– Захо́дь-захо́дь, гостьюшка, – тонким голосом запела Марфа, приглашая к столу жестом руки.

– Некогда мне восседать с вами туточки, делов по горло… – Маня не сдвинулась с места. – Иван, порося закололи ужо? Нету запаха палёнки чавой-то…

Томка аккуратненько бочком пошла вокруг печки, чтобы скрыться в комнате.

– А? – вдруг откликнулась Марфа. – И не будеть, соседка Грунька вчерась заколола.

– Соседка? – удивилась Маня. – Кому?

– Шо кому? – не поняла Петровна.

– Кому заколола?

– Себе, а шо? – неосведомлённая Марфуша никак не могла понять, причём здесь вообще чей-то поросёнок.

– Себе значится… А ваш как же?

– Чаво? – Петровна плюхнулась на табурет, бросив взгляд сначала на Ваньку, а потом на Марию.

– Шо чаво? Порося вашего ужо усё? Али не сёдня надо было?

– В толк не возьму, – растерялась бабуля. – У нас их и отродясь не было… Сальце я у Груньки покупаю… а опосля перепродаю…

Тут уже у Ваньки вытянулось лицо.

– А шо я тады пришкрёбся?

– За сальцем, – ответила Марфа. – Я и угощаю…

– Я ж с порогу спросил про порося… А ты мне – садись…

– Ну, мне ж Томка сказала, шо ты сёдня придёшь, а я на стол… – Марфа закрыла рот рукой, видимо поняв, что всё пошло не по-задуманному.

Тамара сидела на кровати, взявшись за голову. Она и предположить не могла, что бабуля всё напутает, видимо, от растерянности, когда жена Вани пришла. План состоял в том, чтобы напоить заговорённой водкой мужика, и он одурманенный останется в хате, а там дело техники. Переждать нужно было всего-то несколько часов, как говорила знахарка, и волшебное зелье сработает.

– Тётя Тамара, – крикнула с издёвкой Маша. – Подойдите сюды… Спросить чё хочу.

На трясущихся ногах Тома вышла к гостям.

– Не пора ли вам своих дитёв заводить, а не чужих прикармливать? – надменное выражение лица Мани дало понять – не к добру вся эта затея.

– Ну, шо уж там, Мария, – улыбнулась девушка украдкой. – Ребятёнок всё-таки, почему бы и не угостить?

– Вот я и гутарю – своих рожай и угощай. Хватить моему Вовке презенты преподносить… Иван, вставай, пошли до хаты…

Ванька поднялся и не успел сделать шаг, как Томка подлетела к нему с криками.

– Не пущу! – обхватила руками мужика и уткнулась в его спину лицом.

Иван остолбенел. У Марфуши нижняя челюсть так и отвисла. Никто не ожидал такого от молодой девушки.

– Мой он, мой! – кричала Тамара, упираясь ногами. По всей видимости, любящее сердце не выдержало испытания годами – любовь в одни ворота.

Ваня отцепил руки Томы и повернулся.

– Сдурела?

Мария стояла у порога и молча наблюдала за сценой. Петровна понимала – как-то нужно успокоить внучку, иначе весь этот скандал выльется на улицу, и позору не оберёшься на весь хутор. Можно же всё было сделать по-другому: будто Ванька сам ушёл из семьи.

– Ванечка, оставайся, я всё для тебя… Ты же знаешь… я люблю… – ревела Тамара.

– Прочухайся, девка! – Иван не выдержал. – На кой ты мне?

– Это всё ты, ты… – захлёбывалась слезами Тома, глядя на Машу.

– Да отцепись ты, бешеная, – Ванька пытался вырваться.

– Никуды не пойдёшь! – остановилась Тамара и уставилась на жену Грищенко. – Брюхатая я!

Мария отошла в сторонку, так как из-за широкой спины мужа совсем не было видно придурковатую воспитательницу. В хате опять все замерли.

– От кого ж? – с прищуром поинтересовалась Маша.

– От Ванечки моего… – Тамара почувствовала, что вот сейчас всё свершится, именно сейчас Мария Грищенко откажется от своего мужика, и он достанется ей – Томке Гориной.

Ей уже было абсолютно всё равно, что скажут люди в хуторе. Если будут показывать на неё пальцем и подсмеиваться, судачить за спиной, да чёрт бы с ним, зато она, Томка, станет самой счастливой бабой из всех, живущих на этой грешной земле.

Наблюдая за всем этим, Марфа Петровна решила помочь внучке. Она также восприняла тот факт, что сейчас всё разрешится в пользу Томочки. Мария ведь должна иметь гордость. Она просто не имеет права прощать мужа за такое предательство.

– А давайте погута́рим спокойне́нько ту́точки, – Марфуша пыталась договориться. – Посидим, нам же есть об чём…

– Нету! – как отрезал Иван. – И вообще, шо тута происходить? Ты зачем меня зазывала? Про любовь твою я ужо слыхивал, усё тебе донёс, як мене показалося, а ты…

– Ваня, не горячись, присаживайся. Я чичас за водовкой шустренько сбегаю… – Петровна настаивала. – Мы обо всём и договоримси…

– Э-э, не-е, – из комнаты послышался голос деда Панкрата.

Муж Марфы кое-как слез с кровати и засеменил в кухню. Заходя, окинул взглядом каждого из присутствующих и уставился на свою жену.

– Ну шо, бесталковщина, дожилася до приличного возрасту, а с умишком як было ту́гинько, так и встряло…

– Тю, поглядите-ка, нарисовалси… – выпрямилась Марфа. – Енто шо за разговоры ты мне тута затеиваешь? У самого-то мозжечок усох совсем! Думай, шо несёшь, хрыч старый!

– А ну, цыть! – Панкрат топнул ногой и сжал кулаки. – Ты шо думала, кобылье вымя, шо я совсем оглушился? Я шо ни на есть слышащий! Ох, як поперёк глотки у мене ужо стои́ть твоя молва! Ох, как ты мене ужо достигнула до самых печёнок!

Дед пошлёпал себя по горлу, показывая тем самым, насколько ему надоели всяческие разговоры о ненужных людях, о благополучной жизни, знакомствах и прочее.

– И думать не мог, шо ты на такое сподобиси, Марфушенька… Ладно мене схватилася опои́ть, так ты и Грищенко семью вздумала… – Панкрат замахнулся кулаком на Петровну.

– Караул! – закричала Марфа и спряталась за спину Ивана. – Бешаный!

– Ты шо ж, таки и поверила, шо та бабка тебе подсоби́ла мене от моей Акулинушки увести? Это я ду́рным был! Вожжа под хвост попала, я и сменил обстановку! Если б я ранее знал, якый ты гадыной станешь! – Панкрат выдохнул и присел на табурет. – А ты, а ты, сучья бородавка, куды клыки навострила? Слухаешь енту жабу сушёную и такое проделываешь? Я тебе научу, як в чужие семьи залезать!

Погрозив кулаком и внучке, Панкрат вновь поднялся.

– Не пей ихней водовки, сынок, енто бабьё по заговорёнкам бегаить, мало ли шо…

Дед Панкрат ещё раз для уверенности помахал кулаком и пошёл в свою комнату.

– Брюхатая она, – усмехнулась Мария, провожая взглядом мужа Марфы. – Не смеши ты мои пятки, девонька!

– Были мы, были вместе! – упиралась Тома и начала креститься. – Вот те крест!

– Не гневи бога, грешница! Не наговаривай на моего мужика! – прикрикнула Манька. – С Иваном она была… А платочек-то тот я признала…

Улыбнулась, взяла мужа под руку и вывела из хаты Гориных.

Через семь месяцев, майским утром, у Тамары Гориной родился сын.

– Ох, ты ж… – прорывая свеклу на поле, причитала Степанида. Завидев вдалеке Марию, вприпрыжку поскакала к ней, чтобы донести благую весть.

Грищенко испугалась, когда из-за спины запыхавшаяся Стешка крикнула:

– Слыхала? – споткнулась Трофимова. – Воспиталка пацанёнка принесла… Ой-ой, от кого ж?

– Чу, сумасшедшая, як кобыла скачешь! – приложила руки к груди Маша от испуга. – Чаво летишь?

– Я об чём гутарю? Воспиталка…

– И шо? Мне-то какое дело до неё? – плюнула Грищенко и продолжила свою работу.

– Не, ну ты погляди на неё! – Стешка упёрла грязные руки в бока. – Сына, слышь?

– И шо дальше? – Маня подняла голову и сжала губы от недовольства.

– Чей же? Ой, не могу, так хотца узнать… Она ж безмужняя… Позор-то какой…

– Стеш, я по́няла, куды ты клонишь…

– Бабы гутарють, шо он не с лица… Страшно́й, як чёрт!

– Шла бы ты, соседушка… – выпрямилась Мария со стоном. – Усю спину скрючило…

– Исчо не так скрючить, када усё прояснится! – гордо ответила Степанида и, задрав нос кверху, широким шагом пошла на свой участок поля.

– Тьфу, ду́рная баба, – Грищенко плюнула вслед уходящей соседке и потёрла поясницу.