— Ах, месье Пьер, какое счастье, что вы пришли! Слава Богу!

— Что случилось?

Габриэль нахмурилась.

— Только умоляю вас, не говорите месье Иву! Это все мадам Виктория… произошла ужасная сцена! Даже не знаю, как вам и сказать…

— Ну говорите же, ну! — я начал нервничать.

— Она была не в настроении… Лизетт помогала ей уложить волосы и прикрепить шляпу и случайно уколола булавкой… И… та так взбесилась и ударила её… наверное, не специально… но на руке был браслет часов, и она поцарапала им щёку… и это было при всех…

Радужное настроение моментально улетучилось, уступив место огненному потоку ярости.

— Почему вы не сказали Иву? Черт… он должен знать!

— Пьер, не стоит этого делать. Вы же знаете, как господин Ив относится к Виктории! Он однозначно будет на её стороне… а она может уволить Лизетт!

— Где девушка? Я хочу её видеть!

…отвела меня в мастерскую и я увидел маленькую, хрупкую брюнетку, всхлипывающую в углу. Увидев меня, она испуганно вскочила и отступила… как будто боялась, что ей снова пришли причинить вред.

— Покажите мне своё лицо, мадмуазель, — тихо обратился я к ней.

Нехотя, медленно, но она всё-таки развернулась ко мне. Мне понадобилось всё самообладание, чтобы не вздрогнуть. Левый глаз девушки отёк и на скуле, ближе к веку, была ярко-красная царапина.

— Езжайте домой.

— О, пожалуйста… не надо! — она внезапно молитвенно сложила руки и я понял, что она решила, будто я её увольняю.

— Вам нельзя в таком виде здесь оставаться… — как можно мягче сказал я и, осторожно взяв её за локоть, повёл к выходу. — Вы свободны до понедельника, мадмуазель.

Уже у самой двери она осмелилась ещё раз взглянуть на меня, и я увидел в её глазах слезы благодарности.

— Где Виктория? — резко спросил я.

— Она у себя… просила её не беспокоить…

— У себя? У неё, значит, здесь уже есть и своё помещение? Кабинет директрисы?

С силой стукнув один раз в закрытую дверь и услышав недовольное «занято!», я с силой рванул ручку и влетел в комнату, в обычное время служившую примерочной. Виктория сидела возле трюмо, держа в руках бокал с шампанским. Увидев меня, она тут же придала лицу обычное, устало-томное выражение.

— Ох, Пьер! Ну что за манера влетать в помещение, словно хочешь устроить тут обыск!

— Я запрещаю тебе подобные выходки в отношении любого из сотрудников нашего дома! Включая уборщицу! — рявкнул я. — Ты меня поняла?

— Запрещаешь? — она манерно упёрла одну руку в бок, принимая надменную позу. — Ты не можешь ничего мне тут запрещать… салоны находятся в моем ведении! И я сама буду решать, как мне вести себя с подчинёнными! И не смей на меня орать!

Мы невзлюбили друг друга с первого взгляда. И оба знали это друг о друге. Виктория — любимица Кристиана Диора и твоя милая подружка… лучшая подружка! По мне, так она была просто смазливая стерва и достаточно мозолила мне глаза своим присутствием.

Она испугалась. В этих оленьих глазах, густо подведённых чёрной подводкой, заплескался страх, когда я резко подошёл к ней, выхватил из рук бокал и швырнул его об стену. Брызги шампанского и звон битого стекла заставили её вздрогнуть и отступить к стене. Каблук хрустнул на осколках.

В какой-то момент, клянусь, я был готов ударить её. И мне этого очень хотелось.

— Ты работаешь не только на Ива, но и не меня. И я найду способ… клянусь… не выводи меня из терпения! И не пытайся тут устанавливать свои порядки, ясно?

— Попробуй… что ты мне сделаешь…? — это был не вопрос. Виктория стояла, прижавшись к стене, подняв на меня глаза, в которых помимо страха было что-то ещё… Что-то ещё…

Я отступил. Голова звенела от напряжения. Мне хотелось сделать что-то физическое… Что-то, что заставило бы ее прогнуться, упасть…

Внезапно я понял, что могу сейчас сделать нечто ужасное. О чём, вероятно, буду жалеть… я отошёл к двери, намереваясь уйти.

— Пьер! — она окликнула меня. — Кажется, я завидую Иву… Хотела бы я, чтобы Роже хотя бы наполовину был таким… как ты.

Тогда я услышал эту фразу в первый раз и не предполагал, что пройдёт десять лет и я услышу её снова. Но совсем уже в другом качестве…

Я так нервничал после этой сцены, что должен был выйти — не просто из помещения, а вообще из здания. Обогнув дом, я встал на перекрёстке и закурил.

— Спасибо… — тихий голос заставил меня обернуться. Я увидел молодую девушку, ту самую швею. Она робко стояла в нескольких метрах от меня, левая часть её щеки была прикрыта шёлковым платком.

Мысль о том, что она могла каким-то немыслимым образом видеть произошедшую между мной и Викторией сцену, заставила меня нервничать, поэтому я просто кивнул и отвернулся. Когда же повернулся снова, её уже не было. А в воздухе больше не пахло цветами и медом.

Париж, наши дни.

Одетт сидела за письменным столом и покусывала конец шариковой ручки. Перед ней был блокнот с записями — книжечка, которую она носила с собой на интервью. Обычно женщина предпочитала использовать в беседах микрофон, но Виктория Дутрелло просила её этого не делать. Виктория практически не давала интервью, сказывался преклонный возраст, но когда Одетт позвонила ей и рассказала о том, что пишет книгу, та неожиданно согласилась на встречу.

«Она скажет, что было на самом деле… теперь уже эта история не может никого возмутить…» — думала журналистка, отправляясь на встречу, которую мадам Дутрелло назначила в маленьком, незаметном на первый взгляд кафе на Елисейских полях. Это было до гениальности просто — в столь многолюдном месте никто не обращал внимания на притаившуюся в переулке крохотную кондитерскую с видом Эйфелеву башню и всего тремя столиками. Виктория выглядела так, как когда-то, когда царствовала в пятидесятые — чёрное атласное платье, белая накидка и короткое тёмное каре, и — невероятно, но в свои восемьдесят она поражала красотой, так же, как и в двадцать пять.

Их встреча длилась пятнадцать минут — ровно столько Виктория пила кофе.

Одетт поняла, что не знает, с какой стороны подойти к теме, она догадывалась, что женщину уже неоднократно одолевали с такими же вопросами любопытствующие биографы.

— Я согласилась встретиться с вами, потому что вы сказали, что мы не будем говорить об Иве и моде.

— Есть что-то, что вы хотели бы рассказать, мадам Дутрелло? — мягко спросила Одетт.

— Вы думаете, я ненавижу Пьера Берже? — она улыбнулась и закурила. И сигарета в её старческой, испещрённой морщинами руке смотрелась не менее эффектно. — Нет. У меня нет злых чувств к нему, и никогда не было. Просто кто-то из нас двоих должен был уйти. Рядом с Ивом могло быть только одно вакантное место на любовь.

— И вы решили уступить своё? — решила она пойти на конфронтацию.

— Поверьте, перед напором Пьера невозможно было устоять. Я должна была исчезнуть со сцены, потому что между нами двумя существовало нечто, чего существовать было не должно. Мы оба искренне любили Ива. И не хотели причинять ему боль.

— Вы видели эпизод между вами, показанный в фильме Леспера? — она напоминала ей про сцену, где по сюжету Пьер провоцирует Викторию на близость с ним и рассказывает об этом Иву, после чего тот выгоняет её из команды.

— Да.

— И что вы думаете?

— Всё было не так.

Одетт и не ждала интимных откровений. Для женщины возраста Виктории все эти призраки прошлого уже не кажутся пугающими.

Неужели между ней и Пьером могли быть какие-то чувства? Не любовь, конечно, о нет…

Одетт перелистывала сохранённые фотографии того периода на планшете. 61 год, особняк на улице Спонтини. Вот вся компания пьёт шампанское и перекусывает в кабинете у Ива. Взгляд Виктории из-под бокала направлен на Пьера, на губах того играет сдержанная полуулыбка, глаза опущены. Ив рассеянно смотрит куда-то в сторону. Она Женщина. Чёрная богиня. Женщина смотрит на мужчину. Мужчину, который… увёл у неё мужчину. Что произошло между ними троими? Дороги разошлись. Но ни одна из сторон не предъявила обвинений.