– Касательно Ольги Лисицыной: вы не могли бы объяснить, на каком основании она стала объектом подозрений милиции?

– Ну, во-первых, чтобы не сказала вам она сама либо кто-то еще, этой даме пока никаких обвинений предъявлено не было. Однако она попала под подозрение просто потому, что больше некому.

– Вам не кажется это притянутым за уши?

Милиционер презрительно посмотрел на Костю, будто сверля его взглядом насквозь. Дмитрий немного был в курсе ситуации с жильем в Энске и недоумевал, как вся административная и судебная система может работать против простых людей, которые могут остаться без крова. Не понимал он, и каким ужасным человеком надо быть, чтобы отстаивать интересы компании, которая в ответе за выгнанных на улицу людей и пожар, забравший в некотором смысле две жизни. Зато он знал, что эта самая компания хочет построить завод в его родном райцентре. А еще он знал, что перед ним сейчас сидит защитник интересов этой самой компании.

Впрочем, невзлюбил он адвоката и по другой причине. Делами ПСО «Надежность и комфорт» уже какое-то время занимался московский следователь Александр Громов. Дмитрий понимал, что все это была показуха. В ситуации, когда на постсоветском пространстве к силовым структурам поднималось недоверие, капитан Громов случайно стал чем-то вроде народного героя, который бросил вызов коррупции и получил поддержку парочки политиков-популистов. Власти хотели отвлечь внимание людей и освещали эту историю по федеральным каналам. Молодой белорусский милиционер обратил внимание на инициативу Громова и проникся к нему уважением. А коль Константин Воронов, защищая интересы ПСО «Надежность и комфорт», стал оппонентом капитана Громова, то от Дмитрия он получил еще порцию презрения.

– Итак, Константин, объясняю на пальцах. Девушку, судя по ранам, растерзал дикий зверь. По большому счету вариантов не так уж и много. Это могут быть волки, которые в этих лесах, конечно, водятся, но на местных, да к тому же с такой жестокостью, они не нападали. Второй вариант – собаки. Есть ли в округе дикие псины, которые могли ни с того ни с сего напасть на девушку? Безусловно. Были ли прецеденты? Нет. Ближайшее место, где полно собак – это псарня Лисицыной. Лисицына, в свою очередь, – единственный человек, который отвечает за этих собак. А, следовательно, – наша единственная подозреваемая.

Константин задумался, вертя в руках ручку. Голова гудела, перед глазами плясали черные точки и фрагменты вчерашнего разговора с Настей. Адвокат попытался сконцентрироваться на деле. Он прокрутил в голове статьи из белорусского законодательства, с которыми вскользь ознакомился накануне, а затем максимально осторожно сформулировал следующий вопрос:

– А если выяснится, что какая-нибудь из собак Ольги действительно загрызла ту девушку, то что будете делать?

– В таком случае гражданка Лисицына ответит перед законом.

– А, если, предположим, одна из ее собак одичала и ушла из-под контроля? Подцепила бешенство, например. Разве в таком случае, Ольга тоже будет за нее отвечать?

– По нашей просьбе ветеринар проверил всех собак. Если среди них нашлась бы бешеная – это тоже было бы ответственностью хозяйки. Чуть меньшей, правда.

В нотках голоса милиционера Константин чувствовал раздражение. Адвоката преследовало ощущение, что этот человек хочет посадить кого-нибудь просто из принципа. Однако Костя понимал, что сейчас дальнейший разговор ни к чему не приведет. Он убрал документы в сумку и, уже направляясь к выходу, кинул последнюю фразу милиционеру:

– У меня будет одна просьба: впредь общайтесь с моей подзащитной исключительно в моем присутствии.

Милиционер промолчал. Костя хотел уже было закрыть за собой дверь, но на мгновение остановился, когда услышал вопрос следователя:

– Одного не могу понять: на кой ляд вам вообще понадобилось сюда приезжать?

Один из нюансов работы, который быстро усвоил Дима за свою короткую карьеру, заключался в том, что самостоятельная точка зрения – это лишняя и ненужная сложность в жизни милиционера. По возможности он опирался на рекомендации прямого руководства, коллег и своего отца.

Николай Александрович предупредил сына, что если ему доведется побеседовать с одной местной журналисткой, то нужно быть готовым к некорректным и провокационным вопросам. «Эти журналисты только отвлекают от работы. Сами, без них во всем разберемся. Додумывают факты, да украшают всё своими оппозиционными настроениями. Дай им только шанс – в мгновение ока разрушат то, что мы 23 года строили».

Председатель попросил Диму с одной стороны аккуратнее общаться с журналисткой, а с другой – дать ей пару советов. Впрочем, Диме и не надо было ничего объяснять: он и сам не очень любил представителей прессы. Ведь они нередко замедляли работу, крутились под носом, когда не нужно, и требовали фактов, когда их еще не было.

В дверь кто-то постучал, и вскоре на пороге показалась девушка с каштановыми волосами, в брюках и кожаной куртке.

– Добрый день. Меня зовут Виктория. Я журналистка из «Залесской правды».

– Да-да, я помнил о вашем визите, – как можно дружелюбнее отозвался Дима. – Присаживайтесь, – добавил он, указав на стул напротив себя.

Журналистка достала из сумки блокнот, и Дима поневоле провел параллель с юристом. Тот демонстративно вынул целую папку с документами, но не спешил ими воспользоваться. У девушки же был небольшой блокнот и ручка, которая сразу побежала по бумаге, хотя Дима не успел еще ничего рассказать.

– Слушаю вас предельно внимательно, – произнес милиционер.

– «Залесская правда» освещает смерть Марии Ромашкиной, но мы всё еще не услышали вашей официальной позиции. Буду очень благодарна, если вы поделитесь информацией по следствию: результатами экспертизы и подозрениями по делу.

Дима задумался, вертя пальцами ручку. Его выражение лица должно было изображать задумчивость и сосредоточенность: мол, работа кипит, данных уже много, но мы не знаем, чем именно с вами поделиться. Но ведь все было наоборот: информации совсем немного и у него полностью связаны руки. Дима не мог предъявить серьезные обвинения хозяйке псарни, и, как следствие, не мог и арестовать ее. Молодой милиционер не знал, что сказать журналистке и очень надеялся, что взгляд не сильно его выдает.

– Несмотря на то, что мы уже проделали большую работу, много я вам рассказать не могу. Совершенно точно можно сказать, что девушку либо растерзал дикий зверь, либо одичавшая собака. Чтобы это ни было, у нас есть определенные подозрения, где это искать. Ситуация под контролем и жителям Залесья не о чем беспокоиться.

– Прошу меня простить, но вы говорите о том, что было известно еще вчера утром. – Произнесла Вика, стараясь сделать тон предельно вежливым. Учитывая то, что «Залесскую правду» курировал отец человека, перед которым она сейчас сидит, в газете все будет опубликовано лишь с его одобрения. А значит, каких-то откровений об этом деле, если они вдруг всплывут, там не будет. Но во-первых, коллеги журналистки из других изданий и просто ее друзья неустанно спрашивали, что же произошло в Залесье? А во-вторых, Вика сама хотела докопаться до правды и не любила оставаться в неведении. Поэтому прикрыться «Залесской правдой» в такой ситуации было очень кстати. – Материал должен быть подготовлен уже сегодня. Неужели вам больше нечего добавить?

«Начинается», – подумал про себя Дима. С одной стороны он прикинул, что девушку можно понять: в конце концов, она просто делает свою работу. С другой – ему сильно не нравилось, что и в без того непростой ситуации он должен еще и отчитываться перед какой-то прессой.

– Очень многое сейчас у нас строится на, скажем так, косвенной информации, а также теориях и гипотезах, разглашая которые, вы нанесете людям больше вреда, чем пользы.

Всегда, когда нужно было пересекаться с правоохранительными органами, в памяти Вики всплывали события с площади Независимости в декабре 2010. Там собрались несколько десятков тысяч человек, несогласных с результатами президентских выборов. Силовики жестко подавили митинг, попутно избив и задержав множество человек, в том числе и кандидатов в президенты. Пострадала и одна знакомая Вики, которая до митинга даже не дошла. На нее и ее друга накинулись три силовика, один из которых начал избивать парня. Когда девушка попросила не трогать его, боец нанес ей удар дубинкой по ноге, сломав кость. Ни расследования, ни уголовного дела не последовало.