— Ребята, вы помните Саванну, верно? — спрашивает Джек. — Она работает в моей конюшне. Мы обговаривали дела.

Как только Кэлси это услышала, то прекратила пялиться на меня и уставилась в телефон, пару раз взглянув на Джека. Ванесса улыбается, но не может вставить слово, потому что Колтон завел речь о том, что было бы, если бы он попал на “Jeopardy!”.

— Слушай, я хотел поговорить с тобой о Звезде, — говорит Джек мне. — У тебя есть предположения, что же с ним не так?

— Нет, — лгу я, вспоминая, как Звезда расстроился, когда подошел Джек. Я не хочу говорить ничего, пока не буду уверена, что права.

Джек кладет другой ломтик картошки себе в рот.

— Завтра перед школой и перед твоими занятиями со Звездой, можем мы потренировать его выход снова?

— Да, сэр, — слова слетают с моего языка до того, как я могу себя остановить.

— Умная задница, — говорит Джек с ухмылкой. — Прекращай называть меня “сэр”. Я серьезно.

Кэлси отрывается от своего телефона и смотрит на меня так, будто я сказала, что люблю делать домашнюю работу.

— Ты называешь его “сэр”?

— Да, мадам, — заявляю я, она возвращает свое внимание к телефону. Джек прячет ухмылку, пока откусывает мой сэндвич снова. Я его вырываю. — Отдай!

Я закусываю губу, взволнованная перспективой провести время завтра утром с Джеком. Я говорю себе, что это только бизнес. Но если так, почему все эти девушки смотрят на меня противными взглядами, из-за того, что я сижу с Джеком?

Моё сердце трепещет. Это не изменит того факта, что Джек не моего уровня. Как у нас могут быть хорошие рабочие отношения, если позволяю ему вести себя так, а потом все возвращается к старому. Я краду еще один ломтик картошки фри, чтобы показать, кто здесь босс.

***

Папа и Синди захотели поужинать в кафе, чтобы отпраздновать мой первый день в выпускном классе. Никто из моих родителей не достиг этого, поэтому это важно для меня. Конечно, папина представление “Пойдем на ужин, чтобы отпраздновать” совершенно отличается от моего.

— Серьезно? — спрашиваю я, пока мы ставим машину на унылой парковке перед закусочной, которая называется “Предгорье”.

— Я говорила то же самое, пирожок, — сообщает Синди, заставляя меня вздрогнуть. — Я говорила, что нам лучше пойти в “Кракер Баррел”, но твой отец меня никогда не слушает. — Мальчики когда-нибудь слушают?

— Нет, — отвечает Синди.

Папа пытается спрятать ухмылку, пока мы выходим из древнего грузовика.

— Мистер Гудвин сказал мне, что “Предгорье” — лучшее место в городе.

Буквы П и Д не горят неоновыми лампочками, как остальные, и поэтому мы идем в РЕГОРЬЕ на ужин. Звенит колокольчик, когда мы открываем дверь. Мы заказываем кофе и завтрак на ужин и после того, как мы закончили кушать яйца и бекон, которые оказались на удивление вкусными, мы заказываем песню в личном музыкальном автомате и слушаем ее, пока папа не прочищает горло.

Он наклоняется через весь стол и берет руку Синди в свою, прежде чем начать говорить. Я чувствую, как мои глаза широко распахнулись, увидев их держащимися за руки. Святой ад, что сейчас произойдет?

— Саванна…

— Ты болен? — быстро спрашиваю я, желая освободиться от этого груза.

— Нет, — говорит папа. — Почему ты это спрашиваешь?

— Мама, — выпаливаю я, пока мое сердце выходит из-под контроля. Когда мои родители сообщили, что у мамы рак, мы пошли в Макдоналдс на особый ужин.

Папа оборачивает свою руку вокруг моих плеч и придвигается ближе.

— Я не болен, — говорит он тихо, взглянув на Синди. — Все как раз наоборот. Мы ходили к доктору сегодня днем, чтобы определить пол ребенка.

— Давайте закажем пирог, скажем тост и чокнемся вилками, — говорю я, поднимая руку и маша официантке.

— Пирожок, ты разве не хочешь узнать мальчик это или девочка? — спрашивает Синди.

Часть меня хочет, а другая — нет.

— Кто бы это ни был, нам все равно нужно заказать пирог.

Я машу рукой официантке. Она стоит за барной стойкой и кричит на свой телефон.

Лицо Синди грустнеет, папа нежно обворачивает руку вокруг моей шеи.

— Саванна… — папин тон показывает, что мне лучше вернуть свое внимание к ним и отложить покупку пирога.

— Думаю, Синди нужна двойная порция пирога, — говорю я, пытаясь отсрочить этот разговор. Если все изменится для моей семьи, я не против, что у них будет ребенок. — Так кто?

Синди скромно ухмыляется.

— Девочка.

— Ох.

— Что не так? Скажи мне, — говорит папа, целуя меня в лоб.

— Я думала о завтрашнем дне, — лгу я, не желая обсуждать ребенка. Я слегка сжимаю солонку в руке, соль немного просыпается на липкий стол.

— Что завтра? — спрашивает Синди.

— Сегодня я обедала с Джеком, он попросил меня поработать со Звездой индивидуально на страте.

— И? — спрашивает папа.

— Я согласилась. Я сказала, что встречусь с ним.

— Пирожок, здесь есть и другие парни, — медленно говорит Синди, тряся головой. Разве она должна такое мне говорить?

— Ты просто поработаешь с лошадью, и я больше не хочу видеть тебя рядом с ним, — говорит отец. — Не хочу огорчать мистера Гудвина.

Что будет, если они узнают, что мы почти поцеловались вчера?

Синди нервно стучит ножом по тарелке.

— Ты проводила время с Джеком? За завтраком этим утром, я услышала, как он говорил сестре, как ты его впечатлила и что ты — образец для подражания.

Образец для подражания? Последняя вещь, которую хочется услышать от парня.

— Он говорил обо мне?

— Что происходит между тобой и Джеком? — спрашивает папа в поту.

— Ничего, — говорю я, мое лицо пылает.

— Пирожок, ты знаешь, что нам не нужна драма прямо сейчас. Не с ребенком на подходе.

Как нечестно. Он единственный, кто сделал свою подружку беременной. Мои мысли перемешиваются, ведь я люблю обедать с Джеком, мне нравится работать с ним и Звездой, добиваться чего-то вместе, я не могу просто устранить проблему в голове; и еще у меня будет сестра, которая пройдет через то же дерьмо, через которое прошла я — раньше повзрослеть, есть бесплатные обеды, не имея многого на ужин и носить одежду с распродаж; а я даже не могу флиртовать с Джеком без чувства вины, потому что у папы и Синди появился ребенок, которого они не планировали.

— Я просто помогу со Звездой, — говорю я. — И все.

— Тебе не нужно работать над выходом Звезды из стойла, — говорит папа, делая глоток своего кофе. Его рука трясется, когда он ставит чашку обратно на стол. — Я поговорю с Джеком утром и возьмусь лично тренировать Звезду, если он так переживает об этом жеребце.

— Пап, все хорошо. Я с этим справлюсь… Можно нам пирог? — кричу я.

Официантка, наконец, откладывает телефон, и скоро мы уже поднимаем тост за мою новую сестру пирогом.

Если бы пирог мог сгладить неловкость.

***

Следующим утром я встречаю Джека в Гринбрэир в пять утра. Солнце еще только начинает появляться на горизонте, а трава еще влажная от росы.

— Доброе утро, — говорит он, поправляя свою шляпу и одаривая меня ухмылкой, от которой у меня потеют ладони. Вместе со Звездой мы берем жеребца мистера Гудвина — Лаки Страйк к выходу. Эта лошадь выиграла Принкнес и Бридерс Кап несколько лет назад. Люди, которые не знают ничего про лошадиные гонки, думают, что Кентукки Дерби — самая важная гонка в мире, но Бридерс Кап в Калифорнии привлекает самых лучших лошадей. Его призовой фонд составил пять миллионов долларов в прошлом году.

— Возьми Лаки Страйк в коновязь, — говорю я.

Я передаю Джеку две сумки, набитые морковкой и нарезанными яблоками; затем забираюсь на Звезду и направляю его к начальному выходу. Он тихо ржет, его уши сглаживаются, а он начинает сдавать назад. Я похлопываю его по шее и чешу гриву, шепча всякий абсурд.

— Все хорошо, — тихо говорю я. — Это всего лишь выход. Это не страшно. Все хорошо.

Я снова хлопаю его по шее.

— Джек, иди сюда тихо, закрой выход сзади тебя и забирайся рядом со мной.