Женя садится на подлокотник кресла, заглядывая Алине через плечо и наматывая рыжие, почти карминовые пряди волос на пальцы.

— Он постарается завалить тебя мелкими вопросами, — задумчиво говорит она. У неё глубокий голос, который нравится Алине. В другой жизни они могли бы стать подругами, если дружба между ведьмами вообще возможна. — Особенно по датам. Мы все в них плаваем, ведь куда интереснее изучать заклятья, нежели запоминать, в чью глотку забили кол пару веков назад.

Пожалуй, только в их кругу экзаменационную викторину могли окрестить «Инквизицией». Алина старается не думать о последующих двух испытаниях, потому что не имеет ни малейшего понятия о «Кипятке и пузырях». А магию призыва использовать на практике ранее ей не приходилось.

Но неожиданная подсказка Жени удивляет.

— Спасибо, — говорит Алина абсолютно искренне.

Та подмигивает ей, поднимаясь на ноги. Поправляет край короткого платья, хотя и поправлять-то нечего: она вся идеальна от бликов на туфлях до такого же идеально выглаженного белого воротничка.

Алине хочется одёрнуть край собственной юбки, пусть и знает, что выглядит опрятно.

— Не подведи, Старкова, — Женя усмехается, прежде чем скрывается за дверьми. Словно и не было её.

И пойми, что означали эти слова.

***

Время подбирается к полуночи, когда отяжелевшие, засыпанные словно свинцовой крошкой веки грозятся сомкнуться и не открыться вовсе из-за накатившей усталости. Алина не различает толком строк, а где-то не видит и отдельные буквы, читая едва ли не по слогам. В гостиной мерно тикают часы, убаюкивая её.

По диагонали читая про «Тёмное восстание», она чувствует, как сознание вот-вот накроет пеленой кошмаров — каруселью пережитого и прочитанного. Алина почти настраивается на то, что ей непременно приснится Чёрный Еретик в своём чёрном одеянии и с яростным желанием низвергнуть старые порядки, когда где-то на периферии раздаётся писк.

Она открывает глаза вместе с первым ударов часов из положенных двенадцати. Остаётся надеяться, что на последнем из них не вылетит какая-нибудь мерзкая кукушка, зачарованная на то, чтобы выколоть полуведьме глаза.

Писк повторяется. И это точно не кукушка.

Алина откладывает книгу на стол рядом, поднимаясь из кресла. Всё тело противно ломит.

— Женя, это ты? — фраза выходит настолько штампованной в духе дешёвых ужастиков, которые она смотрела до того, как сама оказалась главной героиней такого же.

Алина морщится, медленно двигаясь к выходу из гостиной, в темноту коридоров, освещаемых зачарованными светильниками так худо-бедно, что ей хочется поинтересоваться у отца Ланцова, чего это они экономят магию.

Всякая весёлая ворчливость мыслей улетучивается, когда посреди прохода она напарывается взглядом на две алеющие точки внизу. Алина моргает. Раз, два, три. Точек становится больше, как и писку; кажется, что тьма с пола наползает волной, состоящей из шерсти и бледных, извивающихся хвостов.

Вдох лопается пузырём где-то в горле.

Крысы. Много, много крыс.

Алина делает шаг назад, в мнимую безопасность гостиной, в то время как грызуны следуют за ней. Заинтересованно.

Откуда здесь столько крыс?!

Алина не успевает как следует подумать или предположить, или хотя бы крикнуть, потому что чужой голос вливается в уши шипением, лезет под кожу, копошась под ней мелкими, паучьими лапами:

— Полуве-е-е-едьма, — тянет он, трескучий и низкий, потусторонний, злой.

Алина вскидывает голову, в конце длинного коридора различая мужской силуэт. Светильники мигают ярче, как если бы в них мимолётно вспыхнуло пламя. Плащ, рогатая корона и когтистые пальцы — её сознание цепляет всё фрагментами, как и оскалившийся рот, полный клыков. Они блестят жёлтым налётом издали.

И глаза. Демонические глаза.

— Ты ещё кто? — Алина сипит, отступая и осознавая комичность собственного поведения. — Это ни разу не смешно.

Абсолютно не до смеха, когда она видит перед собой демона.

И в ту же секунду света становится меньше, словно он впитывается бусинами крысиных глаз.

— Зоя, если это твоих рук дело… — начинает Алина, но скрежет чужого голоса обрывает её:

— Я принёс тебе вестников чумы, полуведьма. Я Асмодей, князь Ада, и я пришёл за твоей жизнью.

Демон взмахивает рукой, что служит явным сигналом для полчищ грызунов, которые срываются с места, как единый организм, приливающий к ногам вовсе не с лаской морских волн.

Если это дело рук сестриц, обещает себе Алина, она их убьёт. Или будет доводить призраком до конца их дней.

Мысль такая абсурдная, полная злости и страха.

Она отскакивает к креслу, забираясь в него с ногами и судорожно в голове перебирая заклинания в попытке вспомнить нужное. Изгнание, изгнание, изгнание. Почему они уделяют больше времени призыву, нежели тому, как избавиться от внезапно свалившегося на голову счастья?!

Крысы пищат, хватаются лапами за ножки, вскарабкиваясь, пока Алина перебирается на стол, к книгам, судорожно их листая, за стуком крови в ушах не различая приближающихся шагов.

— Полуведьма не посмеет снять печати! — голос Асмодея раскатывается волной рычания — страшной клятвой, скреплённой сталью массивного кинжала в его руке. — Полуведьма не возвысится, не поможет изгнаннику!

Алина слышит его словно из-под толщи воды, роняя книги и не в силах найти нужную, пока крысы пытаются укусить её, откидываемые пинками и тяжёлыми фолиантами.

Она не успеет найти заклинание. А в голове, полной сумбура, и подавно нет ответа, ведь князь Ада оказывается так близко, и Алина, уловив его движение лишь по чистой случайности, с вскриком спрыгивает со стола, не самым удачным образом приземляясь на пол. Плечо саднит от боли, но эта боль доказывает, что она всё ещё жива, а не обглодана крысами.

У неё нет даже секунды, ведь они бросаются на неё. Злые и оголодавшие. Алина бросается в сторону, прижимая к груди захваченный том.

— Не уйдёшь, не скроешься, — демон наступает на неё, и зловоние его дыхания, всей его сути липнет к коже, проникает в лёгкие с каждым вдохом, пока Алина только и может, что отступать к стене, судорожно листая страницы.

— Не помогут полуведьме её книжки! И магия не поможет!

Крысы переходят на отвратительный, мерзкий визг, от которого точно лопнут перепонки. Алина делает шаг. И упирается спиной в стену. Почему же никого нет рядом?

Они загнали её в угол.

Глаза шарят по гостиной, по мягким креслам и столикам подле, по потрескиваемому пламени в камине.

Они загнали её в угол, почти окружили.

Алина заставляет себя вдохнуть, ощущая смрад серы, мокрой крысиной шерсти и гниения.

Они загнали её в угол.

А это значит, что атаковать она может в любом направлении. Страницы листаются, сминаются её пальцами, прежде чем открывается та самая, нужная.

Если она выживет, то обзаведётся закладками на случай прибытия незваных гостей.

— Это мы ещё посмотрим, — Алина проходится языком по сухим губам, прежде чем магия заполняет её голос, тёмная, подчиняющая. Изгоняющая.

Асмодей замирает над ней с занесённым над головой кинжалом. Крысы вопят так, что чудом не лопаются перепонки, но Алина не замолкает ни на секунду. Она выплёвывает слова, произнося их чётко, словно сама проклинает, ведь за страхом, скребущимся внутри испуганным зверьком, обтачивает когти ярость.

Свет, очищающий и изгоняющий, заполняет гостиную вместе с поражённым криком демона, рассыпающегося песком прямиком у её ног.

— Катись к дьяволу, — выдыхает Алина напоследок, прежде чем полчища крыс начинают редеть: испуганные, поджимающие хвосты, они разбегаются по щелям и петлям коридоров.

И их алые глаза не видят, как обессиленно Алина оседает на холодный пол, всё ещё крепко прижимая книгу к груди.

***

— «Не посмеет снять печати»? «Не возвысится»? Так он сказал?

Алина заторможенно кивает, укрыв одеялом колени и расправляя несуществующие складки. Не то чтобы она могла по-дружески поделиться произошедшим с Вещими сестрицами, но, в конце концов, они вместе делили комнату, да и куда ей было ещё врываться, задыхающейся, злой и испуганной одновременно?