— Ты ведь не хочешь войны, — проронил Амир, прерывая наступившее молчание. — Так же, как не хочу ее я. И я принял решение.
— Какое же? — отстраненно поинтересовался герцог. Откровенно говоря, ему было глубоко плевать.
— Ведь у тебя осталось письмо? — утвердительно проговорил Амир, а потом добавил. — Я пойду к твоему королю. Покажу письмо и скажу, что Саладин предлагает мир. А если и это не возымеет силы, я приму вашу веру. И не под угрозами, а потому… Ты не поймешь. Лучше я скажу об этом твоему священнику. Я уже принял из твоих рук, неверный, кров, стол и спасение жизни, хотя должен бы был хоть посулами, хоть клятвами освободиться и заколоть столько гяуров, на сколько хватило бы сил. Бог один, неверный, и имя ему… одно. Может быть, пророк Мухаммед и пророк Иса слышали одни речи. Кто знает? Что жизнь и даже вечность одного путника?
Герцог понимал, что сейчас в его руках оказался тот самый — один на сотню сот тысяч — шанс, но усталость брала свое, и он невнятно пробормотал, не имея сил оценить все возможные плюсы, минусы и опасности:
— Тебе солнце голову не напекло? А то ты без ихрама.
— Мы поговорим с тобой, когда ты отдохнешь, — кивнул мусульманин. — Коран говорит, что любой правоверный должен предложить кафиру милость Аллаха трижды, прежде чем отсечь ему голову… Но нигде не говорилось о том, что несчастный правоверный должен трижды предлагать наоборот.
— Я вообще должен убивать вас, как вшивых собак, — зевнул Анри. — Безо всяких сомнительных предложений. Хорошо, что я тебя не развязал. Хоть посплю и буду спокоен, что ты не отсечешь мне голову.
— Вообще-то могу, — хмыкнул Амир. — Но не буду.
***
В главном лагере делегацию встречали странными взглядами: настороженными, удивленными, подозрительными и — иногда — проницательными. Анри шагал гордо, помня нанесенную обиду. Его сопровождал Бертран — как представитель герцогства. А между ними, семеня и опустив голову, шел посланник Саладина — Амир-аб-Расул ан-Насир ва-д-Рашид аль-Тахим ибн Заур аль-Юсуф. Мусульманин и сейчас статус имел странный. Не гостя, но и не пленного.
Впрочем, Анри и сам сейчас чувствовал себя прескверно. Во-первых, он шел к настоящему герцогу, а кланяться он не любил. Во-вторых, он собирался обвинить отряд провожатых в измене, а это, при наличии сомнительного пленника, могло породить неудовольствие и даже кое-что похуже… Герцог слыл человеком хотя и резким, но по-своему честным, и только это и утешало.
Шатер главного штаба было видно издалека. Величественный и роскошный, он выделялся на фоне остальных, как могучий рыцарь над поварятами. Вокруг него несли караул воины в — о, Боже правый! — чистых плащах, да и столпотворение вокруг стояло изрядное.
Анри на эту суету внимания не обратил. Прошел настолько быстро, насколько мог, не нанеся никому оскорбления тычком в бок, и бросил караульным:
— Анри де Гривуа, граф Кондомский.
Он не сомневался, что его примут. В конце концов, появиться и доложиться был обязан каждый отряд, даже пропавший — как все думали до недавнего времени — без вести.
Ждать пришлось не очень долго. Не прошло и часа, как дозволение войти было получено, и Анри, оглянувшись коротко на своих сопровождающих, решительно шагнул за полог шатра.
Зашел — и немедленно позавидовал. На золоченую утварь и кружева из родных земель он почти не глядел, но герцог, занятый бумагами, держал в руке кубок, а в кубке… Анри даже зажмурился. В кубке брякали о стенки кусочки колотого льда. Вот уж воистину — по-королевски! Анри много бы дал, чтобы хоть на миг ощутить прохладу. Он почти забыл в этом раскаленном и пропыленном мире, что где-то бывает холод.
Герцог отвлекся от многочисленных листов, ворохом наваленных перед ним на походном столе, и поднял глаза. Анри мгновенно узнал этот усталый взгляд.
— Великий герцог, приветствую вас, — слегка охрипшим голосом проговорил Анри. — Анри Гривуа, прибыл в Святую Землю сражаться, да помилует нас Господь наш.
Сказал про Бога — и тут же Доминик вспомнился. Как диакон умолял взять его с собой! Тут подумалось непристойное, и Анри поспешно зажмурился на миг, отгоняя видение. Вот уж воистину — морок. Хуже этих пустынных миражей, которых граф так и не увидел.
Но Анри не знал, чего ждать от своего la révolte, а потому, пользуясь правом командующего, оставил Доминика с отрядом. Целее будет. И святой отец, и отряд.
— Что прибыл, я вижу, — коротко откликнулся командир. — Где был столько времени? И кого привел с собой?
Граф постарался собраться с мыслями, рассказывая о шторме, о том, как высадился с отрядом неизвестно где, как добирался до своих… На моменте встречи с Амиром заговорил медленнее:
— …и мы разбили их, как велит нам закон Божий и Папа. Но ценные пленники могут пригодиться королю, потому мы не стали убивать того, кто управлял отрядом. Мы доставили его к вам.
Уголок губ герцога слегка приподнялся. Кажется, подарок он оценил… Ровно до того момента, как посланник Саладина не открыл рот.
— Приветствую западного владыку, да продлит Аллах его долгие годы, — витиевато начал Амир.
Анри только глаза закатил. Пленнику не полагалось вякать без дозволения, но на то он и привел этого «не-сарацина» без веревок, чтобы…
— Собираешься торговаться за жизнь? — даже не стал дослушивать герцог. — Мне это неинтересно.
— Моя жизнь не стоит того, чтобы за нее торговаться, — согласился мусульманин, чем вызвал вялый интерес. — Но вашему королю могут быть интересны переговоры с великим Салах-ад-Дином, сыном Аллаха. Я сам сдался, потому что вез письмо для вашего короля.
— Письмо у меня, — встрял Анри, затыкая пленника взглядом. — Я читал его, но в нем как-то уж все слишком размыто. Однако неверные могут не доверять бумаге.
— Дай, — коротко велел герцог, выпростав вперед руку, и Анри сделал несколько шагов вперед, с поклоном передавая бумагу.
На миг он коснулся пальцев, что только что держали кубок — и замер. Пальцы были прохладными и влажными — от вечной жары ледяное питье собиралось на кубке испариной.
Командир нахмурился и жадно вчитался, сведя брови почти в линию. На лице его отразилось недоверие и отчаянная работа мысли.
— Вот как? — пробормотал герцог, ни к кому не обращаясь. — Дар Божий, не иначе. Ричард взял на себя слишком много… А Филиппу на руку…
Усталость уходила из его глаз, уступая место энергичности и живому интересу. Он побарабанил пальцами свободной руки по столику, а потом решительно смел лежащие бумаги на пол, кроме двух-трех, и на почетное освободившееся место уложил полученное письмо. А потом посмотрел на Анри цепко, внимательно.
— Откуда ты знаешь, что он не лжет? — отрывисто бросил герцог.
Граф вздохнул:
— Он никак не мог знать, что мы встретим его караван. Наш корабль отбросило на много лье, мы шли почти наугад. Должно быть, дорога, по которой он ехал, казалась Саладину безопасной.
— Это так есть, — склонился в церемонном поклоне пленный. — Великий Салах-ад-Дин не подверг бы меня нежданной опасности. Мы с ним в родстве, я женат на его шестнадцатой дочери.
— Этого ты не говорил, — изумленно ляпнул Анри.
— Ты не спрашивал, — с достоинством возразил Амир.
Герцог, очевидно, уже успел оценить возможные перспективы, но недоверие не отпускало его. Он перевел взгляд на пленника и тяжело, веско уронил:
— Саладин ничем не рискует, посылая тебя. Мы же, если утратим бдительность, останемся уязвимы перед вами, нехристями. Чем ты докажешь свои слова? Что можешь дать в залог? Повторю, твоя жизнь не интересует меня.
Амир посмотрел на Анри, оглянулся на безмолвного Бертрана и тихо, но гордо проговорил:
— Я уже говорил твоему вассалу, что готов принять твою веру. Аллах отвернется от меня, и я никогда не увижу гурий, но я спасу жизни правоверных и, умирая, буду знать, что все сделал правильно.
Герцог устало потер висок и приложил ко лбу холодный кубок. Видимо, жертвы пленника он не оценил.
— Это интересно разве что в политическом смысле, — бросил он. — Если ты, конечно, не солгал о том, что родственник этому вашему… Моего короля не интересуют неверные — всех не истребишь, а вы плодитесь, точно котята, с кучей жен-то… Моего короля интересуют наши святыни, которые вы захватили и водрузили над ними полумесяцы вместо крестов. Но если есть мирный путь забрать то, что принадлежит Ватикану, этим стоит воспользоваться. Благодарю за верную службу, граф Кондомский. Ave, Domine…
