Мэдисон подошёл и встал рядом, но увидев, что тот никак не прореагировал, встревоженно тронул его за плечо.

— А-а, это ты… я не слышал, как ты вошёл… Задремал… — Пьер снял с лица солнцезащитные очки и Мэдисон нахмурился.

— Ты плохо выглядишь. Как себя чувствуешь?

— На свой возраст… День был тяжёлый. Сначала звонили из музея по поводу выставки работ Ива, потом из газеты… хотели взять интервью… насчёт всё той же книги. Я сказался больным, и пусть понимают это как хотят. В заключение всего мне звонил Лагерфельд. Я так и не понял, что он хотел… угрожать мне или шантажировать.

— Карл Лагерфельд?

— Если ты знаешь другого Лагерфельда, мне будет интересно с ним познакомиться… Его тоже интересует книга. Не понимаю, чего они все от меня хотят? Не я же её пишу… — он помолчал. — Удивился, что меня не волнует её содержание.

Мэдисон присел рядом на скамью. Он не знал, с чего начать разговор, и нервничал ещё больше от того, что был уверен, что Пьер прекрасно это почувствует.

— Я не ожидал тебя снова увидеть так рано…

— Да, кстати, я ведь хотел поделиться с тобой новостями! — Мэдисон уцепился за эту фразу. — По поводу той журналистки. Знаю, знаю! Ты меня об этом не просил, но мне самому хотелось в этом разобраться…

— Ну и как? Узнал что-то интересное? — голос Пьера между тем оставался совершенно равнодушным.

— Про неё — нет. Обычная, ничем не примечательная, я бы сказал скучная биография. Родилась в Пуатье, в семье адвокатов. Есть младшая сестра, с которой она не поддерживает отношения. Школа, лицей, университет… В юные годы увлекалась поэзией, и её стихи однажды даже вошли в какой-то сборник молодёжного творчества… Рано вышла замуж за молодого художника Поля Шефтеля и переехала в Париж. И вот, кстати, по поводу её мужа есть кое-что… Пьер? — он дотронулся до его руки. — Ты не спишь?

— Нет, не сплю. Просто слушаю с закрытыми глазами.

— Тебе его фамилия ни о чем не говорит? Шефтель.

— Мэдисон, я общаюсь с огромным количеством людей и если бы каждого запоминал по фамилии…

— Работы Поля Шефтеля два года назад принимали участие в выставке неореалистов центра Помпиду. Ты должен помнить, потому что был в жюри конкурса. А этот парень, Поль, был в числе фаворитов.

— Почему это должно быть интересно? Мало ли на свете… неизвестных художников?

— Если ты помнишь, победитель получал право выставить свои работы в нескольких крупных галереях Европы, а так же спонсорскую поддержку арт-дилеров. Так вот, этот Шефтель заявлял свои работы к участию уже в третий раз, а как ты знаешь, победил тогда Даниэль. Помнишь, мы ужинали в тот вечер в «Риц»? Тебе он понравился…

— Ты можешь сказать прямо, к чему ты клонишь?

— С того самого дня Поль Шефтель бросил карьеру художника! — возбуждённо воскликнул Мэдисон. — Он больше ничего не рисует. Сейчас работает веб-дизайнером в каком-то интернет-магазине одежды.

Он ждал, что Пьер что-то ответит, но тот молчал. Мэдисон хотел было снова его окликнуть, но мужчина внезапно встал, тяжело опираясь на трость и повернулся к нему.

— Мэдисон… знаешь… Карл настаивал на том, чтобы я применил свое влияние, чтобы книгу не пускали к печати. Я отказался, как ты знаешь. Но вот что интересно… в этой книге есть подробности о нашей частной жизни… моей и Ива… подробности, которые знали только самые близкие люди, друзья. Понимаешь, о чем я?

Мэдисон кивнул.

— Есть сплетни, и меня они не очень волнуют… я знаю, кто и что мог наговорить обо мне… но мне не дает покоя, что каким-то образом к этой даме попала информация, которой обладали только близкие люди… я бы даже сказал, всего несколько человек. Какой вывод я могу сделать? Что среди них есть некто, кто вовсе не является мне другом… неприятное чувство, знаешь…

Мэдисон посмотрел на него. Он уже знал этот взгляд — отчаянный, полный боли и мольбы.

— Ради Бога… Пьер… ты ведь не думаешь, что это я?

— Она ведь звонила тебе, правда? Ты сам намекал…

— Я бы никогда так не поступил. Честно говоря, я поверить не могу, что ты можешь меня в таком подозревать… Я бы никогда в жизни не стал говорить что-то, что могло бы причинить вред тебе или Иву.

— Знаешь, я никогда до конца тебя не понимал. Ты был так добр ко мне… и к нему… и в общем-то ни один из нас такого отношения к себе не заслуживал…

— Пьер…

— Я знаю, что ты с ней встречался. Спросишь, откуда? От Карла. Она звонила ему… ещё в самом начале… уговаривала дать интервью, но он, по своему обыкновению, послал её к черту. Тогда она сказала, что удивлена, ведь даже Мэдисон Кокс согласился поговорить с ней… — с каждой фразой голос Пьера крепчал и к концу был близок к тому громовому раскату, который охватывал его, когда тот был на грани потери самообладания.

— Да, я встречался с ней, это правда! Но выводы, которые ты из этого делаешь…

— Ты думаешь, я бы стал тебе запрещать? Если тебе так хотелось высказаться? Но ты должен был сказать мне! Честно! Открыто! Черт бы вас побрал, американцев! Почему вы всегда ведёте какую-то двойную игру?

— Ты ведь даже не знаешь, о чём мы говорили! — попытался прервать его тот, но заранее знал, что это бесполезно. Когда Пьер входил в раж, он совершенно переставал слышать собеседника, и пытаться что-то доказать ему в этот момент было делом абсолютно бесполезным. Он уже видел, как это бывает. Черта характера, которая отравляла жизнь окружающим и прежде всего самому Пьеру.

— Ты всегда молчал. Ты молчал даже тогда, когда я ждал, что ты что-то скажешь! Теперь я думаю, неужели Ив был прав? Тебя устраивало все это… устраивало, пока ты шёл к своей цели… пока я был тебе нужен…

— Перестань, ради Бога! Ты ведь знаешь, что это не так! Что это никогда так не было! — Мэдисон тоже перешёл на крик. — Если бы мне было всё равно, думаешь, я бы таскался сюда до сих пор? Когда Филипп позвонил мне и сказал, что у тебя проблемы…

— У меня нет никаких проблем! — резко ответил тот. — Вы моя вечная проблема и головная боль! — он ткнул тростью в сторону. — Уходи. Не хочу тебя видеть.

Мэдисон покачал головой, потом махнул рукой и быстрым шагом направился к выходу из сада.

Париж 1978 год

День, когда появился Мэдисон, был одним из тех чёрных дней, когда ты, придя в себя после очередного запоя, метал молнии ярости во всех, кто попадался тебе под руку. До срока сдачи новой коллекции оставались считанные недели, но ничего ещё не было сделано. В ателье царил хаос.

«По шкале от одного до десяти, насколько всё плохо с Ивом? — поинтересовался у меня по телефону Кристофер Раймон, на тот момент директор филиала Парсоновской школы дизайна в Париже. Мы были большими друзьями, и я ничего от него не скрывал. Я вообще устал отрицать очевидное и уверять, что с тобой всё в порядке.

— Восемь с половиной. Кажется, нас может спасти только чудо… — признался я

— Чудо? — Кристофер засмеялся. — Ну, тут я, пожалуй, смогу тебе помочь. — Есть у меня одно чудо… студент-дизайнер из Калифорнии. Блестящий талант и организаторские способности.

— Американец? — я поморщился. — А кого-нибудь ещё нет? И как он может помочь Иву?

— При чём здесь Ив? Боже мой, Пьер, не всё в этом мире вращается вокруг него! Я надеялся, что ты поможешь этому парню с работой. Введи в наш круг, познакомь с нужными людьми. У тебя хорошо получается продвигать молодые таланты. Мэдисон этого стоит, уж поверь. Заодно отвлечёшься.

Он был прав. Весь мой мир, мои мысли, мои действия — всё вращалось вокруг тебя. В этом было что-то нездоровое. И я согласился.

Мы условились встретиться на обеде, который Кристофер ежегодно устраивал для своих друзей и куда ты совсем не хотел идти. Тебе уже не нравились дневные мероприятия, на которых нужно было вести себя прилично.

— Знаешь, нам не обязательно ходить туда вместе… — заявил мне ты. — Все и так знают, что мы „в разводе“. Я могу приехать позже…

— Позже? Чтобы я сходил с ума от того, что ты можешь заявиться туда пьяным и…

— Что? Опозорить тебя? Я могу вообще никуда не ходить!