— Хинрик! — Я узнал в громком шёпоте голос Конгерма. — Прости, что отвлёк. Но я понял, что Ормар ничего тебе не сказал. Это важно.

— Мне нельзя оборачиваться, — ответил я с досадой. Говорил же колдун, что нельзя отвлекаться! — Это не может подождать?

— Давно ждёт. Я не знаю, что с тобой будет дальше и как долго ты будешь отсутствовать. Поэтому решил предупредить сейчас, пока ты не начал ритуал.

— Уже начал, — сквозь зубы процедил я. — И я не могу обернуться. И не обернусь. Прости, Конгерм.

Он приблизился — я спиной почувствовал его присутствие.

— Это ничего, — сказал Птицеглаз. — Я просто расскажу. Пока Ормар не видит. Он велел мне не делать этого, но я считаю, ты должен сам решить. Ормару было видение. Он проводил зейд, пока ты гостил у гнавов.

— И что?

— Он пытался смотреть твоё будущее, но увидел не тебя, а твою подругу. Ту, с острова.

У меня внутри что–то оборвалось.

— Айну? — спросил я, проглотив ком.

— Да, кажется. Юхранку. Она в Маннстунне, и ей грозит большая беда. Это ещё не случилось, но непременно случится, если ты не вмешаешься. Ормар не хотел говорить тебе, пока ты не пройдёшь обучение до конца. Но тогда будет поздно.

— Что ей грозит?

— Смерть. Погибнет сама и, быть может, погубит тебя. Ормар говорил странно — я не всё понял. Он бредил во время зейда. Но самое главное я услышал.

Конгерм обошёл меня и предстал перед моими глазами.

— Зачем ты мне сказал сейчас?

— Потому что ильвы тоже играют с людьми, даже с колдунами. Они могут утащить тебя в место, где время течёт иначе. Но ты можешь отменить ритуал и отправиться на помощь. Я солгу Ормару, он будет думать, что ты у ильвов. Если ты так пожелаешь.

— Тебе–то это зачем?

— Человек должен выбирать. Чтобы выбирать, нужно знать всё. Ты не знал, а теперь знаешь.

— Но ведь если я сейчас уйду в Маннстунн, то когда вернусь, Ормара может уже не быть. Я не закончу обучение, он не благословит меня. Я не смогу с ним попрощаться и восславить его перед богами.

— Зато спасёшь свою подругу. Ты же любишь её. Даже больше, чем сестру. Больше, чем любил Гутлог.

Я молча кивнул, разрываясь между сердцем и разумом.

— Зачем ты сказал мне сейчас? — прошипел я и зло плюнул на землю.

— Затем, что ты должен сделать выбор, Хинрик. Жизнь той, что тебе дорога, или цель, которую ты поклялся исполнить. И ты должен сделать этот выбор сам. — Птицеглаз уставился на меня жуткими немигающими глазами. — Что ты предпочтёшь, Хинрик из Химмелингов? Решай прямо сейчас.

Я мрачно глядел на Конгерма, проклиная его внезапное появление. Боги забавлялись со мной, и эти злые шутки начинали меня бесить. Ни дня без неожиданностей.

— Бросим руны, — наконец решил я. — Что выпадет, так тому и быть.

Птицеглаз насмешливо фыркнул.

— Переложишь вину на деревяшки?

— Спрошу совета. Знаю, что решение должно быть за мной, — огрызнулся я и снял с пояса мешок.

Света здесь было немного, но я знал на ощупь каждую плашку — сам вырезал их и окрашивал кровью. Я научился чувствовать каждую деревяшку, едва прикасаясь к ней — все несли разную силу, и оттенки этих колдовских знаков отличались.

Я тряхнул мешок и воззвал к Воду.

— Всеотец, одаривший людской народ тайными знаками, услышь меня и даруй мне истину. Как мне поступить? Что грядёт? Открой мои глаза и яви сокрытое.

Я медленно выдохнул и бросил руны на землю.

— Что я говорил? — Отозвался Конгерм, уставившись на плашки. Все до единого деревянные кружки легли на траву знаками вниз. Я видел лишь пустоту. — Боги тебе не помогут. Никто не поможет. Это лишь твой выбор, Хинрик.

Я кивнул. Вознёс короткую благодарность Воду и сгрёб руны обратно в мешок. Ноги подкосились, руки дрожали. В горле застрял ком. Что бы я ни выбрал, это принесет лишь боль. Как выбирать меж долгом и жизнью невинного? Айна же вообще не при делах — она и так потеряла слишком много. Сколько можно её мучить?

Но и Ормар, считай, пошёл на смерть ради меня. Не покинь он Бьерскогг, чтобы забрать меня, не лишился бы силы и прожил ещё многие годы. Я должен был отплатить ему за такую доброту. И единственная плата, на которую согласится колдун — чтобы я впитал все знания, какие успею. Чтобы эта его жертва не оказалась напрасной.

Проклятье, ох, проклятье! Почему всегда происходит именно так?

Конгерм отстранился, не мешая мне думать, но его присутствие всё равно меня раздражало. Трудно радоваться гонцу, что приносит дерьмовую весть.

Я стиснул зубы. Глаза защипало — вот же мерзость — я не смог сдержать слёз. В груди болело так, словно в неё воткнули копьё, и я едва мог дышать. Даже на Свартстунне меня так не пробирало. Я не рыдал, не хныкал, просто внутри меня всё разывалось от бешенства и отчаяния, и выдавали это лишь проклятые слёзы. Выбирать было больно, но я выбрал.

— Я остаюсь, — всё так же не оборачиваясь, произнёс я. — Возвращайся к Ормару, посиди с ним. Чуть позже я вернусь. Ритуал уже испорчен, но я должен извиниться перед ильвами и духами за то, что их побеспокоил.

Конгерм кивнул.

— Встретимся у хижины. Не злись на своего учителя за то, что он не сказал тебе сразу. Ты понимаешь, почему он это сделал.

— Если на кого и нужно злиться, так на себя, — отозвался я и с трудом поднялся. Хорошо хоть, посох прихватил. — Спасибо, что сказал, Конгерм.

Птицеглаз не ответил. Я услышал лишь шорох ветвей. Ушёл.

Когда шум стих, я ополоснул миску, умылся и собрал вещи. Поклонившись водопаду, я обратился к ильвам и попросил не гневаться за оборванный ритуал.

— Если позволите, я обращусь к вам завтра, — сказал я и побрёл в сторону хижины.

Теперь я буду жить с этим выбором до конца своих дней. Но Айну всё равно найду. Едва выдастся случай, отыщу её и попробую защитить. Если успею.

Занятый мрачными думами, я добрёл до хижины Ормара и удивился. Костёр перед домом потушили, хотя обычно один из нас бдел возле него всю ночь. Я направился к входу в хижину, но заметил странное тёмное пятно на дереве. Сперва мне показалось, что это была птица, но, подойдя ближе, я понял, что на ветвях висел плащ начертателя. Тёмный, почти чёрный, сплетённый из множества кусков ткани и оттого походивший на оперенье. Видимо, Ормар забыл. Бережно сняв плащ с веток, я перекинул его через руку и направился в дом.

— Что–то ты быстро, — удивился Птицеглаз, увидев меня. Он оторвался от миски с кашей и удивлённо моргнул. — Ильвы не явились?

— Ещё б они явились после такого, — огрызнулся я и закрыл дверь. Поставил посох в угол, положил плошку и встряхнул плащ. — Ормар забыл на улице.

— Я ничего не забывал, — проворчал колдун из тёмного угла, где располагался его лежак.

— Ну как же…

Я жестом отказался от каши — кусок в горло не лез. Конгерм непонимающе глядел на меня.

— Что случилось, Хинрик?

— А то ты не знаешь.

— Не знаю.

Ормар поднялся с подушек и откинул шкуру.

— Рассказывай, юноша.

Я удивлённо переводил взгляд с него на Птицеглаза.

— Хватит придуриваться! — Я зло швырнул плащ начертателю. — Больше не теряй.

Ормар поймал его и кивнул на лавку в углу.

— Это не мой. Где ты его нашёл?

Теперь уже я окончательно перестал что–либо понимать. Может это грибы так на меня подействовали? Все же ядовитые…

— На дереве висел, — ответил я и перевёл взгляд на Конгерма. — Ты ходил за мной. Я только что тебя видел.

— Никуда я не ходил! — возмутился Птицеглаз. — В доме мы были, я помогал Ормару. Здесь, знаешь ли, ещё и чинить вещи да убираться приходится.

Я ошарашенно опустился на лавку.

— Тогда кого же я видел в лесу?

Ормар тихо рассмеялся.

— Режь руну Ил, Хинрик. Это твой плащ. Ильвы тебе явились. Вот же злобные хитрецы… — Он не договорил и зашёлся в приступе мучительного кашля. Конгерм тут же подскочил к нему и поднес дымящуюся кружку. Откашлявшись, начертатель поднялся и пересел к очагу.