Вечером на приеме Гитлер был в отличном настроении. Сам факт визита англичан принес ему политический выигрыш. Раз они приехали, значит ему нечего бояться Англии – она уступит раз, уступит и другой.
Речь зашла о прошлой мировой войне. Случайно выяснилось, что Иден и Гитлер в марте 1918 года находились на одном участке фронта друг против друга. Выпускник привилегированного Итона, поставлявшего Англии государственных деятелей, открывавшего путь в Оксфорд и Кембридж, боевой офицер, в 18 лет добровольцем ушедший на фронт, награжденный за храбрость Военным крестом, дослужившийся до звания капитана, должности начальника штаба бригады и мечтавший о славе и дипломатической карьере. И сын австрийского таможенника, несостоявшийся художник, с радостью схватившийся за оружие, как только началась война, ефрейтор, озлобленный на весь мир, снедаемый завистью ко всем, добившимся большего, чем он. Иден и Гитлер встречались во второй раз, но оказалось, что была и третья встреча: семнадцать лет назад их разделяла всего сотня метров. Они вспоминали названия населенных пунктов, нарисовали даже схему на обратной стороне меню и расписались. Как они оба полагали, для истории. Все это поправило настроение Идена, он снова почувствовал себя в центре внимания.
После обеда французский посол Франсуа-Попсе спросил Идена:
– Вы действительно находились в окопах напротив Гитлера?
– Совершенно верно.
– И вы не воспользовались случаем? Вас надо расстрелять!
На следующий день Нейрат пригласит в МИД на Вильгельмштрассе советского полпреда Якова Захаровича Сурица, сменившего два года назад в Берлине Хинчука, чтобы с ведома Гитлера рассказать о беседах с англичанами. Кажется, впервые министр иностранных дел будет столь подробно информировать его о переговорах с государственными деятелями третьей страны. Опытный дипломат – для Сурица Германия стала пятой страной после Дании, Афганистана, Норвегии и Турции, где он работал полпредом, – поймет, что подобная информация дается неспроста. В тот же день он сообщит в Москву о беседе:
Вкратце сказанное Нейратом сводилось к следующему.
Переговоры начались вопросом англичан, согласны ли немцы участвовать в коллективном сотрудничестве европейских народов. Берлин на это ответил положительно.
В вопросе о Восточном пакте, по информации Нейрата, не было и речи о двусторонних договорах. Речь шла лишь о коллективном методе решения вопроса. Гитлер заявил, что готов принять участие в Восточном пакте, если это будет не пакт взаимопомощи, а пакт ненападения, консультации, нейтралитета.
Немцы выразили готовность вернуться в Лигу наций на условиях полного равноправия, под которым они понимают, между прочим, право Германии на колонии.
Нейрат рассказал о требованиях, которые немцы выдвинули в вопросах вооружений, сделав оговорку, что они согласны приступить к сокращению своих вооружений в любых размерах, но на условиях полного равноправия с другими странами.
Говоря о циркулирующих в прессе и в городе слухах об антисоветских высказываниях Гитлера во время переговоров, Нейрат заверил меня, что эти слухи ни в какой мере не соответствуют действительности.
Министр, поймет Суриц, явно хочет преподнести свою версию переговоров в Берлине до того, как Иден прибудет в Москву, – о его визите было уже объявлено.
Нейрат попрощается с полпредом и поедет на вокзал, чтобы проводить Антони Идена. Запасшись учебником русского языка, «младший» министр специальным поездом отправится в Москву.
Уступая во всем фашистским государствам в надежде направить агрессию на восток, британская дипломатия одновременно делала вид, будто озабочена укреплением мира в Европе. Саймон, договариваясь о визите в Берлин, условился параллельно с НКИД о поездке в СССР Идена – как бы для баланса. В Англии курс на «умиротворение» агрессоров осуждался народом, да и в самой консервативной партии встречал оппозицию. Против «умиротворения» выступали также многие руководящие деятели и рядовые члены лейбористской и либеральной партий. В таких условиях правительство, рассчитывая на сговор с Германией, старалось не отталкивать и Советский Союз. Следствием этого были многочисленные заверения английских государственных деятелей о приверженности Великобритании идеям коллективной безопасности и визит в Москву Антони Идена.
Москва, пятница, 29 марта 1935 года
Сталин, Литвинов и Майский пришли в кабинет Председателя Совнаркома Молотова для встречи с Иденом. Многого от нее не ждали, но определенный интерес она представляла. Недавно, еще из Лондона, Майский сообщил в Москву:
Прежде всего об отношении британского правительства к Восточному пакту: за последний год оно стало еще хуже. Это объясняется, на мой взгляд, двумя причинами. Во-первых, тем, что Лаваль сменил Барту. А во-вторых, Гитлер в последние месяцы всячески старается завоевать симпатии англичан. Это отчасти ему удается. В правительственных кругах вновь воскресла надежда найти с ним общий язык – в этом особенно усердствуют Макдоналъд и Саймон. А в общем-то Лондон всегда относился к Восточному пакту недоброжелательно.
Главная причина этого – враждебность консерваторов к СССР. Британская буржуазия самая умная в мире, нюх у нее тоньше, чем у всякой другой. Наша растущая сила, в частности мощь нашей Красной Армии, производит в Лондоне двойственный эффект: вызывает респект и в то же время пугает. А Восточный пакт сильно бы укрепил наши позиции – обезопасил западную границу и облегчил положение на Дальнем Востоке. Кроме того, Англия никогда не любила слишком сильной Франции. Послевоенная Франция, как считают британские политики, далеко переросла свои естественные размеры. Могущество Франции покоилось на разоружении Германии, на собственной военной силе и на системе французских военных союзов в Европе. Англия же, следуя своей теории равновесия сил на континенте, все время старалась поддерживать и укреплять Германию, даже после прихода Гитлера к власти. Налицо такая ситуация: Германия быстро вооружается, и уже одно это подрывает позиции Франции. Отношения между Францией и Польшей испорчены – это тоже ослабляет Париж. Кстати, англичане восприняли охлаждение между Парижем и Варшавой почти с удовольствием. Они предпочли бы видеть Францию изолированной от всех, особенно от СССР. Тогда, учитывая усиление Германии, Франция стала бы совсем ручной и пошла бы на поводу у Лондона.
Конечно, для Франции все это означало бы отказ от роли мировой державы, но это уже французская забота. Восточный же пакт сцементировал бы все французские связи на востоке и способствовал бы укреплению ее позиций. Уже поэтому британская дипломатия не может к нему относиться с восторгом. И, наконец, надо учесть, что Лондон никогда не любит играть на одной карте, а предпочитает играть сразу на нескольких.
Восточный пакт укрепил бы мир в Европе. Руководителям Форин оффиса это не совсем нравится: стало бы невозможно или очень трудно играть на противоречиях, которыми так переполнен сейчас Старый Свет. Поэтому они предпочитают оставить рану открытой. Пусть она себе понемножку сочится, а в случае надобности можно прибегнуть к хирургическому вмешательству. Если бы, например, встал вопрос о неизбежности германской агрессии, то Берлин можно было бы подтолкнуть в восточном направлении. А Восточный пакт был бы препятствием для такой тактики. Стало быть, лучше совсем обойтись без него или, в крайнем случае, обезвредить его, придав консультативный характер.
Саймон сказал мне, что его правительство придает громадное значение поездке Идена в Москву. И не только в связи с вопросами европейского, как он выразился, умиротворения, но и как крупному шагу вперед по пути улучшения англо-советских отношений. Лондон хотел бы обставить визит как можно эффектнее с точки зрения его влияния на общественное мнение. Отсюда и пожелание, чтобы Иден был принят Сталиным.
…Помощник доложил, что прибыли Иден, начальник секции Лиги наций Форин оффиса Стрэнг и посол в Москве Чилстон. Несколько минут было уделено фотокорреспондентам. Затем хозяин кабинета сел за свой рабочий стол, а остальные – за приставленный к нему перпендикулярно стол для совещаний, накрытый зеленым сукном. Майский приготовился переводить и записывать.
