Вдруг в ночной уже тишине раздался торопливый топот, и герцог подхватился, разом выходя из оцепенения. Кто-то бежал, причем, судя по звуку, пару раз еще и шлепнулся по пути…

Анри вышел из палатки и сразу услышал грозный оклик дозорного, а потом и расслабленную речь — видно, ничего страшного все-таки не случилось.

— Ешь, — услышал он добродушный негромкий голос. — И пей, а то кишки слипнутся, икать будешь.

— Как тебя зовут? — неожиданно заинтересовался герцог, узрев, как юнец жадно рвет вяленое мясо зубами.

— Ши’ах, — невнятно выдал мальчишка, а потом, прожевав, уточнил. — Жерар. Я вам не какой-нибудь меднозадый, чтобы Шиахом зваться.

На шум из палатки выглянул и Доминик — и тотчас озабоченно присел рядом с пареньком, подсовывая ему флягу с водой.

— Тебе что, поесть не дали? — сочувственно спросил он.

— Дали, — энергично возразил Жерар. — Только я все время жрать хочу.

Диакон рассмеялся, но потрепал паренька по тощему плечу и сквозь смех произнес:

— Из двух яслей кормится, как теленок ласковый.

— Я не со всеми ласковый, — неожиданно дернулся паренек, едва не подавившись, но продолжил, не дожидаясь, пока спросят. — Странные там разговоры ведутся. У меня тоже все расспрашивали, где я с вами был да с кем разговаривал… Да кто тот, в чалме.

— Узнал что-то конкретное? — насторожился Анри.

— Не-а, — мальчишка махнул зажатой в руке лепешкой. — Они не очень-то при мне разговаривали. Больше жалели. Даже велели у них спать и коня отобрали. Но я все равно прибежал. Я же обещал!

Доминик улыбнулся, но не приблизился, а только одобрительно произнес:

— Настоящий воин Света.

Анри же куда больше встревожился, а возвышенные чувства обошли его стороной. Он нахмурился, а потом напряженно проговорил:

— Жалели? И велели тебе остаться у них?

— Ага, — Жерар жадно отхлебнул воды из фляжки и вытянул ноги. — Хотя вообще-то бежать пришлось далеко. Я-то думал, рядом совсем, а тут… Сначала просто бежал, потом песка в сапоги понабилось, потом о какую-то колючку споткнулся… Ну, а где раз упал, там и два, и три.

Анри перевел взгляд на диакона и даже в темноте увидел в нем отражение своей тревоги. Все эти мелочи складывались в один ряд, и ничего хорошего это не сулило.

Дозорный, что отошел подальше, как будто страховал в темноте предводителя, вдруг дернулся и не очень уверенно произнес:

— Там…

Он не успел сказать ничего больше. Анри и сам вскинул взгляд и увидел огни. Расстояние до них оценить было невозможно, но герцог принял единственно верное решение:

— Жерар, ноги в руки — и в соседний лагерь. Буди, если спят! С факелами ночью на променад не ходят.

Доминик дождался, пока поднятая мальчишкой пыль осядет в воздухе и негромко произнес:

— Ты думаешь, они придут на помощь?

— Вряд ли, — Анри усмехнулся жестко. — Я думаю, что так можно сберечь жизнь этому шалопаю, у которого даже шлема нет. А еще я думаю, что нас уже списали в расход.

Анри чувствовал, что начинает уставать. Если точнее, то после тяжелого дня в седле он и без того не чувствовал в себе сил ни на что, но теперь силы покидали его слишком быстро. А ведь схватка началась совсем недавно…

В воздухе свистели стрелы. Полыхающие наконечники огненными искрами разрезали густую тьму и тухли, втыкаясь в песок. Несколько раз они попали НЕ в песок, и ноздри резал запах паленой плоти.

Противников было не очень много, но у них было заведомо лучшее положение. Они прекрасно знали территорию и им было куда отступать. Анри же поспешно переформировал собственный отряд, но усталым воинам требовался отдых, а не бойня. Первое время герцог отчаянно косился в сторону, но быстро убедился, что был прав — помощи ждать не придется.

И то, что противников было немного, было, скорее, минусом. Если бы навстречу вышла армия неверных, то и войскам крестоносцев ничего бы не осталось, кроме как вступить в бой. Небольшая вылазка значение для войска едва ли имела. Ради нее не будут срочно посылать гонцов; ее можно даже не упоминать во время дружелюбного посольства.

В груди герцога постепенно зрела обида. Он отправлялся в эти земли не для того, чтобы пасть в глупом и никому не нужном бою. Истреблять неверных — дело, конечно, святое, но в таком бою ни славы, ни доблести, ни даже поживы не снискать. Только жизнь сберечь, да и то — как будто взаймы.

Но чем четче горела эта мысль, тем упрямее сражался Анри. Первые враги уже переправились через ров, а не только осыпали горящими стрелами, и арьегард небольшого отряда рванулся по песку к стене. Герцог выкриком осадил своих — если уж драться, то подальше от стен, откуда лучники могут методично продолжать стрелять. После копий пришел черед мечей, и герцог слышал, как зазвенела сталь. Оставаться в стороне он не мог, но сначала нужно было…

Анри отступил, слегка путаясь среди своих наступающих воинов, а потом направил коня наискосок и успел отловить коня Доминика под уздцы, едва не вылетев при этом из седла.

— Куда понесло? — битва к реверансам не располагала. — Держись позади. Тебе еще грехи отпускать, а в бою от тебя мало толку! А где этот сарацин недоделанный?

— Я не сарацин, — раздался неподалеку голос, который даже в такой атмосфере не терял невозмутимости. — Разве я похож на дикого бедуина?

Доминик, однако, повел себя куда более вызывающе, чем обычно. Куда девались мягкость и вдумчивость, покорность воле Божией и смирение? Диакон сверкнул глазами из-под шлема и звонко воскликнул, перекрывая шум битвы:

— Господь наш прогонял торгующих из храма кулаками, а не молитвами!

— Так то кулаками, — буркнул герцог. — Когда соберешься набраться и подраться, я охотно тебя в этом поддержу, особенно если ты превратишь воду в вино. Чем ты вообще драться собрался? Псалтырем или распятьем?

— У меня меч есть, — раздраженно откликнулся Доминик. — Освященный.

— Вот возьми его и обороняйся, — бросил Анри, а потом добавил недовольно. — Но вперед не лезь. У меня нет времени уговаривать тебя, святой отец! Ты здесь под моим командованием. А мое командование приказывает тебе отступить и молиться за спасение душ наших!

И вдруг Анри обрел неожиданного союзника. Пленный мусульманин, доковыляв, наконец, на своем верблюде, веско проговорил:

— Воздаянием за зло является равноценное зло, так учит нас Аллах. Но если кто простит и установит мир, то его награда будет за Всемилостивым и Всемогущим. Не будет мира на земле, если не будет тех, кто способен слышать и слушать. Твое утешение, священник, будет намного важнее для тех, кого ты защищаешь, ибо им ты владеешь лучше.

Доминик опустил голову и поводья. Помолчал, а потом воскликнул уже несколько тише:

— Если ты погибнешь, граф, я спущусь в самое жаркое пекло ада, чтобы только сказать тебе…

Мимо свистнула стрела, и герцог поспешно поднялся в стременах:

— Скажешь, когда вернусь.

Он и сам не хотел сейчас слышать то, что Доминик мог сказать. Эти слова — не для войны.

========== Часть 4 ==========

Утро разливалось по краешку горизонта тонкой розовой полоской, и свет был нежным, как взгляд Богородицы, взирающей на младенца, которому уготована была такая великая и тяжкая участь…

Возможно, и сейчас Пресвятая Дева с такой же болью и нежностью глядела на сынов божьих, что сражались во имя ее сына и гибли за него.

Герцог устало воткнул меч в рыхлый песок — и тот вошел едва ли не наполовину. За ночь все вокруг было истоптано, а в воздухе то и дело слышались то стоны, то хрип, то рыдания.

Анри знал, конечно, что это далеко не конец. Скоро, очень скоро, солнце взойдет в зенит, и тогда, без холодной воды, под полчищами мошки и гнуса, раненые будут исходить криками, а не стонами; будут выть и сучить ногами, пытаясь найти выход боли и мучениям. Так было в любой схватке, а здесь, посреди проклятой Святой Земли, очевидно, будет еще хуже.

Неверные, совершившие столь удачную вылазку, уже попрятались за свои желтые стены, а Анри все еще не знал точных цифр: сколько погибло, сколько не доживет до заката, а сколько выживут, но не смогут уже с оружием подняться в седло.