обычно. Что вчера на него нашло?
– Приветствую ваше величество.
Королева царственно склонила голову.
– Я подозреваю, Синэрион, что Рендил поставлял нам неверные сведения.
