Я немного замялся, сомневаясь, что справлюсь. Впрочем, время текло быстро, а Ормар обладал невероятной способностью ускорять события в моей жизни. Мне даже подумалось, что не случайно. Вероятно, он и правда слишком торопился. Потому как руны я исправно резал и чертил, но не успевал проживать их как следовало. На Свартстунне жрицы вырезали и окрашивали каждую руну, а затем ходили с ней полный лунный цикл — так они постигали мудрость каждого знака. Но то было женское колдовство. Мой путь пролегал сквозь риск и спешку.

— Три испытания ты пройдёшь в этом лесу, и каждое будет разным, — пообещал начертатель. — Ни один колдун не будет считаться таковым, если не сможет использовать мудрость волшебных народов. Руна Ог — для гнавов — искусных жителей земельных недр. Руга Ил — для ильвов, хранителей мудрости и знаний. И, наконец, Санг — для общения с духами. Лишь познавший руну Санг может воззвать к духам–защитникам и получить своего фетча.

Я кивнул. Фетчами у нас называли духов, которые соглашались охранять людей. Чаще всего они принимали облик животных. Один фетч мог оберегать лишь одного человека, между их душами устанавливалась особая связь. После смерти человека фетч получал свободу и мог вернуться в родное место. Но фетчи считались своенравными. Не всегда можно было угадать, кто откликнется на зов. А разорвать нежеланную связь было той ещё задачкой для колдуна, поэтому многие предпочитали не рисковать.

— Чью же мудрость мне предстоит познать сначала? — спросил я.

— Прошлое, конечно же. Историю и традиции. А их хранит земля, — отозвался Ормар. — Пойдёшь искать гнавов. Они любят камни и скалы, и приманить их можно чем–то драгоценным, благо безделушек у тебя полно. Без жертвы даже не думай идти — убьют на месте, и довольно мучительно. Народец хитрый и вредный, но дружить с ними нужно.

— Как мне найти подходящее место?

Колдун взмахнул рукой в сторону от хижины.

— К северу отсюда, за ельником, есть груда камней с прожилками прозрачных кристаллов. Не ошибёшься — они светятся в темноте. Гнавы привязаны к самоцветам, и через них могут являться в наш мир и становятся видимыми. Иди туда ночью, принеси дары и позови их — вису, обращение, составишь сам. Про жертву не забудь. Но обычно они сами выбирают, что с тебя взять.

— И о чём же мне их просить?

— Чтобы показались. Гнавы сами решат, что тебе стоит знать. Вещи оставь здесь и иди.

— Что, сегодня? — опешил я. — Сейчас?

Начертатель пожал плечами.

— Ночь подходящая. Зачем медлить?

Я вытащил из мешка оставшиеся припасы для жертвы, проверил амулет Гутлог на груди — красные и зелёные бусины были из самоцветов, причём довольно редких в наших краях. Должны подойти в качестве подношения.

— Лучше огня возьми вместо посоха, а то ноги переломаешь, — посоветовал колдун.

Я быстро соорудил факел, благо у Ормара было несколько заготовок, и направился на север. Ночной лес был ещё красивее, чем при солнечном свете. Меж ветвями деревьев носились с тихим жужжанием светящиеся мошки, вдоль тропинки росли удивительные цветы, раскрывавшие бутоны лишь в тёмное время, и их лепестки источали дивный аромат, а ещё слабо сияли. Я брёл на север, стараясь не опалять растительность огнём. Лес сперва потемнел — я вошёл в ельник, о котором говорил начертатель, но быстро прошёл его насквозь и остановился на опушке.

Несколько больших камней были свалены в подобие горки. Прожилки на породе отражали лунный свет и действительно немного светились. Я подошёл ближе, воткнул горящий факел в землю и опустился на колени возле самых камней.

Спиной я ощущал, словно кто–то пристально на меня глядел, но здесь не было никого, кроме жужжащих мошек. Может один из духов–стражей? Или же я просто оттягивал время обращения, потому что толком не знал, как говорить с волшебными народами. Этому меня на Свартстунне не учили. Жрицы не обращались ни к гнавам, ни к ильвам. Только к богам да изредка — к духам.

Я аккуратно разложил принесённые дары: остатки хлеба, рыбину. Снял с шеи амулет Гутлог и положил его на камни. Затем рассёк себе руку и кровью начертил на камнях руну Ог. Три чёрточки в виде крыши или шатра.

Почему–то меня охватило волнение. Не страх — скорее любопытство. Но я помнил, что гнавы — народ вредный и к людям не особенно дружелюбный. Я набрал в грудь побольше воздуха и принялся шептать над руной.

— Взываю к вам, древний народ гнавов! Хозяева Гнавхейма, хранители божественной мудрости, прославленные воины и мастера! Я Хинрик из Химмелингов, будущий начертатель, взываю к вам. Примите моё подношение, явитесь пред мои очи и даруйте мне знание, какое сочтёте нужным!

Рука ещё кровоточила. Я сжал кулак, проливая больше крови на руну. Камень, показалось, начал сверкать чуть ярче.

— Услышьте меня, о гнавы! — Повторил я. — Явитесь пред мои очи. Возьмите дары. Пожалуйте мне свою мудрость и испытайте меня, если желаете этого.

Меня качнуло из стороны в сторону, и я едва удержался на коленях. Внезапно что–то толкнуло меня снизу, из чрева земли. Я охнул, но продолжал держать руку над камнями.

— Явитесь пред мои очи, народ гнавов! — крикнул я. — Взываю к вам!

Земная твердь зарокотала, загудела, зашевелилась подо мной. Я ухватился за камень, чтобы не свалиться, но почва подо мной разверзлась. Что–то схватило меня за ноги и потащило вниз.

Я отчаянно молотил руками и ногами, пытаясь вырваться. Хватка была крепкой, словно в меня впилась зубами свора собак, пытаясь растащить в разные стороны. Боль пронзила мои жилы, в плечах то–то хрустнуло.

— Отпусти, чтоб тебя! — заорал я, отплёвываясь от комьев земли.

Меня продолжало тащить вниз. Руки и ноги вязли в песке и земле, в корнях и чем–то склизком, локти и колени царапали камни. Я уже не мог вдохнуть и просто набрал в грудь побольше воздуха. Может продержусь. Внезапно тварь — или нечто иное — отпустила меня, и я мешком шмякнулся на неожиданно твёрдую и ровную поверхность.

— Чтоб тебя волки терзали! — выругался я и попробовал осмотреться.

Ну да, конечно. Здесь было темно — ни зги не видно. Мой факел остался наверху у камней. Я осторожно пошевелился и принялся шарить руками по земле, пытаясь понять, где оказался. Но понял лишь, что пол здесь был неестественно ровным, словно кто–то отесал камень.

Что–то тихо зашуршало позади меня. Я резко обернулся и по привычке потянулся к ритуальному ножу на поясе, но обнаружил, что его со мной не было. Странно. Неужели выронил, пока меня тащило сюда?

— Покажись! — вложив в голос всю волю и твёрдость, приказал я. — Яви себя, кем бы ты ни был.

— А не то что? — хихикнули из темноты. — Убьёшь то, что нельзя убить?

— Не убью, но настроение испорчу, — пообещал я. — Я Хинрик из Химмелингов, ученик начертателя. Представься.

Незнакомец не ответил. Я лишь слышал тихое шарканье и поворачивался на звук. Вдруг в нескольких шагах от меня что–то вспыхнуло. Словно сотканный из света шар подбросили вверх, и он рассыпался сотней сотен мелких искр. Никогда не видел подобного колдовства. Я отпрянул от неожиданности и по привычке потянулся к амулету, но вспомнил, что снял его.

Зато теперь я мог разглядеть место, в котором очутился. Пещера была явно рукотворная — свод из отполированного чёрного камня походил на купол. Стены из такой же блестящей породы украшала затейливая резьба. По каменным стенам вилась лоза из чистого золота, а листья, бутоны и лепестки были выполнены из сверкающих самоцветов. Пол оказался мозаичным, и я понял, что стоял на драгоценных камнях, идеально прилаженных друг к другу — и волос не просунешь. Я очутился в настоящей сокровищнице, во дворце самоцветов. Гнавхейм?

У противоположной стены в нише, овитой искусным орнаментом, стоял трон из чистого золота, а подступы к нему были усеяны серебряными монетами, золотой утварью, драгоценностями и украшениями. На троне, хитро и мерзко улыбаясь, восседало создание, ростом с ребёнка, но с лицом старика.