Для тебя не работают. Тебе присягают.
В квартире, где мы с тобой живём, на Вандомской площади, всегда люди. Вчера я продал самым крупным клиентам входные билеты стоимостью в тысячу долларов, и на нашей вечеринке при всех ты сказал, что если бы Пьера Берже не существовало, то его стоило бы выдумать.
И вот после этих слов я получаю такой удар в спину!
— Ради бога, кто-нибудь, заприте этого человека в чемодан! — недовольно восклицает Карл. — Он носится, как угорелый и всё сшибает!
Я действительно схожу с ума. Бегаю по квартире, подливая себе виски, и боюсь заглянуть к тебе в кабинет — ты рисуешь. Мне нужно сказать, что у нас нет помещения, нет места для работы, нет нашего дома моды. Это катастрофа!
В гостиной, томно устроившись на подушках, сидят Франсуаза и Виктория. Карл стоит, прислонившись к стене, и курит сигару. Вид у него скучающий и надменный как обычно.
— К чему вообще такие сложности? Можно устроить показ на крыше Диора… такого они точно не ожидают… или вообще на улице… да хоть в сортире! Это произведёт эффект. Если коллекция будет неудачной, никто даже не обратит на это внимания…
— Боже, Карл, откуда тебе приходят в голову такие безумные идеи? — Виктория закатывает глаза.
— Не оттуда же, откуда Иву… — он смотрит на меня и улыбается. — Кстати, вы опять переехали? В чём дело?
Вокруг нас действительно гора ещё неразобранных чемоданов. Здесь даже мебели почти нет, первым делом мы купили письменный стол и кровать.
— Вас выселяют за шум? — Карл усмехается. — Нарушение мещанского распорядка среди бела дня.?
Я никак не реагирую на эту пошлую шутку. Карл занимается своим делом, а мы своим. Но он имеет наглость учить меня, как надо вести дела. Я и сам прекрасно знаю, в чём допускаю ошибки, но жизнь научила меня быстро учиться на них. Мне не нравятся многие твои друзья, но я молчу и терплю. Карл и Виктория. У каждого своя роль, но оба ведут себя так, как будто являются здесь хозяевами. Виктория позволяет себе говорить словосочетание ‚мы с Пьером‘, когда речь заходит о тебе. Будто она неотъемлемая часть ещё и моей жизни. Она невероятно похожа на твою мать, и возможно в этом секрет её влияния на тебя. Что до Карла, то для него вся эта история лишь забавный повод отвлечься от скуки.
Мы уже ввязались в эту игру, и я не могу позволить нам проиграть. Ты появляешься на пороге комнаты как раз в тот момент, когда я собираюсь с духом, чтобы туда войти. Ты серьёзен и задумчив.
— Нам нужно искать другое место, Ив… — после всего пройденного эта фраза кажется абсурдом. Другое место? Другое время, может быть?
— Я знал, что ничего не получится… — ты развернулся и скрылся в кабинете, закрыв за собой дверь. Я в отчаянии сжимаю свой бокал, чувствуя вину. Подвести тебя из-за такой мелочи!
— Хватит драматизировать, Ив! — Карл склоняется над газетой. — Вот, пожалуйста. Объявление об аренде… улица Спонтини, 30. Милый особнячок…
— Спонтини? — ты влетаешь в гостиную. — Это на окраине города? Рядом с Булонским лесом? Ты издеваешься? Никто не придёт!
У тебя дрожат руки, и я не знаю, как тебя успокоить. Мы все суетимся вокруг, словно боимся, что ты вот-вот рассыплешься на части, как фигура из песка. Мой взгляд встречается с взглядом Карла. Готов поклясться, он рад в глубине души.
Когда мы остаемся наедине, я нахожу тебя стоящим у окна в нашей спальне. Ты смотришь на закат и держишь в руках бокал с шампанским. Ты обречённо спокоен.
— Прости, Ив… я никак не мог ожидать, что она так поступит с нами…
— Ты не виноват. Без тебя бы вообще ничего не было. Я бы в жизни не продвинулся так, как сейчас… даже если у нас ничего не получится, то всё равно спасибо…
— Без тебя всё это просто не имело бы смысла. — Я тронут твоими словами.
Ты поворачиваешься ко мне, и я вижу в твоём взгляде нежность и печаль. Мне кажется, ты всегда видишь больше, чем доступно человеческому глазу, у тебя есть какой-то свой, внутренний радар. Ты мой маяк, и я люблю тебя так сильно, что разнесу этот город к чёрту, но мы всё сделаем в срок, как и планировали.
Квартира Одетт и Поля
Стол стоял возле окна. Одетт нравилось работать летом, сидя перед открытой форточкой — слушать шум городского транспорта, вдыхать запах свежей выпечки из кондитерской напротив, а зимой ловить губами маленькие снежинки, когда те залетали в окно. В двухкомнатной квартире на улице Спонтини самое большое помещение отдано под спальню. Кровать, её письменный стол и — в противоположном углу — теперь удручённо сложенный мольберт Поля. Она почти год не видела его рисующим.
На столе в углу стояла настоящая реликвия — пишущая машинка. Первые несколько лет своего литературного творчества Одетт упрямо игнорировала компьютер и печатала только на ней. Женщина повернула голову и посмотрела на мужа, который лежал на кровати, погрузившись в книгу. Раньше Поль всё время рисовал. Теперь он читает. В чтении нет ничего плохого, но ей начинало казаться, что муж просто бежит от реальности в мир выдуманных персонажей, событий прошлого и прочих иллюзий.
— Знаешь, какой сегодня день?
— Какой? — Поль, не глядя на неё, перевернул страницу.
— Четвертое декабря. День, когда был официально открыт Дом моды Ив Сен-Лоран. Здесь… на нашей улице. Разве это не удивительное совпадение?
— Четвертое декабря повторяется каждый год. Думаю, в этот день в мире происходило много чего интересного.
Закусив губу, Одетт вернулась к разложенным на столе книгам и бумагам. Она закончила с правками книги, но теперь, когда до выхода в публикацию оставалось две недели (презентация была назначена на Рождество, 24 декабря) она испытывала смутное беспокойство. В её архивах была масса материалов, интервью, и она могла наизусть повторить все ключевые даты, названия коллекций и имена друзей легендарной пары, если бы её даже разбудили среди ночи. Всё это она собрала и перелопатила в течение года. Года, который был не из лёгких.
— Знаешь… иногда мне кажется, я зря всё это затеяла… — нарушила Одетт тишину спальни.
Поль наконец отложил книгу, снял очки и посмотрел на жену. Он снова отрастил бороду, и это выводило её из себя. Когда они познакомились, он не был похож на тех карикатурных персонажей, которых олицетворяют собой некоторые доморощенные современные художники — дурацкие шарфики, поношенные джинсы, мятые пиджаки, рубашки и неизменная небритость. Как будто бы своим внешним видом они ‚рисуют‘ истинной художественную реальность… Нет, Поль был милым и собранным молодым человеком, одевавшимся в стиле ‚кэжуал‘ и следившим как за гигиеной, так и за состоянием растительности на голове и лице. Он рисовал — это было главное. А что теперь? Он совсем махнул рукой на себя и на свои пустые холсты. Он по-прежнему работал веб-дизайнером, но теперь Одетт считала такую работу унизительной. Раньше она была не более чем средством для существования, а теперь? Единственный род занятий?
— Что не так?
— Я не знаю. Пьер Берже говорил, что этот день был самым счастливым днём их жизни. Я хочу, чтобы для нас такой день был 24 декабря…
— Да. День, в который твоя книга разрушит легенду о чьём-то чужом счастье… — сухо ответил муж.
— Не было никакой легенды! Было два талантливых человека, наделённых властью, один из которых ей стал слишком сильно злоупотреблять…
В комнате стало прохладно, Одетт встала и закрыла окно. Ей бы хотелось, чтобы Поль разделял её энтузиазм, но его мысли так далеко… и это понятно. Ведь на своём таланте он уже поставил крест. Она посмотрела на мужа, снова погрузившегося в книгу. Такой серьёзный, такой печальный. А ведь и он достоин наград и признаний… почему нет? Читая, смотря фотографии и погружаясь в мир величайшей империи Ив Сен-Лоран, Одетт часто представляла себя и Поля в тех интерьерах — сидящими на шелковых подушках виллы Оазис, устаивающими пикники на берегах Зальцбургских озер, принимающих в гостях Марию Каллас, Палому Пикассо, Ротшильдов и Энди Уорхола. Чью красивую сказку она хотела развенчать? Может быть, свою собственную?
