— Ты даже не знаешь, как много он работает… Больше и тяжелее меня! Но его труд нельзя так просто оценить и измерить. Ив — гений! — я не выдерживаю.
— Ты балуешь его, как ребёнка. Не удивляйся потом, если в какой-то момент всё это утратит для него ценность. Он настолько дистанцирован от жизни, что скоро начнет бояться её!
— Я всего лишь выполняю его просьбы по мере возможности. Я ничего ему не навязываю!
— Ты хочешь избавить его от страданий, я понимаю (с усмешкой). Но Ив умеет уколоться иголкой в стоге сена. И не переносит скуки.
— Ты никак не хочешь понять… Ив не такой, как другие. Ты не представляешь… какая это ответственность — поддерживать статус первого кутюрье в мире…
Я знал, как уколоть побольнее. Соперничество заклятых друзей? О, пока Ив жив, он всегда будет выходить из него победителем. И Карл это знает. Он молча берёт несколько бутылок и мы возвращаемся в гостиную. Я ловлю твой взгляд — он тревожен и подозрителен. Ты не любишь, когда мы с Карлом остаёмся наедине дольше нескольких минут. Почему? Ревнуешь? Или как будто чувствуешь, что говорим о тебе? О чём ещё мы можем говорить? Ты — главная тема всех моих разговоров.
К моему неудовольствию разговор вновь возвращается к опроснику Пруста.
— У меня идея! — эту фразу могла произнести в твоем присутствии только Лулу. — Что если нам поменяться местами и каждый заполнит анкету и ответит на вопросы за другого! Будет интересно, как хорошо мы знаем друг друга.
— Тогда мы с Ивом не участвуем, — возражаю я. — Это будет нечестно, потому что мы знаем друг друга лучше всех.
— Нет-нет, почему же… давай! — в твоих глазах мелькает азарт. — Ты упрямо отказываешься отвечать на вопросы, тогда я это сделаю за тебя… напишем всё на бумаге, а потом…
— Сожжём, — заключает Фернандо. — Размешаем пепел в шампанском, загадаем желание… кстати, баранина и шампанское… чья безумная идея? Твоя, Ив?
— Кому-то сегодня ночью не поздоровится…
Каждый раз на наших вечеринках наступает такой магический момент, когда всё будто начинает происходить само собой. Откуда-то берётся бумага и ручки, приглушается свет, Бетти и Франсуа разжигают курительные смеси. Марроканское таинство начинается.
Кто-то включает Битлз… «Lucy in the Sky with Diamonds» или сокращённой аббревиатурой LSD, как её называют между собой. Ты быстро и сосредоточенно пишешь, склонив платиновую голову, подложив под листок бумаги толстый журнал, на обложке которого красуется твоё изображение. Случайность? Нет, просто ты уже стал своим собственным образом жизни.
Все меняются ролями и следуют твоему примеру, начав писать. Ещё минута и каждый полностью погружается в процесс размышления, наша близость обретает новую форму. Мелодия, будто змея, струится по полу, шелестит одеждой и дымится в воздухе вместе с кальяном. Я сам словно зависаю в пространстве, и мне кажется — время остановилось на долю секунды в этой точке, мне хочется удержать мгновение ещё немного, ещё чуть-чуть, я тяну его тончайшую ниточку, пытаясь вернуться, но она рвётся в моих руках и всё уплывает. Опустив глаза, смотрю на пустой лист. Ничего не написал. А ведь мы сто раз обсуждали твои ответы…
Каждый из присутствующих знает анкету наизусть. Точно так же как-то, что Пруст не составлял и не придумывал никаких опросников, эта традиция существовала и до него. Но именно его ответы показались самыми оригинальными. Мне кажется, тебе хочется того же. Чтобы твои ответы были… оригинальными. Ты ненавидишь банальность и борешься с ней каждый день. Возможно, в этой погоне ты готов даже утратить свои истинные стремления…
Беру ручку и пишу.
Что вы больше всего цените в Ваших друзьях? — То, что они любят меня.
Время от времени мы поднимаем головы и наши взгляды встречаются. Твой уже затуманен шампанским и марихуаной. Воздух вокруг тяжелеет и сгущается.
Какова Ваша мечта о счастье? — Чтобы оно длилось вечно.
Трубка мира передаётся по кругу. Сейчас мне хочется, чтобы этот день длился вечно. Ты улыбаешься, и твоя улыбка плывёт ко мне по воздуху, я хватаю её губами, целую и заглатываю в себя.
Чего вы боитесь больше всего? — Одиночества.
Когда я открыл глаза и глянул на часы, то обнаружил, что прошло уже больше часа. Свет приглушён, и половина нашей компании спит прямо тут, посреди гостиной. В воздухе всё ещё висит душный аромат травки. Тебя нигде не видно.
Обычно тебя вырубает одним из первых, а я никогда не накуриваюсь до такого состояния, чтобы заснуть сидя. Сегодня какой-то особенный день. Рядом валяется листок бумаги — раскрываю и вижу твой почерк. Твои ответы. С улыбкой пробегаю глазами — пожалуй, я соглашусь со всем наполовину. Ты приписываешь мне свои вкусы, любовь моя, но я не возражаю. Машинально складываю и сую лист бумаги в карман, поднимаюсь на ноги и аккуратно переступив через лежащего на ковре Франсуа, иду к выходу. Нужно найти тебя и это удается мне очень быстро. Ты сидишь на улице, на ступеньках и куришь. Я с трудом различаю в кромешной темноте твой силуэт. Потрясающее чувство: я никогда ещё так долго не спускался по лестнице… это настоящий интеллектуальный процесс. Мне кажется, для того чтобы спустить ногу ниже, нужно упасть… провалиться в пропасть… что я и делаю.
— Ничего себе ты обкурился… — эта фраза должна звучать, как издёвка и шутка, но ты произносишь её с таким неестественно серьёзным и задумчивым видом, что это потрясает меня до глубины души.
— Это не так… — я не могу спуститься к тебе, хотя мне очень хочется. Нас разделяет всего пара ступеней, но они непреодолимы. Я сажусь там, где стоял. Странно, что ты достаточно вменяем.
Мы молча сидим, слушая сухой ветер. Ночи в Марокко не такие тёплые в это время именно из-за ветра. Те, кто бывал в пустыне, знают, что там на самом деле не жарко.
Усилием воли я заставляю себя спуститься, а точнее, сползти и сесть рядом, положив голову тебе на плечо. Одно из самых важных для меня проявлений нашей любви — это то, что мы можем спокойно молчать рядом друг с другом.
Ваше состояние духа в настоящий момент?
— Знаешь… есть что-то страшное в том, чтобы быть таким счастливым… — тихо произнес ты.
Когда же наши отношения впервые дали серьёзную трещину? Я не знаю. Но я точно знаю, что за всё в этой жизни приходится расплачиваться рано или поздно. Я помню, что ещё в тот год, на Пасху 70-го, мы были счастливы и любили друг друга. Марокко был нашим раем, где мы провели счастливейшие часы нашей жизни, не предполагая, что скоро ему предстоит стать и адом. Наша жизнь была прекрасна, наш бизнес процветал, мы могли позволить окружить себя лучшими людьми и лучшими вещами. Но мы никогда не прозябали без дела. Мы оба работали и только нам известно, каким был этот труд — оставаться на вершине. Тебе было тяжелее справляться с этим грузом ответственности. Я пытался переложить на свои плечи столько, сколько мог, но я не мог избавить тебя от мук творчества. От чувства внутреннего одиночества, которое испытывает, наверное, каждый гений. Это та самая плата за талант. Я делал лишь малое — старался оградить тебя от каждодневных забот и проблем, окружить всем необходимым, чтобы ты мог творить, но тебе нужны были трудности. Тот факт, что ты не мог справляться с ними, ничего не менял. Мы стали часто ссориться на почве этих поисков неприятностей. Чем крепче становился твой успех, тем слабее становилась твоя психика. Я ничего не мог с этим поделать. Ты обвинял меня в том, что я душу тебя своей заботой, я отстранялся и ты вновь был недоволен, на этот раз упрекая меня в том, что я оставляю тебя одного в ужасные минуты.
«Тебя никогда нет рядом, когда ты так нужен мне! — кричал ты в телефонную трубку. — Я здесь с ума схожу в окружении этих статуй! Я словно в склепе! Ты запер меня в этом гроте и ушёл наслаждаться жизнью?»
Тогда я спешил к тебе, но мы уже не могли быть счастливы дольше нескольких дней. Я помнил наши первые месяцы, когда нам всё время было мало друг друга во всём, и чувствовал эту горечь утраты. Тебе и со мной теперь становилось скучно. Ты даже ревновал больше от скуки, чем из истинного страха. Ты прекрасно знал, что я люблю тебя, хотя и постоянно подвергал это сомнениям. Быть счастливым в любви — и это тоже казалось тебе скучным. Ты словно разочаровался в ней из-за этого… Или может быть я дался тебе слишком легко? Нам ничего не пришлось преодолевать, чтобы быть вместе. Мы просто шагнули друг к другу навстречу, чтобы соединиться, как будто так и должно было быть. И тогда начались ссоры, подчас высосанные из пальца. Придуманные, как написанные по сценарию. Я соглашался на это театральное действо ради тебя. Мне никогда не нравилось выставлять напоказ нашу личную жизнь, ведь я знал, какой ты на самом деле там, за закрытыми дверями, но подыгрывал тебе во всём. Ты хотел нежности, и я был нежным. Хотел грубости, я и это тебе давал. А я просто хотел тебя. Со всем этим сумасшедшим калейдоскопом желаний. Я знаю, что некоторым из наших знакомых эти страсти казались оплотом истинной любви, но не мне. Фальшивые скандалы и любовь превращают в фальшивку. Я сильно от них уставал. Временами ты тоже.
