И он выбрал, к моему искреннему удивлению, меня. То есть я осознавала, что будь я Виктором, я бы послала всё и всех подальше и рванула бы за рубеж, в Венгрию, но Виктор выбрал меня, оценив шансы, что я его дождусь, как ничтожные. Что там говорить, мне это польстило. Это была заявка на серьёзность намерений. А наряду с его внешностью, данный факт сыграл настолько, что, когда он мне об этом сказал, я спросила в лоб: « Ты собрался на мне жениться?» Виктор мямлил что-то невнятное в ответ. Я же процитировала любимого Пушкина, из письма Онегина к Татьяне: «Свою постылую свободу я потерять не захотел?» Это его разогрело, и он сделал мне предложение.
Тянуть мы не стали, и поженились уже через пару месяцев. Виктор жил с родителями, которые отнеслись ко мне очень настороженно. То есть по их понятиям, конечно, он был достаточно взрослый для принятия ответственных решений – двадцать шесть лет, и давно не находился на их содержании. Однако, как можно, впитав с молоком матери, как и все остальные резиденты столицы, что все приезжие «охотятся» на москвичей и их жилплощадь, принять решение о женитьбе на мне? Тем больше была опасность «охоты» на их мальчика, что финансово они жили по тем временам состоятельно: работали в «почтовых ящиках»[19] разных военно-подчиненных НИИ, имели высокие зарплаты, машину, дачу, получали спецпайки.[20]
Знакомство со мной и моей семьёй, прибывшей на свадьбу, с какой-то стороны их успокоило: девочка оказалась из потомственной династии врачей, с прекрасным школьным аттестатом, да и в институте на Красный диплом идёт. С другой стороны, сразу стало ясно, что характер непростой. Очень уж упёртая, и любит настаивать на своём.
Но родители Виктора оценили, что я не претендовала на их финансовую поддержку, в холодильнике сразу выделила собственную «полку молодых» и к ним за продуктами не лазила. Денег муж, будучи аспирантом, зарабатывал немного и постоянно подрабатывал по ночам сторожем. Мои родители, понимая, что дочь пока учится, хоть и с повышенной стипендией отличницы, приносит в семью немного, решили продолжить высылать нам немного денег, как это было до моего замужества.
Притирка проходила сносно. Мы продолжали оба ходить в институт – я на учёбу, Виктор – для проведения семинаров и написания диссертации, поэтому успевали к вечеру накопить впечатлений для обмена. По вечерам иногда ходили в кино, иногда – в кафе-мороженое. Делить постель нам тоже было чудесно. Фраза из телепрограммы: «В СССР нет секса» к нам явно не относилась. У нас секс точно был! Но без «но» обойтись, наверное, нельзя.
Первая сложность состояла в том, что в семье Виктора родители общались иначе, чем в моей. Естественно, он частично перенял манеру общения родителей. К примеру, для выражения недовольства или несогласия здесь легко повышали друг на друга и на сына голос. И могли так длительно разговаривать, выясняя отношения. Мне это резало слух. Когда муж таким же образом объяснялся со мной, слёзы начинали сразу катиться из моих глаз. Для меня крик от близкого человека был непривычным явлением, и я реагировала болезненно и привыкнуть к этому не могла, да и не хотела. Когда я пыталась это объяснить, то следовал ответ: «Я не кричу, я так разговариваю». Но тепла в отношения, такие «разговоры» точно не привносили.
Кроме того, в наших отношениях на все последующие годы утвердилась полушутливый диалог:
– Это ты во всём виновата! – реплика Виктора.
– Конечно, дорогой. Кто же ещё? – моя роль.
Я поняла, что в моменты раздражения мужа, мне легче взять вину на себя в данной манере. Он быстрее успокаивался, ведь когда человеку не противоречат, спор затихает быстрее – нет контраргументов. Но потом, живя вместе много лет, я поняла, что устала от этой шутки. Ведь мог же муж сказать: «Хватит, Лана. Уже приелось! Конечно, бываю и я не прав». Но нет! Его такая ролевая игра устраивала. Как и то, что часто он говорил: «Ох, рано, я женился. Не погулял, как следует. Надо будет как-нибудь восполнить этот пробел!» Я понимала, что когда об этом говорят вслух, до дела доходит редко. Но вряд ли такое приятно слышать.
То, что я сейчас назову следующим пунктом, очень сильно повлияло на всю дальнейшую совместную жизнь. Я очень любила (впрочем, это продолжается и поныне) поцелуи и объятия. Это мой язык общения с любимым человеком. И вот, как-то в метро, когда мы вечером возвращались вместе из института, я обняла Виктора за шею и прижалась к его груди, подняв лицо, надеясь получить поцелуй. Но вместо этого прозвучали слова: «Терпеть не могу всё это сюсюкание. Мои родители сперва ссорятся и неделями молчат, а потом начинается!» И он передразнил, подражая голосам: «Ты, моя рыбка! Ты моя киска!» А мне противно это! Неискренне!» Мне, наверное, следовало ответить, что-то в духе «Мы – не они, я тебя люблю, и мне хочется передать тебе моё тепло», но я так растерялась и была отброшена, будто ледяной волной от этой мужской груди. И с тех пор я никогда не проявляла инициативы, чтобы показать свою нежность к моему мужу. Никогда! Меня это ранило, и я боялась услышать что-то подобное вновь. А Виктору такое проявление чувств, вероятно, действительно было не нужно.
Как-то в разговоре с Аней, той самой школьной подругой, которая тоже училась в Москве, я призналась: «Знаешь, мне иногда кажется, что, если в какой-то момент жизни появится пусть даже не такой хороший человек, как мой муж, но начнёт мне говорить приятные слова, целовать и обнимать, то я быстро сдамся!» Аня с недоумением спросила: «Слушай, но, ты же говоришь, что у вас в постели всё чудесно. И что, он тебя и в такие моменты не обнимает, не целует, не говорит что-то приятное?» Да, такова была реальность. Я поняла довольно быстро, что секс – это прекрасно, и он включает пыл, и страсть. Но вот для того, чтобы почувствовать любовь, нужны ещё тепло и нежность.
Тем не менее, и без этого рождаются дети. И вот перед последним курсом я без удивления обнаружила, что беременна. Без удивления, потому что, когда у тебя цикл, как часы, и ты по нему успешно живёшь, наставляя мужа, когда что можно и нельзя, а он вдруг в один день «забивает» на твои слова и с воплями восторга поступает так, как велит тело, а не мозг, то событие становится вполне ожидаемым.
Прогноз сбылся. Я была в холодном бешенстве: как же моя хвалёная карьера и все планы по наращиванию благосостояния? Как моя аспирантура, моя докторская, мои несбывшиеся тысячи рублей, машины, элитный спорт и так далее? Муж же был доволен, он любил меня, хотел детей и видел себя, в отличие от меня, счастливым родителем.
Я пошла в консультацию поздно, поскольку чувствовала себя превосходно и необходимости туда идти, а потом сдавать бесконечные анализы, не видела. Врач, с виду Кощей Бессмертный, меня сильно отругал, а потом, осмотрев, сказал: «Что-то Вы путаете по срокам. У Вас тут больше на три-четыре недели!» Я искренне возмутилась, так как знала не то, что день, но даже час происшествия. Доктор принялся за меня опять и провозгласил: «Ну, если Вы так настаиваете, то у Вас близнецы!» Я заревела. Не заплакала, нет. Я зарыдала крокодильими слезами. Смирившись с внезапной беременностью, я всё ещё пыталась придерживаться тщательно выстроенного жизненного плана. Слова доктора рушили всё!
И всё же я была человеком действия. Я не собиралась брать академический отпуск и хотела окончить институт в срок, как было запланировано. А дальше действовать по ситуации. Виктор не противился. Кажется, он понял, как мне тяжело из нежного тинэйджеровского возраста перевоплотиться в мать двоих детей, и согласился с моим решением. Тем более что на тот момент больницы и клиники в стране были слабо оснащены оборудованием, и вопрос близнецов оставался неподтвержденным. Я тешила себя надеждой, что врач ошибся.
А месяцы шли. Живот рос. Я сдала пораньше экзамены и поехала к родителям-врачам, чтобы они помогли в родном городе найти возможность обследоваться на аппарате УЗИ и утвердить или опровергнуть мой диагноз. Надежды растаяли, как только диагност произнесла: «Двоих вижу точно! Но, может быть, и тройня!» При её словах у меня началась почти истерика, хотя до сих пор я себя считала очень эмоционально устойчивым типом личности. Появились стакан с водой, валерьянка и все бросились меня утешать. Женщины, а их было вокруг большинство, не понимали такого отчаяния, и все, как одна, считали, что мне очень повезло. Не надо будет больше рожать, получив сразу два-три ребёнка! Мечта!
