— Давай потом поедем в Гренобль на праздники… покатаемся на лыжах… — предложила она, решив сменить тему. — Мы давно никуда не выбирались за пределы Парижа.
— Может быть… может быть… — пробормотал он. — Если тебе не придёт повестка в суд.
— А знаешь, раз уж ты об этом заговорил… вот что я скажу! — не выдержала она.- Не подаст он на меня в суд! Потому что знает, что проиграет. Но может быть, он захочет со мной встретиться…
— Ты написала книгу, где обличаешь человека, с которым ни разу в жизни не встречалась. Что если, вы встретитесь, и он тебе понравится? — иронично заметил Поль.
— Я не сомневаюсь, что Пьер Берже обладает обаянием и умеет нравиться собеседникам, когда это нужно. Но ты помнишь, что ответил мне его секретарь на просьбу об… аудиенции. Так они это назвали? — Одетт вновь разволновалась и развернулась на стуле. — Что у господина Берже нет времени на сплетни! Кстати, вполне возможно, что его молчание связано с отсутствием в Париже. Последние несколько лет он почти по полгода живет в Марокко!
Она хотела добавить: ‚в Доме, где разбиваются сердца‘, но не стала. Марокко. Эта ‚восточная‘ часть их биографии всегда будоражила её больше всего.
“Там они были настоящими. Там, теряясь в красных песках пустыни, гуляя между фруктовых деревьев, блуждая по многолюдным закоулкам базаров, кроется истина. Самые светлые страницы биографии Ив Сен-Лорана.”
Она закрывала глаза и видела высокую стройную фигуру в белом хитоне. Ткань свободно полуприлегает к телу, освобождая силуэт. Копна густых светлых волос, завитками спускающаяся на шею, очки, прячущие легкий прищур. Вот он, молодой и счастливый, стоит, прислонившись к каменной стене дома, держа в руках персик. Одетт сама придумала этот ‚несуществующий‘ чёрно-белый снимок и могла воссоздать его в мельчайших деталях. В её книге было мало упоминаний об их жизни с Пьером в Марокко, где они впервые купили дом в 1967 году. Это был счастливый период, и ей не хотелось его омрачать своими расследованиями.
— Мы должны однажды там побывать…
Поль молчал, и Одетт не стала продолжать разговор. Ей бы хотелось, чтобы муж почувствовал и понял то же, что и она: за свою жизнь, взгляды и призвание надо бороться. Но борьба должна идти по-крупному. И если он решил сдаться так просто, то она возьмёт эту борьбу на себя.
Декабрь, 1961 года, Париж
Мы всё-таки арендовали “дом без крыши” на Спонтини. Это была бывшая мастерская художника Форена, прославившегося в XIX веке карикатурами на парижскую жизнь. В погребе ты обнаруживаешь его рисунок “Богема” и видишь в этом знак судьбы.
Откровенно говоря, ты не в лучшей форме. Чем ближе день ‚икс‘, тем сильнее тебя одолевают сомнения. Ты твердишь, что никто не придёт.
Ах, какое это приключение! Мы набираем манекенщиц по объявлению — и к нам является весь цвет французской проституции. Все забывают о гоноре и отдаются работе. Мы всё делаем своими руками — таскаем мебель, чиним прогнившую проводку. Мне кажется, за те месяцы я освоил сразу несколько рабочих профессий, начиная от бухгалтера и заканчивая грузчиком.
Пьер Булла из Life целых семь недель снимает подготовку коллекции. Тогда он сказал, что может сравнить тебя лишь с Орсоном Уэллсом. Та же глубинная искренность в правде и лжи. Виктория — Чёрная Дева, твоя главная муза и пепел в моих глазах — она заполняет всё пространство твоих рисунков. Ты говоришь, то ли в шутку, то ли всерьёз, что если бы надумал жениться на женщине, то взял бы в жены Викторию.
Время стремительно, как и твой успех. 27 января 1962 года состоялся твой первый показ в качестве директора собственного дома моды. Нашего дома моды. Ив Сен-Лоран. Я знал, что буду помнить этот день всю жизнь, я даже был уверен, что этот день станет одним из главных в нашей жизни, какую бы не пришлось прожить. Я вижу восторг, удивление, счастье в твоих глазах. Твои эскизы, твои модели, — всё это ожило, ты словно расколдовал красоту, сняв заклятье с мещанской удручённости. Так много прессы, так много шёпота вокруг, слёз, и смеха, и шампанского.
Мы празднуем этот день с друзьями, а потом вновь остаёмся наедине и смотрим из окна твоего кабинета с балконом, как догорают утренние звезды. Мы оба устали, мы знаем, что это лишь первый шаг, что это начало истории.
— Я люблю тебя, Пьер.
Я вздрагиваю, услышав эти слова. О, кажется, ты уже должен был говорить их мне. Мы признавались друг другу в любви, мы безмолвно клялись в ней! Но именно сейчас эти твои слова заставили меня ощутить всю глубину твоего чувства. Ты сказал их просто, ясно и легко, ты словно впервые признался в этом самому себя. Они больше не кажутся тебе преступлением.
— Я тоже люблю тебя, Ив.
Я знаю, что через мгновение твои губы коснутся моих, чтобы запечатлеть это признание. Я уже принадлежу тебе. И мне не страшно и не странно. Мы были молоды и у нас была наша любовь. И это были лучшие подъёмные.
Комментарий к Часть 1 Вторая часть будет опубликована 1 августа, в честь дня рождения Ив Сен-Лорана, которому в этом году исполнился бы 81 год)
====== Часть 2 ======
Марокко, вилла Мажорель
«В возрасте 81 года скончалась Лизетт Гудрон — одна из ведущих работниц дома Ив Сен Лоран, проработавшая 30 лет с момента основания империи. Причина смерти — обширный инфаркт».
Пьер смотрел на небольшую заметку в газете, где был напечатан маленький некролог. Фотографию поместили чёрно-белую. На ней была изображена молодая женщина, удивительно похожая на Одри Хэпберн. Да… именной такой она ему и запомнилась. Забавно… он по-прежнему предпочитал узнавать новости из газет, хотя был интернет и многие вопросы он решал с его помощью… но было что-то особенное в этом утреннем ритуале, когда, спускаясь к завтраку, он брал с журнального стола свежие, пахнувшие свежей типографской краской газеты, которые оставлял там Али. Какой срок им ещё отпущен? Он надеялся, что не доживёт до того момента, когда жизнь лишит его этого удовольствия.
Берже посидел немного в задумчивости, закрыв глаза, потом достал телефон и набрал номер своего секретаря в Париже.
— Да… здравствуй, Филипп. Видел ли ты… читал новость про Лизетт Гудрон? Да. У меня к тебе будет… нет, не поручение… — он снова закрыл глаза. — Просьба. Личного характера. И я прошу тебя не афишировать её. Да… разыщи её родных. Ближайших родственников… я знаю, что у неё должен быть сын. И передай им чек… на 50 тысяч франков… — он сделал паузу, слушая собеседника. — Да, я серьёзно. Филипп… ты действительно хочешь просить меня отсчитываться о своём решении? Если я прошу тебя об этом, значит, на то есть веская причина! Да. Да. Сообщи мне, как сделаешь это… — он отсоединился.
Некоторое время мужчина с видимым интересом разглядывал свою правую руку, которая держала телефон. Ему примерещилось или она дрожала сегодня сильнее обычного? Какая ужасная, старческая, слабая ладонь… и она даже как будто бы стала меньше! Он сжал пальцы в кулак, словно испытывая на прочность. Человек всегда сильнее, чем кажется самому себе… он всю жизнь был вынужден обращаться к этой силе. Даже когда не хотел. Ведь нет силы сильнее любви… в этом у него уже был повод убедиться. И этот повод — жизнь.
Париж, 1961 год
В воздухе пахло мёдом и липой. Я не понимал, откуда может идти этот божественный, сладкий запах, ведь поблизости не было ни одного липового дерева, да и медовых пасек тоже. Это восторженное чувство, когда хочется обнять весь мир! Кажется, я шёл по улице Спонтини почти вприпрыжку, я торопился на работу, принести тебе прекрасную новость: мадам де Фонтейн купила все модели платьев, в количестве 25 штук, плюс норковое манто. Казалось бы: что такое 25 платьев? Но я знал, что когда она появится в них на публике, толпа желающих приобрести такие же выстроится в очередь возле дверей салона.
Погода испортилась, когда я был почти у цели, с неба рухнул ливень, и я влетел через парадную, стряхивая с плаща потоки воды. С первого взгляда мне стало ясно, что за время моего отсутствия произошло какое-то чп. Мимо, испуганно озираясь, пронеслась группа модисток. Когда я вошёл в ателье, мне навстречу бросилась Габриэль, моя ассистентка.
