Почерк Ива был узнаваем сразу. В письме не было даты, и она могла лишь догадываться по содержанию, что его автор писал это еще в 70-х годах.

Пьер, я не знаю, когда ты прочтёшь это письмо, но уверен, ты прочтёшь его, потому что я знаю: я умру раньше тебя. Я уже умираю. Как бы страшно это ни звучало, но я чувствую: смерть уже живёт во мне. Это змея. Помнишь, я нарисовал её на стене нашего дома? Я нарисовал свою смерть, ещё не подозревая о ней. Она отравляет меня своим ядом. Я пропитан им, он жжёт меня изнутри. Но знаешь, у меня было время, чтобы с этим смириться. Ты прав: мы всё сделали так, как хотели. Теперь я знаю, что слава — это траур по счастью. Мне только жаль, что ты, кому я стольким обязан, вынужден страдать вместе со мной. Я думаю о дне, когда освобожу тебя навсегда. Сейчас я сижу один в своей комнате и слышу, как дождь стучит по крыше. Я думаю о том, что объединяет людей. Иногда это всего лишь шум дождя. Пройдёт время, и ты будешь слушать его в одиночестве, и мне грустно лишь от того, что ты, читая эти строки, станешь скучать по мне и представлять, как мы могли бы вдвоём слушать его стук по крыше нашего дома. Я всегда говорил, что моё дело — единственное, ради чего я жил. Это неправда. Единственное, что держало меня в этом мире — это твоя бесконечная дружба и твоя любовь. Именно она, а не мой талант, который ты так превозносил, позволяла мне творить без страха и оглядки. Это твоя история, твоя эпоха и твоя легенда. Не моя. Мы оба знаем, что я мучаюсь от неспособности сбежать лишь от себя самого. Но ты, ведь ты видишь смысл в том, чтобы хранить меня, как своё самое любимое произведение искусства. Что ж, уже одно это заставляет меня открывать глаза по утрам, браться за карандаш. Когда меня не станет, я не хочу, чтобы ты в чём-то себя упрекал. Однажды я сказал, что по-настоящему красивой женщину делает любовь. Мне кажется, я разгадал эту формулу. Формулу женщины Ив Сен-Лорана. Она живет ради любви и отдает ей всю себя, без остатка. А потом забирает обратно вместе с душой мужчины, которого любит. Я был невероятно богат, но богатство моё было в том, что судьбою мне был сделан самый дорогой подарок: сердце такого человека, как ты. Ив. Твой всегда и навсегда.

— Здравствуйте, Одетт.

Подняв глаза, женщина увидела стоявшего перед ней Мэдисона.

— Спасибо, что пришли. Присядете?

Он опустился на стул напротив неё. Было видно, что ему нелегко даётся сохранять спокойствие: он выглядел расстроенным, и она даже удивилась, что он всё-таки пришел.

— Зачем вы меня позвали? Разве нам ещё есть что обсуждать?

Женщина открыла сумочку и достала оттуда бархатную коробочку, положив её на стол перед ним.

— Я хочу, чтобы вы отдали это господину Берже.

Мэдисон нахмурился. Он аккуратно открыл футляр и некоторое время в недоумении смотрел на колье.

— Что это? Что вы мне даете? Почему я должен это ему отдавать?

— Думаю, он всё поймёт. Можете ничего к этому не добавлять. И я хотела извиниться… что поставила вас в неудобное положение. Я знаю, что вы хотели как лучше…

— Вы приняли правильное решение насчет книги. Поверьте. — Он очень серьёзно посмотрел на неё. А Одетт снова подумала, как всё-таки тот похож на Ива… на его иную, более спокойную, гармоничную, рациональную версию…

— Я так и не смогла понять вас. Ваши чувства. Я в них не верила, но… мне теперь кажется, я заблуждалась ещё очень во многом… — она сложила письмо, трогая его пальцами и убрала в сумочку.

— Думайте о нём лучше… — он снял очки и потёр переносицу. — Он хороший… человек.

— С вами он именно таким и был, не сомневаюсь. По крайней мере, старался. — Она взяла бокал и пригубила вино. — Мой муж отказался от участия в выставке.

— Да, я знаю.

— И он во всём винит меня.

— Как вы поладили с Оливье Гудроном? Я так и не поздравил вас с обретением семьи.

Одетт пожала плечами.

— Я бы это так не назвала. Скорее, свою семью я сейчас потеряла… потому что меня ждёт развод.

— Мне очень жаль…

— Отдайте это колье Пьеру.

— Сказать, что это от вас?

— Скажите, что это от Лизетт Гудрон. — Тихо произнесла она.

— Лизетт, зайдите ко мне, пожалуйста…

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Ты стоишь на лестнице. Мимо тебя наверх только что прошла группа рабочих с новой мебелью. Новая обстановка в кабинете господина Сен-Лорана.

— Да, конечно. — Я киваю.

Мы не разговаривали друг с другом очень давно. Я удивлена. Многое изменилось. Наше маленькое государство переживает не лучшие времена… О господине Иве теперь говорят с плохо скрываемым сочувствием, как о тяжело больном. Я даже думаю, что если однажды утром нам сообщат новость о его смерти, все расстроятся, но никто не удивится. Я же боюсь только одного — что ты нас покинешь. Мой эгоизм и любовь к тебе переживали ревность, и я мечтала о вашем расставании. Но я никогда не задумывалась о том, что если это произойдет, ты можешь уйти. Никто не мог себе это представить… но слухи о вашем разрыве идут далеко за пределы этого здания.

«Но что тебя понадобилось от меня?»

Поднимаюсь наверх. Знакомое чувство дрожи в ногах. Из кабинета месье Ива доносится музыка — Шопен. Верный знак того, что господин Сен-Лоран не в настроении. Меланхоличные звуки заполняют собой всё пространство этажа. «Словно ангелы плачут», — говорит в такие минуты мадам Фелисса.

Дверь твоего кабинета открыта, и я захожу. Ты сидишь за столом — серьёзный, в привычном сером костюме, и перебираешь какие-то бумаги. Ты сильно постарел за эти десять лет — волосы уже наполовину седые, губы сжаты, под глазами мешки. Наверное, я тоже изменилась… интересно, замечаешь ли ты это?

— Садитесь… — ты указал мне на стул.

Я сажусь и жду некоторое время. Мне кажется, ты просто не знаешь, как начать разговор.

— Сколько вы уже у нас работаете?

Неожиданный вопрос.

— Девятнадцать лет, месье.

Твоё лицо вытягивается в изумлении. Кажется, ты потрясён тем, как вообще всё долго здесь продолжается… в том числе и для тебя. Но твоя роль неизменна, так же, как и роль господина Сен-Лорана. А я? Я уже не простая швея. Теперь я начальница отдела, который занимается пошивом вечерних платьев «от кутюр». Это очень высокий статус.

— У вас сегодня день рождения, верно?

Теперь настал мой черёд удивляться. Откуда тебе это может быть известно, ведь я никогда не афишировала это событие?

— Да.

— В таком случае… я бы хотел пригласить вас на обед. Вы ведь… обедаете?

— Практически каждый день… — вырвалось у меня.

Не могу поверить, что слышу это. И спустя сколько? Десять лет! Сколько раз я представляла себе, что однажды ты подойдёшь ко мне и снова заговоришь… но любым мечтам со временем приходит конец. Время возвращает нас с небес на землю. Чтобы в итоге отправить обратно…

— Я буду рада…

Мы смотрим друг на друга, я улыбаюсь спокойно, вежливой улыбкой, которую так хорошо изучила за эти годы. Ты опускаешь свой взгляд и киваешь.

— Дождитесь меня после работы. Или… знаете, давайте встретимся… — ты называешь пересечение улиц в квартале отсюда. Я понимаю, ты не хочешь, чтобы кто-то видел нас вместе здесь.

Я возвращаюсь к своим делам и день продолжает идти своим чередом. Так странно, но мне никогда не хотелось поделиться своими чувствами с кем-то из друзей. Моя тайна живёт со мной, и я знаю, что буду хранить её до самой смерти. Она оберегает меня и тебя.

В назначенный час я стою на тротуаре, и мне кажется, что это не я, а какой-то совсем другой человек ждёт здесь тебя, как старого друга. Бросаю взгляд в карманное зеркальце — женщину не спрашивают о возрасте, но она не может не думать о нём в свой день рождения. Я думаю лишь о том, соответствует ли мой внешний вид тому месту, куда мы пойдём. Я даже не думаю о причинах это приглашения, только о своём платье. Мы все, работницы дома Ив Сен-Лоран, приучены придавать слишком большое значение этим деталям.

— Лиза!

Я слышу твой оклик и оборачиваюсь. Ты стоишь возле открытой дверцы машины и машешь мне рукой. На тебе всё тот же серый костюм, но без галстука — маленькая деталь, говорящая о том, что ты уже не на работе. Удивительно, что ты нашёл время увидеться со мной!