У входа располагалась ведущая на второй этаж лестница с лакированными перилами, отдававшая затхлым, пыльным ковром. Слева была раздевалка, справа – прилавок с нехитрыми закусками и несколькими самоварами. За прилавком возвышался огромный шкаф с посудой.

Мы прошли в большую комнату, которая была плотно уставлена наряженными в цветастые скатерти столиками. Отделка простая, без ковров и занавесей. В конце комнаты – небольшая сцена, в углу – пошарпанное пианино. Пианист только что закончил играть и неспешно потягивал из стакана жидкость, напоминающую клюквенный морс.

Зал гудел, было душно и дымно – не продохнуть. За столиками сидели мужчины. Молодые и в возрасте. Одеты по-разному: кто совсем просто, как мы с Гришкой, кто посолиднее. Несколько бородатых мужичков в старомодных кафтанах мирно прихлебывали чай из фарфоровых блюдечек. Женщин среди посетителей я не заметил, если не считать молодую особу, спустившуюся со сцены и скрывшуюся за задней дверью.

Половой – так, с Гришкиных слов, назывались официанты в трактирах – поставил на наш стол «казенную закуску» из соленых огурцов и вареной ветчины и положил «карточку» с предлагаемыми блюдами.

– Уважь нас, Еремей Сидорыч, подай нам самовар чаю с леденцами ячменного сахару, уху ершовую с расстегаями и де-воляй. – Гришка положил кулаки на стол и торжественно приподнял левую бровь.

– Не извольте беспокоиться, Григорий Никанорыч, сделаю, – вежливо поклонился половой, седой, причесанный на пробор бородатый старичок в длинной рубахе, подпоясанной расшитым поясом с кисточками.

Как только половой отошел, я расхохотался:

– Ну, Григорий Никанорыч, вы прямо барин! «Еремей Сидорыч, иди валяй уху с расстегаями».

– Сам ты «иди валяй». Де-воляй – блюдо такое, французское, вкуснятина первейшая. Еще спасибо скажешь. Давай лучше налегай на закуску.

Похрустывая огурцом, я начал рассказывать о том, что услышал ненароком во дворе дома процентщика:

– Так вот, сижу я за забором, жду тебя и слышу – два мужика разговаривают: один постарше и покультурнее, он еще заикается, а второй молодой вроде и разговаривает все больше на жаргоне. Тот, что постарше, говорит: мол, завтра в полночь заберетесь в дом, пока хозяин будет на выставке. А Пианист там пожар устроит, чтобы отвлечь, значит. В доме никого не будет, поэтому вам нужно выкрасть из сейфа бумаги и сжечь их, а если в сейфе будут деньги или украшения, можете забрать себе. С Пианистом завтра они на балу встречаются. Бал у какого-то араба, а может, имя у него такое – Арап, я не понял. Там они еще что-то про балерину и акробата говорили, я не расслышал. Эти двое вроде тоже помогать будут дом грабить.

– Ты меня совсем запутал. Циркачи они, что ли, или артисты какие – акробат, балерина, пианист и араб?

– Да нет, на цирковых не похожи. Первый больше на барина смахивает: голос у него властный, я бы даже сказал – респектабельный. А молодой – блатной, вор, наверное.

– Ага, первый – барин, второй – фармазонщик6. Как их звали, помнишь? – Гришка набил рот ветчиной.

– Нет, они друг к другу по имени не обращались. У молодого есть помощник – барин его Сивым называл, он тоже с ним грабить пойдет. Завтра в полночь. – Я так увлекся рассказом, что мужики за соседним столиком стали оглядываться.

– Тише ты, ишь расшумелся! А с выставкой что?

– В полночь хозяин дома уедет на выставку, потому что Пианист там устроит пожар. Дома останется только прислуга, но она в другом крыле спит. Грабить будут кабинет – там сейф за картиной, а в нем бумаги и деньги. Но барину было важно уничтожить бумаги, все до одной. Что-то важное в них, что никто не должен узнать, понимаешь?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.