Анри буквально тряхнуло. Он отплевался от волос, но двигаться продолжил, и услышал, как громкие стоны почти разом сменились невнятным едва слышным шепотом.

— Господи, иже еси сыне Божии, — выдохнул святой отец за мгновение до того, как вздрогнул всем телом, выгибаясь на постели.

Анри почувствовал, как в ладонь плеснуло вязким, и руку поспешно убрал, опираясь на ложе и учащая движение, хотя двигаться стало не в пример сложней. Но ему хватило еще нескольких толчков, чтобы с глухим рыком излиться внутрь любовника, прижимая его, чтобы не дергался.

Святой отец явно дождался, пока герцог начнет соображать, и слабо попросил:

— Анри, выйди, пожалуйста…

Герцог с легким сожалением внял словам своего духовного наставника и освободил его, тяжело плюхнувшись рядом и пытаясь отдышаться. Ласковые, чуть щекотные пальцы вплелись ему в волосы, и он пробормотал:

— А жаль. Мне мало, отец диакон.

— Смирение, сын мой, — фыркнул Доминик и потянулся за штанами. — Смирение и покаяние.

Анри наконец пришел в себя и ответно усмехнулся:

— Грешен, святой отец. Мог бы не меньше двух раз, но взял тебя всего единожды, каюсь.

— Принимаю твое покаяние, сын мой, — лукаво улыбнулся диакон. — И верю, ты будешь молиться и всячески содействовать искуплению греха твоего. Ибо «кто сознается в преступлении своем и оставит его, тот будет помилован».

Герцог хотел сказать что-то еще, но Доминик поднялся с легким трудом и проговорил куда серьезнее:

— Да будет благословен твой отдых и да приснятся тебе светлые сны. Спи, Анри, мы уже скоро снова свидимся.

Колыхнулся полог шатра — диакон даже не задел по дороге отброшенный щит. И лишь тонкий запах ладана напоминал о нем.

========== Часть 3 ==========

Герцог облизнул соленые от пота губы, но влага быстро высыхала. Наступил самый жаркий полуденный час. Воздух над землей струился и плыл от зноя, а скорость передвижения, и без того невысокая, совсем упала. Воины Святого Креста едва волоклись, измотанные тяжелым походом и изнуряющей жарой.

Доминик, что, как всегда, ехал по правую руку от предводителя, в очередной раз отер лоб рукавом, торчащим из-под доспехов, и, достав флягу, медленно сделал умеренный глоток, окончательно останавливаясь.

Герцог Кондомский тоже остановился, а потом повернулся влево.

— Слышал я, что в этих песках бывают видения, — веско и тяжеловесно уронил он. — Причем такие, какие видятся не одному, а сразу многим. Искушение дьявола, морок.

Он перевел взгляд на появившуюся на горизонте желтую высокую стену и замер, вопросительно взглядывая на спутника. Тот, гораздо более бодрый, чем остальные воины, усмехнулся:

— Это называется le mirage, если я правильно помню. Но тебе не о чем волноваться, миражи бывают только в пустыне.

— А мы где? — хмуро бросил герцог. — Бесконечный песок вокруг, что это, если не пустыня?

— Мы же видели поселения и караван-сараи по пути, — напомнил Доминик. — А в пустыне песка должно быть куда больше. Я даже слышал, что в нем можно утонуть так, что никто потом не найдет, как в болоте.

— Утонуть можно только в зыбучих песках, — поправил священника пленник. — Или в пустыне во время песчаной бури. Но ты прав, служитель западной церкви, это не пустыня. Здесь даже растения встречаются, какая же это пустыня?

— Какие же это растения? — в тон возразил герцог. — Несколько пыльных корявых палок и сухой вьюн? Или чертополох?

— Ну да, — пожал плечами Амир. — Верблюдам нравится.

— Верблюдам и сухие колючки нравятся, — попенял ему Анри. — Это и есть Акра?

— Да, Акра… Аккон, как ее называете вы, — пленник вздохнул. — Но мы подходим к ней с не самой удачной стороны, если солнце и глаза не подводят меня. До ближайших ворот — много часов пути, а здесь — лишь сплошная стена, идти вдоль которой… Если бы я не попрощался с жизнью еще тогда, когда ваши воины напали на мою арбу, я бы, наверное, боялся. С этих стен нас легко расстреляют, как только увидят ваши плащи.

— Пойдем на расстоянии, на котором нас не достанут стрелы, — сразу решил Анри. — Впрочем, это и так было понятно. Слушай, Амир, если хочешь, мы опять тебя свяжем и упакуем где-нибудь на верблюде, хочешь?

Доминик печально вздохнул, но сжал ногами бока коня, проезжая чуть вперед, чтобы тоже увидеть собеседника. Он явно собирался что-то сказать, но мусульманин его опередил:

— Щедрое предложение. Если бы я знал, что нас встретят правоверные, я бы, возможно, согласился. Но сейчас… Благодарю, конечно, но я вовсе не желаю свисать кулем с верблюжьей спины. Меня убьют в любом случае, а терпеть неудобств я не желаю.

— Если бы я знал, что нас встретят твои правоверные, я бы уже давно повернул, — фыркнул герцог. — Но с тобой непременно пожелают заговорить, а Доминик вон даже предлагал тебе встать под наши флаги и уверовать в Господа.

— Еще более щедро, — хмыкнул пленник. — Сейчас, только ихрам поправлю.

Герцог удовлетворенно улыбнулся. Поначалу пленнику он не доверял, но, уступив настойчивым просьбам святого отца, дозволил неверному ехать самому, не мучаясь в жестких веревках, однако потребовал, чтобы пленник был на виду. Воины с облегчением предоставили предводителю неудобную ношу, и Анри, с подозрением приглядывающийся к новому спутнику, невольно заводил с ним беседы. Сначала больше издевался, потом призадумался. А спустя несколько дней понял, что этот неверный — подарок самого Господа Бога. Без него и его разумных советов путь оказался бы куда дольше и трудней. Да и с немногочисленными местными из поселений тот легко уговорился, и даже не пришлось никого убивать…

— Неплохая штука — ваш ихрам, — вежливо заметил Анри и невольно пробежал языком по зубам, отмечая мелкие песчинки. — Полезная.

— Вы могли бы не отказываться от моего предложения, — Амир, казалось, говорил искренне. — Мои предки, их предки, сам пророк Мухаммед носил ихрам! Мы знаем, как справляться с песком и ветром пустынь.

— Ты издеваешься, — Анри возмущенно сверкнул глазами из-под шлема. — А Коран мне в руки не взять? Ну, чтобы дозорные, когда встретятся, от изумления подались в иудеи?

— Чьи дозорные? — сосредоточенно уточнил диакон.

— Любые, — махнул рукой герцог. — Но надеюсь, что наши.

— А мне, значит, можно этаким пугалом ехать? — наконец фыркнул пленник. — Я просто показал, насколько неуместно ваше предложение. Но — Аллах с ним. Вы желаете попасть ближе к выходу к морю, а значит, нам надо взять южнее и чуть западней. Если, конечно, ваша армия действительно осталась здесь, а не двинулась к Иерусалиму.

Анри не удержался, пожал плечами и снова двинулся вперед, машинально рассчитав траекторию движения вдоль стены. Южнее — так южнее, западнее — так западнее…

— Скажи, Амир, — негромко произнес Доминик, когда молчание несколько затянулось, — неужели вам, поборникам Аллаха, не хотелось избежать войны? Ведь ты не крестьянин и не лавочник, ты близок к самым почетным кругам… Неужели ваши воины не стали бы бороться за поруганные святыни?

Пленник помолчал, щурясь на беспощадное солнце, отерся полой длинного ихрама…

— Я никогда не видел земель, где дождь идет каждый день и не растет финик, но скажи мне, посланник западного бога, неужели вы, неверные, не стали бы защищать свой дом, если бы сыны Аллаха ворвались на ваши земли? Ты говоришь, как мудрый казий, но от чистого сердца ли ты говоришь? Отдать жизнь порой легко, но есть вещи дороже жизни.

Анри даже глазами похлопал. Слепящее светило, однообразный пейзаж, постоянный благочестивый бубнеж с двух сторон… Точно ангел и демон поселились на плечах и нашептывают, нашептывают… Герцогу казалось, что он не отличает уже сон от яви, а явь мало чем отличалась от сна — долгого и тягомотного, — когда среди бесконечного желтого песка мелькнули черные точки.

Не то чтобы мушки перед глазами были тут редкостью. От жары, духоты и яркого света перед глазами еще и не то мелькать могло, но эти двигались не размеренно-мутно, а как-то неровно, из чего герцог Кондомский вяло заключил, что впереди действительно что-то происходит. Подумал это — и резко выпрямился, едва ли не в стременах привстал.