Марокко, Дэр-Эль Ханш, 1970 год
— А кстати, почему Пьер никогда не отвечает на опросник Пруста?
— Спрашивайте его о чём угодно, только не заставляйте говорить о себе… — ты сидишь на диване, по-турецки сложив ноги и поглаживая лежащую рядом на подушках чи-хуа-хуа Хейзел.
Я демонстративно отворачиваюсь, делая вид, что тебя не слышу.
— Боже… вы что, опять поссорились? — томно протягивает Франсуа, и его слова вызывают тихие пересмешки в нашей компании.
— Пьер со мной не разговаривает, — тебе явно весело об этом говорить. — Он грозился это сделать, если меня еще раз оштрафуют за превышение скорости…
— В нетрезвом виде! — не выдержав, громко добавляю я, как бы для всех присутствующих.
Бетти хохочет, и я не сомневаюсь, что надо мной. Здесь все прекрасно знают, чем это закончится. Мы бы никогда не позвали гостей (хотя эти люди давно уже стали частью семьи), если бы разругались по-настоящему. А у нас так бывает? На прошлой неделе мы поссорились из-за какой-то ерунды и держали оборону два дня, хотя в конце концов выяснилось, что оба успели забыть, в чём причина конфликта, уже к вечеру первого дня. Было ужасно смешно. Мы конфликтуем всё время, потому что оба эмоциональны и вспыльчивы и ничего не замалчиваем, но оба страдаем забывчивостью на обиды, которую называем любовью.
— Сегодня Пасха, светлый праздник. Да примирятся все враждующие! — громко восклицает Фернандо Санчес и поднимает бокал с шампанским.
— По-моему, это даже хорошо… потому что обычно вы двое разговариваете только друг с другом! — Карл не мог упустить повода для циничной шутки. — Вы не представляете, как это достаёт!
— Вы зачем вообще его приглашаете? — Бетти закатывает глаза. — Он только и делает, что говорит гадости…
— Мы не приглашаем! Он сам приходит…
— Ага… выискивает… высматривает… — показывает Карлу язык. — Карл, ты вредный человек!
— Я не вредный! Я просто не полезный… Кстати говоря, у меня есть тост! — он посмотрел в нашу сторону. — Эй, вы, максимально сладкая парочка! Ив, я всерьёз хочу выпить в твою честь… Твой последний парфюм с ароматом скандала… Простите… сандала… выше всяких похвал!
— Серьёзно? Тебе понравился?
— Очень.
— Ну, слава Богу! А я-то боялся, что не получу твоего одобрения… — все засмеялись. — У меня прямо камень с души свалился!
— Эй, он что, вообще никогда в себе не сомневается? — с притворным возмущением тот обращается ко всей компании.
— Сомневаюсь, но не в себе. Я бывает, задумываюсь… Что выбрать… сатин или хлопок? Бархат или велюр для подкладки?
Ты засмеялся, запрокинув голову. А Карл повернулся ко мне:
— Пьер, во сколько он тебе примерно в месяц обходится?
— В зависимости от сезона!
— Сейчас инфляция!
— Ив бесценен! — восклицает Бетти.
— Знали бы коммунисты, где праздно догнивают останки французской буржуазии… — вздохнул Карл.
— А правда, Ив, если к власти придут коммунисты, что ты будешь делать? Сбежишь? В Америку? — встрял в разговор Фернандо.
— Вот это, например, сколько стоит? — Карл взял в руки одну из статуэток с тумбочки.
— Не знаю, она тут уже стояла, когда мы въехали… Нет, останусь в Марокко! Здесь я нашёл вдохновение, придумал свои лучшие идеи… Если бы не работа, я бы даже и не подумал возвращаться в Париж.
— Вы тратите время и деньги понапрасну, ребята. Скоро всё это никому не будет нужно, спрос на одежду от-кутюр уже стремительно падает… Ив, я бы на твоем месте сосредоточился на прет-а-порте. Вот где золотая жила.
— Карл, знаешь, чем тебе надо было заняться? Шить форму для солдат! Французская армия бы век тебя не забыла… А мне позволь делать вид, что я занимаюсь искусством…
— Только не надо о моде, бога ради! В такой прекрасный вечер хуже могут быть только разговоры о политике! — воскликнула Бетти.
— Ни слова о моде! Ненавижу её…
Очень кстати Клара Сент вспоминает, что через три месяца у нас с тобой годовщина — десять лет совместной жизни. При этих словах ты картинно закатываешь глаза и съезжаешь по дивану, в притворном ужасе причитая:
— Десять лет моего рабства! — хотя на самом деле всё наоборот.
Все притихают на мгновение, потому что среди них нет человека, который мог бы похвастаться столь продолжительными отношениями с кем бы то ни было. Про нашу компанию говорят, что в ней все начинают распадаться на парочки, а всё из-за того, что мы создаём удивительную атмосферу перманентной влюблённости вокруг друг друга. И хотя от тебя редко можно дождаться ласкового слова в присутствии третьих лиц, скорее саркастической шутки в мой адрес, но ни у кого не возникает сомнений — ты умеешь ласкать взглядом, жестом, в который вкладываешь столько чувств, которые невозможно выразить словами.
— Вы можете находиться в разных комнатах, или сидеть на разных концах стола, — говорит Лулу, — но между вами стоит стена такого сексуального напряжения, что всякий, кто будет пытаться пробиться к другому, выбьет себе чёртовы мозги.
— Планируете что-то грандиозное на годовщину? — интересуется Фернандо. — Серьезная дата.
— Да, я устраиваю траурную оргию по этому поводу, приходите кто хочет, — заявляешь ты. — И не беспокойтесь, Пьера я не пригласил.
— Я так и знал, что у вас есть какой-то секрет постоянства… — ухмыляется Франсуа. — Вы устраиваете раздельные оргии.
— Я считаю, очень важно отмечать такие даты порознь, чтобы они оставляли приятное воспоминание… — ты подмигиваешь мне.
Удивительно, как в этом маленьком доме вмещается столько народу, но как говорит Мустафа «он нескончаемый». Каждый сидит, где попало — ты и Бетти расположились на белом диване, Франсуа примостился на подлокотник возле жены — тонкая ирония возвышенности, всем известно, что глава семьи Бетти, а не он. Фернандо валяется на ковре возле каминной доски — он не признаёт никаких «официальных» сидений. Таде и Лулу на кухне — готовят мясо. Через семь лет они поженятся и это разобьёт сердце Кларе: пока ещё она его невеста.
— Да, ты научишь тонкостям отношений… Первые годы нашей жизни ты даже в туалет не ходил без меня… — не выдержал я и улыбнулся. — И хватит пить шампанское, потом будешь жаловаться, что болит голова!
— Как? Ты со мной разговариваешь, мой маленький! — ахнул ты и получил в голову маленькой шёлковой подушечкой.
Комната наполнилась запахом кардамона и жареного мяса, и на пороге возник Таде с огромным подносом, на которым лежали крупные, исходящие паром куски.
— Это точно баранина? — с подозрением сказала Бетти. — Судя по объёму, вы завалили слона.
Как бы там ни было, но поднос «расходится» в считанные секунды. Ты как всегда хватаешь самый большой кусок, который будешь «мусолить» весь вечер, и Бетти с возмущением заявляет, что вы сравнялись в обхвате талии. На самом деле, у тебя просто нет времени есть, ты всё время болтаешь. Удивительно, как увековечен твой образ «молчаливого и застенчивого юноши» в прессе, видели бы они тебя в семейном кругу — ты центр вселенной, но никто никогда не возражает.
Все едят мясо прямо так, руками, используя салфетки вместо тарелок, кроме тебя. Держать такой кусок плоти в руках неудобно и смешно одновременно, но ты сам поставил себя в такое положение. Как всегда.
Я выхожу из комнаты, чтобы принести ещё шампанского. На вечер мы отпустили всех слуг. Меня догоняет Карл, предлагая свою помощь. На самом деле я знаю, что он хочет поговорить. О тебе, естественно. И меня это совсем не устраивает…
Мы смотрим друг на друга, улыбаемся и как будто говорим:
«Я тебе не нравлюсь… но и я тоже по тебе с ума не схожу…»
— Пьер… Ты выстроил для него волшебный замок из грёз. Но ты не сможешь защитить его от всего.
Я молчу и достаю из холодильника бутылки шампанского — одну за другой — и ставлю на стол. Карл продолжает говорить, стоя за моей спиной.
— Я его знаю… и тебя знаю. Ты — здравомыслящий человек. Ты же понимаешь, что всё это скоро закончится? Времена меняются. Mutatis mutandis. А он живёт будто на облаке… Эта райская птица из твоего сада не выживет и дня на воле. Я предупреждал, что ты избалуешь его, и вот, пожалуйста! Ты удовлетворяешь все его прихоти! Он хочет шить платья для фей…
