Мы не разговаривали четыре месяца, игнорировали друг друга на улице и в школе. Матео больше не приходил к моему забору и не смотрел, как я репетирую. Да и я перестала этим заниматься – стала уделять больше времени своей социальной жизни. Первое время обида всё ещё тяжким грузом висела на моей шее, но затем я начала замечать, что взглядом невольно ищу Матео в коридоре, надеясь увидеть его хоть краем глаза. Но он будто специально прятался от меня – и это расстраивало меня ещё сильнее. Я лишь хотела, чтобы он подошёл к моему дому и извинился за видео, да мне и записки было бы достаточно – эту бы я точно уже не выкинула!

Однако после зимних каникул Матео словно испарился. Я не замечала его на переменах и не видела его светлой макушки в коридоре. И тогда мне стало не по себе – словно зловещий холодок пробрал всё моё тело.

Предварительно настучав его единственному приятелю Алексу по голове, я выяснила, что случилось нечто ужасное: Мать Матео попала в страшную аварию. Невнимательный водитель сбил её прямо на пешеходном переходе. К счастью, та осталась жива, но теперь совершенно не могла ходить.

Я помню, как бежала по незнакомой улице, сбив дыхание, выискивая нужный дом. Перед глазами всё то кружилось, то застывало на месте. И как только он открыл мне дверь, я тут же с порога выпалила:

– Мне жаль, прости меня, пожалуйста.

– За что? – недоумённо произнёс он, явно не ожидая меня увидеть.

– За то, что стыдилась нашей дружбы.

На лице Матео проскользнуло лёгкое недоверие, но затем тут же сменилось неким облегчением.

Он взглянул на меня хмуро, но с улыбкой, а затем сказал:

– Заходи.

***

В середине десятого класса у меня появились первые в жизни отношения. И хоть довольно-таки глупо говорить такое, но в шестнадцать лет я была, что называется, безнадёжным романтиком. Хотя, кто же не был? Мой первый школьный парень был высоким брюнетом, занимался спортом и отлично ладил со всеми – настоящий идеал, о котором только можно было мечтать.

«Плохие парни» мне никогда не нравились: раздражала их чрезмерная самоуверенность, да и татуировки как-то не привлекали. Меня явно тянуло к тем, кто не подходил под этот всем полюбившийся шаблон. Мой первый парень был общительным, целеустремлённым и по-настоящему смышлёным, а наши отношения были приятными и спокойными. Возможно, поэтому я так быстро от них устала. Для шестнадцатилетней девчонки слишком важны эмоции, и мне хотелось любви как в фильмах – страстной, сложной и безумной, чтобы голову сносило. Рядом с ним я не чувствовала ничего такого.

Через месяц мне стало скучно, и я рассталась с ним.

– Не думаешь, что твой Филипп будет ревновать из-за того, что ты у меня дома? – спросил Матео в один из вечеров.

Я лежала на его кровати и бесцельно листала учебник по физике, параллельно обсуждая то, какой скандал произошёл у меня дома после того, как Диана вернулась в четыре утра пьяная и по ошибке ввалилась в спальню родителей.

– Ох, – вздохнула я, – забыла сказать, что мы расстались.

Матео практически не отреагировал, только поджал губы.

– Да и он не стал бы ревновать. Он вообще не ревнивый, – с небольшой досадой в голосе отметила я.

– Разве это не хорошо?

– Не знаю.… Говорят, что ревность – признак сильных чувств. А почему ты спросил?

Он посмотрел на меня из-под сведённых бровей и сказал:

– Я думал, что ты весь месяц со мной не общалась из-за него. Думал, он ревновал.

Я прыснула и махнула рукой:

– Ничего подобного. Он не стал бы ревновать меня к тебе.

– Тогда почему игнорировала?

– Я не игнорировала, – сказала я, пожав плечами. – Просто так получилось. Мне не хватало времени даже на театралку.

Матео выглядел огорчённым.

– Зато теперь есть! – ободряюще заявила я. – Брось, ты же не серьёзно на меня обиделся?

Он покачал головой, но от устного ответа воздержался.

– Да ну тебя…. Когда у тебя, Тео, появится девушка, ты меня поймёшь.

Наша с Матео дружба была для меня чем-то новым. Наверное, она была похожа на ту, что мы привыкли видеть в кино: Два друга, у которых куча общих интересов, постепенно влюбляются друг в друга и живут вместе долго и счастливо. Но что-то подсказывало мне, что это не тот случай. У нас определённо было много общего, но и различий было хоть отбавляй. В общем, было бы странно ожидать от наших отношений какого-то романтического развития. И хоть я и была уверенна, что Матео был всё ещё немного влюблён в меня, всё же не могла представить себя с ним. На самом деле, когда подруги в шутку меня поддевали, то мне становилось даже некомфортно.

Он был моим Лори, и я была уверенна, что ждёт нас то же, что и героев «Маленьких Женщин».

Но всё это было до начала одиннадцатого класса и до того, как моя сестра умерла. Я помню, что всю ту неделю провела как в тумане: бродила повсюду как призрак, не ела и почти не разговаривала – но эту историю стоит оставить на лучшее время.

Насчёт нас с Матео: та неделя изменила всё. На самом деле, я и представить не могу, как бы я пережила смерть сестры, если бы не он. Пожалуй, Матео – причина, по которой я не получила травму на всю оставшуюся жизнь. Потому что с того момента, как произошёл этот «случай», жизнь в нашем доме изменилась, а мои родители пытались справиться с горем, обвиняя друг друга по очереди. Матео же был рядом, разделяя мою боль, держа за руку перед похоронами и утирая слёзы с моего опухшего лица.

На восемнадцатый день после смерти Дианы, мы с ним поцеловались в первый раз. Это случилось внезапно, но я бы не сказала, что неожиданно. И не смотря на отсутствие опыта у Матео, целовался он вполне уверенно. Случилось это там же, где мы проводили своё первое лето вместе – у реки. И хоть поцелуй этот был лучше и приятнее всех моих прошлых, на следующий день мне стало тошно от самой себя, будто я совершила что-то нехорошее.

Весь тот день я делала вид, что ничего не было и, в целом, вела себя престранно, пока он сам не признал ошибку.

– Ты ещё горюешь по сестре, и с моей стороны было неправильно пользоваться этим, – сказал он мне, и я согласилась.

Матео даже извинился, хотя извиняться было не за что. Но мне было комфортно оставлять его думать, что он сам виноват во всём, хотя я ясно помню, что хотела, чтобы он поцеловал меня.

Являлось ли это главной причиной, по которой Матео возненавидел меня через несколько месяцев? Однозначно нет. Но именно этот случай привёл меня к тому, что произошло дальше.

После зимних каникул я встретила одного парня. Он был студентом, старше меня на год. Развивалось всё стремительно, и наши отношения очень быстро приобрели серьёзный характер. Единственное, что мне не давало покоя – это ревность. Он не был похож на Филиппа: у него было в два раза больше подруг и столько же поклонниц. Однако самое страшное было в том, что я всех их даже не знала, ведь всё ещё была школьницей.

Я была вымотана этим беспокойным чувством: будто ходила по тонкому льду – ещё чуть-чуть и всё треснет. Поэтому новость о том, что у Матео появилась девушка, возмутила меня до глубины души, хоть и признавать это не очень-то и хотелось.

Матео последовал моему «совету» и перестал проводить со мной столько времени. И я, на самом деле, его понимала, ведь для его девушки я буду той самой подругой, о которой беспокоишься, изводя себя по ночам. Я понимала. Однако это не помешало мне сделать то, что я сделала.

Занятия с театром я, кстати говоря, забросила ещё в конце десятого класса. Нелегко объяснить, но что-то мешало мне заниматься этим свободно, зная, что кто-нибудь найдёт театр поводом для насмешек. И вряд ли так можно выразиться, но в нашей школе заниматься чем-то было не очень круто. Не знаю уж, как в других школах, но в нашей школе крутость равнялась безразличию, так что любые увлечения воспринимались со скептицизмом. И это не упоминая и того, что я девочка, и всё, что мне нравится, автоматически становилось предметом для шуток.

Когда Матео узнал об этом, то попытался меня переубедить, но я его не слушала. Вместо этого я завела разговор о нём: спросила, что нового произошло в его жизни, предусмотрительно избегая упоминания его девушки. Лариса, между прочим, было милейшей девчонкой, хоть и слегка полноватой.