========== Часть 1 ==========

Обгоревшим ртом спорим мы опять с Христом,

Что же есть любовь и кровь.

(с) Вика Цыганова

Аве матер; патер ностер; вашу также; всем спасибо!

(с) Канцлер Ги

Анри Гривуа — или герцог Кондомский, как его с придыханием называли казначеи и дамы небогатого сословия — раздраженно потянулся в седле и извлек на свет Божий грязную тряпицу, что некогда была полой его лучшей рубахи. Без сожаления оглядев тряпицу, герцог Анри стянул с себя тяжеловатый шлем и отер лицо от пота.

Конечно, ему, воину Света, поборнику Гроба Господня, следовало бы достать не эту грязную, насквозь просаленную тряпку, а батистовый носовой платок. И не отираться, а лишь промокнуть капли испарины, но ведь так изображают рыцарей только на парадных портретах, и то бывает — или глаз косит, или ноги коротки. Талантливых рисовальщиков днем с огнем не сыскать, а если и сыскать, то платить надо по-королевски… Впрочем, Анри видал парадный портрет короля Филиппа — и нельзя было сказать, что кисть, его написавшая, была в умелых руках.

Пот заливал лицо, щипал глаза, собирался в уголках рта солеными каплями. Анри отер лицо и отстраненно подумал, что еще несколько месяцев назад такая тряпка, несомненно, оцарапала бы кожу — влага, что так щедро впитывалась в ткань, почти мгновенно высыхала под палящим солнцем, а вода была на вес золота. Но с тех пор, как герцог выехал за пределы своих земель, кожа его превратилась из бледного папируса в жесткую дерюгу бронзового цвета — даже шлем тут уже не помогал.

Анри смутно подумалось, что он уже почти не помнит, как выглядит белый цвет — тот самый, за который он шел воевать, цвет очищения и высоких помыслов. Здесь, под жестоким солнцем неверных, не было белого цвета. Бурая земля, насыщенно-желтый песок; пыльно-серая листва неприхотливых кустарников. Даже местные кони никогда не бывали белыми — здесь в ходу были невысокие, но крепкие и толстоногие лошадки сивого или каурого цвета. Даже ихрам местных никогда не бывал белым — только кремового цвета или цвета слоновой кости, того самого нежного оттенка, которого с таким трудом добиваются от кружев дамы. Желтые стены, яркие халаты, стоптанные чувяки бурой кожи, — всё слилось для Анри в одну тошнотворную пелену перед глазами.

Пить хотелось дьявольски. Временами герцог отчаянно завидовал верблюдам — несколько этих несуразных животных следовали за освободительной армией в качестве возчиков поклажи. Но те, несмотря на крайне флегматичный вид, были куда бодрее и лучше приспособлены для этого несносного климата.

Анри де Гривуа мрачно подумал о том, что на месте Господа нашего, Иисуса, он бы тоже предпочел подохнуть, или воскреситься, или испариться подобно драгоценной живительной воде — лишь бы подальше от этих пыльных просторов и гнуса.

Впереди раздался заливистый разбойничий свист, и Анри, скривившись, поспешил натянуть шлем обратно на голову. Неизвестно, кого заметили впередсмотрящие; на этой пыльной каменистой дороге можно было встретить кого угодно — но вероятнее всего воинственных арабов, что называли себя суннитами, поборниками истинной веры в Аллаха всемогущего. Насчет истинной веры Анри мог бы с ними поспорить, но враги не вступали в бесполезные словесные прения — кривые ятаганы и длинные кинжалы появлялись в их руках до начала возможных переговоров. Впрочем, на языке франков они говорили из рук вон плохо, а виртуозно владели только грубой площадной руганью.

Раздался конский топот, и в поле зрения герцога появился мальчишка — тот самый, что обычно мчался впереди, упреждая о появлении на дороге живых душ переливчатым свистом. Несмотря на юные годы, безусый постреленок мастерски управлялся с оружием, хотя и предпочитал не самые богоугодные методы — норовил ударить со спины. Анри прощал ему эту слабость — для прямого боя с закаленными рубаками парнишка был слишком хил и слаб.

— Кто-то едет, — постреленок выдохнул это, задорно поблескивая глазами. — Не знаю, кто, они не похожи на разбойников-неверных.

— Но арабы? — коротко уточнил Анри.

В душе колыхнулась недостойная зависть, смертный грех. И откуда только в молодых столько жизни? Герцог немало отдал бы за то, чтобы сейчас так же оживленно приподниматься в стременах и ерзать в седле, но ему сейчас больше всего хотелось спешиться, отдать приказ натянуть тенты и полежать в теньке. И вдоволь напиться. Водой или разбавленным вином — от вина неразбавленного на такой жаре развозило мгновенно.

— Неверные, — махнул рукой мальчишка.

Герцог невольно зацепился взглядом за грязную ладонь — одного пальца, мизинца, на ней не хватало. Вечное напоминание о плене и несговорчивости этого смешного вихрастого паренька. Если бы не отряд Анри, в живых парнишка бы недолго остался.

Но постреленок вдруг продолжил, так же оживленно:

— Но не простые. Не разбойники, у них не все вооружены. И они богатые, — он громко сглотнул. — Одно золотое шитье чего стоит! И охрана.

— Какой-нибудь местный князёк? — за спиной раздался голос Бертрана с его типичным грубоватым бретонским акцентом. — Мой Бог, Анри, это же именно то, чего нам сейчас не хватает! Немного золота, и даже местные караван-сараи будут благосклонны к путникам, которых ведет священная воля Божья.

— Сколько охраны? — деловито уточнил герцог.

Мальчишка закатил глаза и облизнулся:

— Не больше полутора сотен. А может, и меньше. Но, дьяволом клянусь, они умеют махать своими железками!

Позади раздался воодушевленный шум. Воины явно оценили Божий дар — богатый караван с немногочисленной охраной.

А вот сам Анри задумался. Знать, кого несет этой дорогой, он не мог, но если это и впрямь какой-нибудь местный правитель, то вполне вероятно, что выгоднее будет встретить его вежливой речью, а не мечами. Бог простит. Уж Всевышний-то точно знает, насколько отряд герцога Кондомского нуждался в подкреплении.

С другой стороны, золото тоже нужно. С небольших обозов много не возьмешь, да и поклажа тяжела. И Анри принял решение:

— К бою, друзья! — он чуть оглянулся. — Князька взять живым, всех прочих — рубить! С нами — Бог!

Такой бой не требовал координации сил, а потому сам Анри немного задержался, пребывая в незыблемой уверенности, что его отряд не оплошает. Если все пройдет гладко, то до Акры можно будет добраться куда как легче, а там уже его маленькая армия вновь сольется с великой армией Папы, наместника Бога на земле.

Герцог привычно помянул козни дьявола. Без дьявола тут явно не обошлось — ветра на чертовом море дули такие, что флотилия короля Филиппа расползалась на ровном месте, словно стадо коров без пастуха. И ничем, кроме происков лукавого, нельзя было объяснить то, что именно его, Анри де Гривуа, корабль отнесло в сторону на несколько десятков морских милей, где благополучно ударило о рифы.

На этом моменте герцог думать себе запретил — мрачные размышления о том, сколько теперь надо добыть в походе, чтобы окупить хотя бы вклад, явно не вели к Царствию Божьему.

Тем временем отряд достиг сравнительно небольшого каравана. Анри видел издалека, как под палящим солнцем взметнулись алые кресты на запыленных плащах, сверкнуло нестерпимо-ярким по глазам — то в выцветшее небо взвились мечи, а после раздалась грубые выкрики на языке неверных и не менее грязная ругань на французском. Только имена святых различались. Но пророк Мухаммед и Иоанн Креститель, судя по выкрикам с обеих сторон, друг друга стоили.

Герцог прищурился и даже поднес к прорези шлема руку, пытаясь оградиться от слепящего света — на дороге уже валялись знакомые кучи навроде мешков с тканями. Пахнуло тлетворным, липким… Раздался чей-то предсмертный визг. Слышать это было неприятно, хоть и привычно, но герцог упрямо двигался вперед, хотя дорога уже была усыпана телами павших.

Рядом раздался глуховатый звук конских копыт, а голос чуть позади произнес с легкой укоризной: