У меня взросление началось по самому жёсткому варианту. Убили моего брата.

К этому времени мы жили в одном районе, но в пятнадцати-двадцати минутах езды друг от друга на троллейбусе. У него с женой уже родилась дочка, и я любила их навещать, так как роднее и ближе Серёжи никогда никого не ощущала. Здесь мне были рады в любое время дня и ночи. Его жена Оля была между нами посередине по возрасту, очень любила брата, понимала, как ей повезло, что он уже состоявшаяся личность и мужчина, ответственный за свою семью.

В общем, когда я появлялась на пороге, то первым делом меня встречали объятия брата, потом меня неизбежно кормили, потом я возилась с племянницей и делилась с Олей эпизодами школьной жизни, разбирала ссоры с подругами, если таковые вдруг случались, рассказывала о своих симпатиях. Серёжа просто был рядом в этой малогабаритной квартире, и само его присутствие создавало в душе чувство защищенности и уюта в душе.

Мы созванивались регулярно по городскому телефону. К счастью, и в нашей квартире, и в Серёжиной телефоны были. Звонками не надоедали, но пару раз в неделю звонили друг другу обязательно. Как раз накануне вечером мы поболтали с Серёжей о моих планах на зимние каникулы. На улице моросил ноябрьский дождь со снегом, и сидеть в кресле с трубкой у уха и представлять, как в первые дни нового года мы вместе с его маленькой дочкой пойдем в цирк, было очень приятно. Поэтому когда на следующее утро, часов в семь, раздался телефонный звонок, и папа, готовясь на работу, сказал: «Лика, возьми, пожалуйста, трубку», я сильно удивилась, услышав голос Оли. Голос был Оли, но звучал он так, будто это была не она. Обычно жизнерадостный, молодой и звонкий, сейчас голос глухо и ровно произнёс какие-то странные слова: «Лика, вы с папой должны приехать. Ты посидишь с Настенькой, а нам с папой надо в милицию. Серёжу убили».

Наверное, в тот момент Оля посчитала, что я уже взрослая, и меня не надо готовить, прежде чем сказать такую ужасную правду. Или она совсем в ту минуту не думала ни о чём другом, кроме того, что её жизнь с маленькой дочкой, в которой они были защищены и любимы, рухнула и исчезла навсегда. Одним словом, мои эмоции её точно не волновали. Я, с трубкой у груди, ещё не до конца осознав всё происходящее, сказала папе: «Папа, звони на работу, что ты не придёшь. Тебе надо с Олей в милицию. Серёжу убили».

Серёжу убили неизвестные, которые не будут найдены никогда. Его стукнули чем-то тяжелым по голове прямо у подъезда, когда он поздно вечером, как обычно, возвращался с работы. Оля забеспокоилась ранним утром, когда проснулась и поняла, что его нет рядом в постели. Обычно, он не будил их с дочкой, а потихонечку ложился рядом на диван.

До сих пор не пойму, с какой целью это было сделано. Возможно, думали, что несёт зарплату. В эти даты её обычно выдавали во всей стране. Возможно, просто разозлил какую-то шпану отказом дать прикурить, а он и, вправду, не курил. Предположений может быть много и разных. Преступление не было раскрыто. Факт был всего один: я лишилась в тот день человека, который знал меня всю мою жизнь, оберегал как маленькую младшую сестру, утешал и помогал в трудную минуту, любил просто так, не за что – как же это нечасто бывает!

На кладбище я не поехала, осталась дома с племянницей. Видела маму, которая приехала к дому, где у подъезда поставили гроб, чтобы родные, близкие и сослуживцы могли попрощаться с Серёжей. Она, как всегда, была не трезва, но хотя бы вела себя прилично и молчала. Дождя в тот день не было, подморозило, проглянуло солнце. Но на сердце был лёд и серая пелена в душе.

Помню, что сделала странный вывод: во-первых, никаких вечерних и ночных смен на работе, чтобы туда идти и возвращаться домой, когда идёт много людей. А во-вторых, окончу школу и выйду замуж! Мне нужен новый защитник, утешитель и тот, кто меня будет любить вместо брата.

Я очень хотела жить и хотела любви и спокойствия.

Как последствие этих выводов, моя учёба в школе в последние годы отличалась от прежних лет. Я старалась. Мне хотелось получить приличный аттестат и поступить в хорошее училище (об институте или университете я тогда не думала, так как хотела собственных денег). Я стала более пристально присматриваться к парням. Какие они? Может, есть рядом кто-то стоящий?

А совсем скоро ушла из жизни мама. Впрочем, «ушла» – это не про маму. Уходят люди с чувством собственного достоинства. Мама же, в очередной раз напившись, шла ночью домой, но не дошла, так как присела на скамейку и так с неё и не встала, замёрзла. Может, сердце прихватило, может, заболело что-то ещё, ведь к этому моменту она была совсем не здоровой пожилой женщиной. Утром её нашли соседи и позвонили нам с папой. Вдвоём мы её и хоронили. Было очень холодно. Сильный мороз, который застал маму на той скамье, держался долго в ту зиму, около двух недель. Папа берёг женщин своей новой семьи и не хотел, чтобы они лишний раз выходили на улицу.

Так, вместе с Серёжиной и маминой смертью, мы вдвоём с папой оставили позади всю нашу предыдущую жизнь.

И все-таки молодость всегда берёт своё. Веселье и жизнерадостность вернулись ко мне. Я всё реже ходила в гости к Оле, так как там всё напоминало мне о Серёже, а я хотела идти дальше и жить дальше. Я стала активнее выходить с Женей и Ксенией на дискотеки, они стали как раз приобретать популярность и возникать не только в центре, но и в разных районах Москвы. Моя сводная сестра Света стала мне гораздо ближе. Она видела всё горе от пережитой мной потери брата, очень меня жалела, чаще разговаривала и пыталась развеселить. В общем, потеряв брата, я нашла не сводную, а почти родную сестру.

Перед выпускным десятым классом мы всей семьёй опять съездили в Одессу. И в это лето я поняла, что я изменилась внешне. Южане всегда более открытые и щедрые на эмоции и комплименты. Мне улюлюкали с восторгом вслед и присвистывали. Обнаружилось, что не что иное, как мои ноги стали объектом притяжения мужского внимания. И как-то придя с пляжа домой, где получила опять дозу внимания, я прямиком отправилась к зеркалу, чтобы изучить себя.

На меня оттуда смотрела уже не девочка, а девушка. Молоденькая, с выгоревшими волосами, слегка загорелой кожей и оттого особо голубыми глазами. Абсолютно круглая форма сильно упрощала лицо, которое могло бы быть гораздо более привлекательным, будь оно овальным. А так и глаза казались меньше, и рот. Нос же и брови выглядели внушительно. Всё было мило, но не более. По счастью волосы тоже были хорошие, плотная копна чуть выше плеч, русого цвета.

Теперь настал черед осмотра фигуры. Грудь моя мне не нравилась совсем, не то, что у московской подруги Ксении. У неё это были мячики, а у меня какое-то козье вымя, посаженное не на тонкий, как у Ксении стан, а на широкую грудную клетку, переходящую в талию, которую осиной назвать точно было нельзя. При этом я совсем не имела лишних килограммов, просто Бог создал меня вот такой – вполне стройной, но совсем не изящно-статуэточной. Дошла очередь до ног. Теперь я поняла, почему же мне здесь мужчины оказывали столько внимания. В вечно холодной Москве чаще всего носили брюки, джинсы, юбки ниже колен. А тут, когда при тридцатиградусной жаре в ходу были или шорты, или мини-юбки, ноги оказались на виду. И да, признаю, придраться было не к чему. Они были не длиннющими, как у моделей в журналах, но в сравнении со многими, увиденными на пляже и в городе, всё же длиннее средних по пропорциям моего тела. И форма была, как у породистых кобыл – с узким удлиненным коленом, стройными щиколотками и хорошо развитыми мускулами. Это при том, что спортом я не занималась. Вот тут Бог отвалил от души! Ногами я осталась довольна вполне, и поняла, что они – моя убойная сила. В голове вдруг возникла рифма:

«Стройные ножки, крепкие грудки –

Может, мне стоит стать проституткой?!»