— Пожалуйста, расскажи мне о леди Джейн.

Уильям сообразил, что у Соры есть преимущество перед гостями. Она не могла видеть строгого взгляда Джейн. Сора слушала Николаса до тех пор, пока тоска не возобладала над учтивостью, и тогда она вернулась к ненавязчивому руководству слугами и принялась своим тихим голоском выяснять интересующие ее вещи.

— О леди Джейн?

Он нашел глазами женщину, сидевшую за другим концом стола, и, стряхивая крошки со скатерти, спросил посуровевшим голосом:

— А что? Она была с тобою неучтива?

— Отнюдь. Это женщина, которая желает мне добра, но не знает, как это сделать.

— Так она никогда и не спрашивает, — в раздражении заметил Уильям.

Сказал он это сквозь зубы, беспричинно раздосадованный из-за неуместного проявления страсти Николаса к невесте, однако сдержался и продолжил:

— Она досконально разбирается во всех тонкостях этикета, ей и в голову не придет, что какая-то ситуация может поставить ее в тупик.

— Ты ее не любишь, — заметила Сора.

Избегая смотреть непосредственно на декламирующего Николаса, Уильям постарался дать исчерпывающую характеристику той дамы, о которой шла речь.

— Да нет, дело не в том. Она несколько старше меня, возраст позволяет ей помнить то время, когда еще был жив славный король Генрих, и уж об этом она мне позабыть не даст. Единственным страстным желанием леди Джейн является установление спокойствия, благодаря чему она сможет вовсю использовать свое положение при дворе.

Николас принялся описывать посещающие его видения и Уильям крепко стиснул в кулаке кубок.

— Непохоже, чтобы она тебе нравилась, — с сомнением произнесла Сора, неправильно расценив гнев Уильяма.

— Нет, нет. Она мне нравится. Она строго следует этикету и никогда не отступает от него.

Он залпом выпил вино, и резкий переход к болезненным воспоминаниям отвлек его внимание от Николаса.

— У нее доброе сердце. Если молодой человек совершает какой-то жестокий или глупый поступок, она поджаривает его на медленном огне до тех пор, пока он не завопит от раскаяния. Тогда она перевязывает его раны, скрывает все свидетельства его проступка, и никто больше не произносит ни слова.

Сора интуитивно догадалась:

— Она уберегла тебя от какого-то дурного шага.

— Я тогда был оруженосцем и находился далеко от дома. Я был слишком юн для самостоятельной жизни и обладал наглостью свежеиспеченного мужчины.

Приблизившись к ее уху, Уильям прошептал:

— Нет ничего хуже, чем женщина, которая всегда права. Особенно, если она действительно права.

Сора громко расхохоталась, довольная тем, что напряжение в голосе Уильяма несколько ослабло благодаря ее стараниям. Голос его был чарующим: теплым, золотистым, по-мужски гортанным, отчего где-то глубоко внутри нее все трепетало. Соре не нравилось, когда в его голосе проскальзывали высокие истеричные нотки она поразилась, обнаружив, что всему прочему предпочитает доставлять удовольствие Уильяму. Когда же это началось?

Сора взялась рукой за его подбородок, чтобы приблизить Уильяма к себе, и хотя она понимала, что надо бы отдать распоряжения слугам, она была не в состояния воспротивиться притягательной силе его кожи. Близость большого тела Уильяма согревала ее не только снаружи, и по мере того, как приближался день их свадьбы, день их последней близости все больше отдалялся в прошлое. Тяжело было терпеливо дожидаться завтрашней ночи, когда все ее тело стонало: «Сейчас, сейчас». Вжавшись телом в жесткую скамью в надежде, что это поможет отвлечься, Сора спросила:

— Ты ее любил?

— Джейн?

Уильям дернулся, а затем удивленно рассмеялся. Он потер глаза большим и указательным пальцами чтобы зрение прояснилось, и затем внимательно посмотрел на леди.

— Нет. Это тощая дылда с каскадом свисающих подбородков под первозданным подбородком, въехавшим в ее лицо. Лицо у нее скуластое, и ни один пучок волос не смеет вырваться из-под ее вуали из-за опасения понести кару. Ее челядь постоянно дрожит от страха, боясь увидеть нахмуренное лицо госпожи, а муж настолько загнан под каблук, что даже не замечает этого.

— Ты обожаешь ее?

— Да.

Рука Уильяма скользнула вокруг талии Соры, и от более тесных объятий меховая опушка на его плече защекотала лицо девушки. Чем теснее их тела прижимались друг к другу, тем больше освобождался Уильям от своего странного оцепенения, в которое он был погружен будто бы каким-то колдовским заговором.

— Я воспитывался в ее доме до тех пор, пока не задумал бежать с ее дочерью.

— Уильям! — отпрянула Сора, словно громом пораженная.

— Точнее, ее падчерицей, — поспешил заверить ее Уильям. — Леди Джейн была молодой невестой, когда я появился в доме. Лорд Невиль обучал меня военному искусству, а она обучала меня этикету.

— А разве этикет допускает побег с дочерью своего господина?

— О Боже! — прикрыл Уильям рот Соры ладонью. — Об этом не знает никто, кроме леди Джейн и меня, и мне не хотелось бы, чтобы эта история получила огласку.

— Тогда рассказывай, — пригрозила ему Сора из-под ладони. — Или я сейчас встану на скамью и закричу.

— О том, что пора проводить меня в твою спальню?

Сора поцеловала его в ладонь, лизнув языком мозоли, и Уильям отдернул руку.

— Если ты готов, то я прокричу и об этом.

— Скандалистка.

Она прильнула к губам Уильяма и нежно провела по ним своими губами.

— Если бы ты не настаивал на браке, то я бы сейчас лежала в твоей кровати.

— Твои братья меня об этом предупредили, — прошевелил губами Уильям, произнося эти слова и щекоча ее своим дыханием. — Дадли говорит…

Сора принялась целовать Уильяма в шею, и он замер в сладостном предвкушении.

— И что же Дадли? — подбодрила его Сора.

— Дадли сказал, что ты — Ева.

Устав от этого столь часто навешиваемого на нее ярлыка, Сора отодвинулась от Уильяма.

— Только не надо снова про то.

Затем, иным уже тоном, добавила:

— Только не это.

Подбадривающий свист гостей вернул ее с небес на землю; хотя она и затруднилась бы сказать, отчего она приняла беседу с тупоголовым мужиком за небеса. Наверно, это какая-то женская причуда, о которой так и не успела предупредить ее матушка.

Уильям, сидящий рядом, освободился от ее объятий подчеркнуто неторопливо.

— Не шарахайся, — предупредил он Сору с рокотом в голосе. — Пусть всем будет ясно, что мы остановились, потому что так захотели сами, а не из-за их идиотизма.

— Полегче, сынок, — поддразнил его отец. — Скоро она станет твоей. Всего лишь один день.

— Всего лишь одна ночь, — возразил Уильям с наигранной мрачностью и повернулся, чтобы взять отставленное в сторону вино.

— Прекрати взвинчивать его, Сора, — сказала леди Джейн. — Если его не покормить, он теряет над собой контроль.

— Потеря контроля грозит не только ему, — ответила Сора, нащупывая собственную чашу.

Уильям поднес к ее губам свой кубок, прошептав: «Вот он, любовь моя», и держал его, пока она пила. Когда Сора закончила пить, он наклонился к ней и под одобрительный смех зрителей слизнул терпкое красное вино с ее губ и с уголков рта.

— Твои стихи вдохновляют голубков, Николас, — поддразнил Чарльз.

Сору удивило, как дрогнула рука Уильяма под ее ладонью, и, чутко уловив его состояние, она принялась массировать эти напрягшиеся мышцы, стараясь успокоить его. Не обращая внимания на оказанную помощь, Уильям, тем не менее, тут же в достаточной мере успокоился для того, чтобы отделаться шуткой:

— Никакого вдохновения мне не надо. Мне достаточно присутствия Соры, чтобы быть на вершине счастья.

— Придумай стихотворение сам, Уильям, — произнес Николас.

Николас хотел придать своим словам игривый тон однако голос его выдал серьезный смысл сказанного.

— Пусть Сора послушает, какие ты к ней испытываешь чувства.

— Стихи у Уильяма волшебные, — похвасталась Сора. — Ему нет нужды что-то доказывать мне.

Уильям резко повернулся и уставился на невесту. — Где ты их слышала? — процедил он.