Я прикусываю язык, пока не сболтнула больше. Благодаря Либби я поняла, что никто не сделает Нелл так, как она только что сделала мне.

По приказу Эджкомба Хант поедет в кинотеатр, а он проверит другие места в городе. Я поднимаюсь в комнату, чтобы выждать время до появления Нелл. Она появится с минуты на минуту. Должна.

Я заправляю кровать спустя рукава и, чувствуя, что позади меня кто-то есть, оборачиваюсь — в дверном проёме стоит Мэгс. На её лице застыло выражение усталости и измученности, как и у нас всех. Я присаживаюсь на кровать, понимая, что нас ждёт разговор. Она скажет, насколько Либби сошла с ума, а я отвечу: «Чёрт, и не говори», но вместо этого она начинает:

— Что с тобой не так? — Я слишком удивлена, чтобы отвечать. Она всё равно не дожидается моего ответа. — Я всё утро себе голову ломала, пытаясь понять, почему ты решила причинить боль Нелл. И ничего. Ты лучше себе руки отрежешь. У вас же всегда были такие отношения, — фыркает она. — В детстве я ревновала тебя к ней. Думала, что у тебя с ней сестринские отношения были лучше, чем у нас с тобой. Как будто меня и Нелл подменили в роддоме. — Я бы пошутила, но не могу: я не узнаю такую хладнокровную Мэгс. — Ты всё лето сама не своя. Вытворяла больше, чем обычно, казалось, что ты хотела оттолкнуть от себя всех. А я только и думаю о том, что ты хочешь, чтобы тебя кто-то остановил, потому что сама ты не в силах этого сделать, и я не знаю, что сказать.

На улице начинает фырчать двигатель Субару. Мама снова отправляется на поиски.

— Ты вся в него.а — Мэгс качает головой. — В папу. Сначала ты всех перепугаешь до смерти, а потом заявишься, расплывёшься в улыбке после пяти или шести выпитых банок пива и начнёшь рассказывать истории о том, где ты пропадала. Он так же всех мучал. Затем он погиб и оставил нам только пару старых ботинок и пьяные истории.

— Не говори так. Он был хорошим.

— Но он не заботился о тех, кто его любил. Ты не помнишь те времена, а может, просто не хочешь их вспоминать. — Голос Мэгс охрип, я даже не успеваю вставить своё слово. — Он беспечно относился к своей жизни, понимаешь? И он просрал её за пятьдесят баксов на той балке, даже не подумав о своей жене и двух дочерях. Мама безумно его любит и никогда этого не поймёт, а вот тебе нужно открыть глаза. Меня всё это уже достало.

Я могу рассказать о своём переживании за Нелл. Но я не она — мне не нужна нянька, порхающая вокруг меня, — так что меня накрывает вспышка гнева.

Мэгс выдыхает и смотрит мне в глаза.

— Ты расскажешь мне, что происходит между тобой и Нелл?

Я задерживаю дыхание, и вокруг неё появляются маленькие звёздочки: она напоминает святошу с церковного витража, не хватает только нимба.

— Не могу. — Я пытаюсь вложить в свои слова каждое своё переживание, чтобы до Мэгс, наконец, дошло.

Она ненадолго застывает у двери, прежде чем выйти в коридор.

— В таком случае, мне стыдно, что я знаю тебя.

У меня перехватывает дыхание так, как будто она ударила меня под дых. Я слушаю, как её шаги удаляются по лестнице на первый этаж. Я рывком встаю, срываю стёганое одеяло с кровати и разом смахиваю побрякушки с туалетного столика, перевернув при этом стул.

Когда больше нечего громить, я врываюсь в комнату Мэгс, хватаю её ноутбук и пишу сообщение Кэт. «Заедешь за мной?». Она не расстаётся с телефоном. И через тридцать секунд от неё приходит смайлик: кулак с поднятым большим пальцем вверх. Выходя из комнаты, я переворачиваю подставку Мэгс с карандашами и ручками, которые раскатываются по полу.

Пятнадцать минут спустя на нашей подъездной дорожке появляется машина Кэт. Я выбегаю из дома. Либби, сидящая на крыльце, мгновенно вскакивает на ноги.

— Куда это ты собралась? Эй! Я с тобой разговариваю! — Держась за перила, она выкрикивает: — Даже не смей, Дарси Селеста, стоять!

Эти слова я не слышала с девяти лет, но я реагирую на них, как положено: залезаю в машину и хлопаю дверцей.

— Газуй.

Кэт нажимает на педаль и, развернув машину, направляется в город.

Я наполняю желудок водкой и пивом. Надеюсь, никто не захочет крендели, потому что я съем их все. Неудивительно, что Кэт весит сорок четыре килограмма: она съела за ужином только три «фруктовых льда» и небольшую горсточку оливок. А это было несколько часов назад до того, как она разослала народу эсэмэски, созывая всех на карьер.

Ночка начинается ещё как: все пьют и смеются больше обычного. Лето заканчивается, начинается последний учебный год, и сразу после окончания школы приблизится неизвестность. Я не единственная, кто чувствует апокалипсис.

— Помнишь мистера Элдона-Тауэра? — Кэт не понимает, что кричит. — Боже, он был таки-и-им странным. Помнишь? — Она проходится утиной походкой вокруг костра, а мы с девчонками разражаемся смехом. Кэт падает на гранитный выступ и меня окутывает запах её пота, земли и травы. — Однажды он написал на доске моё имя, непонятно зачем. Я ровным счётом ничего не сделала, и всё равно получила.

Она хватает пивную банку и передает её мне, и ведь понимает, что я до боли хочу узнать все подробности — поэтому-то я люблю её. Мэгс — дура, потому что поливает Кэт грязью. Ну что же, теперь она и меня ненавидит. Нужно перестать уплетать крендели. Они не дают мне запьянеть.

Шэй здесь. Я пою с Кэт, Эммой и Мэдди, чувствуя приятную легкость, и вдруг он оказывается по другую сторону костра с пивом в руках: рядом с ним десятиклассница — ну, технически, девятиклассница — которая натянула свои стринги так высоко, что их можно увидеть поверх джинс. Он не сводит с меня глаз, уголки губ слегка приподняты. Улыбается. Этому сукиному сыну здесь делать нечего. Его никто не приглашал. Мне-то не страшно, а вот сердце начинает бешено колотиться.

Кэт замечает, что я напрягаюсь, замечает Шэя и моргает, как будто не может сфокусировать взгляд.

— Да пошел он. Я тебя не брошу.

Она обнимает меня рукой за плечи и начинает петь.

Между какими-то девчонками начинается перепалка, одна пихает другую в сторону костра, взлетают искры. Я невольно вспоминаю о Нелл, как она упала подо мной в грязь. Не то чтобы я не думала о ней сегодня. Но я не могу перестать думать, что она может лежать в кювете — бледная и неподвижная.

Джесси заявляется с Мейсоном и другими парнями, на нём белая футболка, потёртые джинсы — чертовски сексуальный образ Спрингстина, от которого я таю. Шэй и Джесси замечают друг друга. Между ними до сих пор есть невысказанные разногласия. Джесси сжимает губы в тонкую линию и проходит через толпу на другую сторону поляны. Видимо, он решил, что нет смысла связываться с Шэем. Мне же всё равно, что Джесси здесь. Живи и дай умереть, ну или как оно там.

Я ещё не в сопли напилась, потому что различаю, где губы Брейдена Мосье, а где мои. Напившись в сопли, чувствуешь, что лицо у тебя превращается в большую и тёплую маску, которая может казаться приятной, пока ты не начнёшь волноваться о том, кто увидел тебя в таком состоянии и кому рассказал. Я закрываю глаза и вспоминаю нас с Джесси в поле: под нами мягкое сено, я глажу его по спине.

Брейден жуёт мою мочку, как жвачку, нашёптывая:

— Ты такая горячая. — Я начинаю хохотать, потому что да ладно, серьёзно. — Что? — спрашивает он. По-моему, он сумасшедший. — Что?

Я определённо напилась.

На небе светит луна. Народ кидает всякую ерунду в карьер: пустые банки, камни, горящее полено.

— Господи, — вздыхает Мэдди на краю уступа, смотря вниз на воду, — как же... высоко.

Я прыгаю от компании к компании, пытаясь не паниковать, так как Кэт благополучно бросила меня и ушла курить травку в лес, хотя она знает, что я слишком пьяна, чтобы хоть что-то понимать. Я продолжаю перемещаться по поляне, всем своим видом показывая, как же мне хорошо. Так Шэй точно ко мне не подойдёт. Я выпиваю залпом пиво, смывая кислотный привкус, наполняющий моё горло, и поворачиваюсь к Мэдди: