— Я рассчитывала, что мой первый раз пройдёт… особенно? — проклятая бездна, она всё-таки краснеет!

— Поверь, такое запомнится, — Зоя усмехается.

Женя на неё шикает. Та кривится и отворачивается. Конечно, ей рассуждать куда проще. Ведь и участвовать в подобном она явно будет не впервые.

— Ты вписала своё имя в Книгу Зверя, — тихо говорит Женя. — Это предполагает то, что ты готова.

А то. Так готова, что поседела!

Ту ночь лучше и вовсе не вспоминать.

Алина хмурится и тянется к сложенным на краю трюмо записям. В конце концов, никто обучение не отменял, так ведь? И это поможет отвлечься от всяких смущающих и сомнительных праздников вместе с угрызениями совести. Хоть сколько ни отрицай, большую часть жизни Алина мечтала, чтобы у неё всё сложилось с Малом. И свой первый раз она видела только с ним, доверяя больше, чем кому-либо, и ныне на языке оседает противная горечь от осознания, что тому всё-таки не бывать. Но даже это не способно отвлечь от истерзывающих разум домыслов! Хочется послать всё в сам ад, к Тёмному Владыке, будучи обременённой теориями и догадками. Хотя, в самом деле, она сама не сможет объяснить, почему оказывается так важно разрыть эту могилу. Неужто оговорка озлобленного на заточение демона в самом деле так подействовала?

«Проклятая кровь Морозовых»

«Эти глаза. Я помню. Я помню тебя»

Может ли их миру грозить опасность? Или же…

Алина кусает губы. Так ли далеки были идеи Чёрного Еретика от её собственных? Жажды свободы от дьвольского гнёта и его же запретов? И не только его.

— В прошлом году отец Ланцов так и не смог уговорить Дарклинга принять участие. Делаем ставки на этот? — вдруг тянет Женя, своими словами выливая ушат ледяной воды Алине за шиворот. Она смаргивает всякое оцепенение, оглядываясь, но не успевает раскрыть рта.

— Да и в этом не уговорит, — хмыкает Зоя. — Хотя спит и видит, как бы остепенить его даже таким дурацким способом.

Алина понимает, что никак не сможет сейчас сосредоточиться на рунических связях при всей необходимости залатать дыры в своих знаниях, хотя очень хотела настроиться на то, чтобы уткнуться в книгу и не думать ни о каких Луперкалиях, своём первом разе и истлевших надеждах. Вместо этого она снова берётся за расчёску, прокручивая в голове сказанное. Жрец и… что? Дарклинг? И Луперкалии?

Видимо, всё замешательство отражается на её лице, потому что Зоя смеётся, прикладывая к себе вешалку с тёмно-синим платьем, расшитым тонкими серебряными нитями. Кажется, что металл и вовсе стекает.

— А ты и не знала ведь.

— Откуда мне такое знать? — бурчит Алина. Но любопытство пересиливает: — Зачем вообще пытаться втянуть Дарклинга в подобное? Он же…

Она чертыхается. Ладно, старым его никак не назвать. Если только не окажется, что он куда старше, чем пытается казаться на самом деле. Сколько? Шесть веков, если Алина окажется права? Неплохо сохранился.

— …преподаватель, — заканчивает она неуверенно.

Зоя отмахивается от этих слов, как от несусветной глупости. Платье отправляется обратно в шкаф.

— Можно подумать, что кому-нибудь бы этого не хотелось.

Алина тихонько прокашливается, стараясь не вспоминать тот же кабинет, чужую хватку на руке, пока Дарклинг обрабатывал ей царапину и смотрел так пристально, что у Алины едва не расплавились все кости; или его руки на плечах, когда он защитил её от демона. Не то чтобы Зоя не права…

— Согласна, — добавляет Женя, хмыкнув. — Это был бы интересный опыт.

Вот уж…

Стоит попытаться найти в голове хоть какой-нибудь довод в пользу абсурдности самой мысли, но кроме недопустимости подобного между учащимся и преподавателем Алина не может ничего выдумать. Не станет же она выкладывать свои подозрения и надеяться на одобрение? Зоя её с грязью смешает под свой переливчатый смех. Так себе идея.

Видимо, все эмоции всё так же отражаются бегущей строкой, потому что Зоя неожиданно продолжает пояснять. Как полоумной, конечно.

— В это время никакие запреты не действуют. Да и у нас границы крайне размыты, Старкова, ты не в мире смертных, где подобное попирается законом. У нас заключаются браки со значительным возрастным разрывом. Луперкалии же… весёлый досуг. А вот отец Ланцов кого только не сватал Дарклингу. И этот праздник — ещё одна попытка. Вдруг свезёт настолько, что Дарклинг влюбится, женится, и получится отослать его куда-нибудь подальше от Церкви? В крайнем случае, может, кто-нибудь ухитрится его приворожить?

— Что? Зачем?

Зоя замолкает. Алина недоуменно мотает головой, глядя то на неё, то на Женю и ощущая себя глупым сурикатом.

— Ты ведь чувствуешь это? — вдруг спрашивает последняя, приподнявшись на локтях.

— То, что он таинственная сволочь? — откликается Алина, а затем добавляет: — Я чувствую… его силу.

Даже больше, чем следовало бы. Шум леса, беспроглядная тьма небес. Ощущение расколовшейся под ногами земли.

Женя кивает.

— Дарклинг могущественен. Возможно, могущественнее всех здесь, пусть это не так явно. Но только слепой не ощутит в нём эту магию. И она, и его авторитет в Академии, как и в самой Церкви, являются серьёзной угрозой для положения нашего Жреца. Особенно в связи со скорым визитом Антипапы. И ему было бы выгоднее сослать Дарклинга куда-нибудь подальше.

Думается, что всем было бы выгоднее отослать Дарклинга куда-нибудь подальше. Алина лишь мычит задумчиво что-то вроде «ну удачи ему», в голове снова обсасывая каждую услышанную ранее фразу, словно отполированную кость.

«Его сила так же была заперта за девятью печатями, в людском мире. И каждая из этих точек является несоизмеримым источником тёмной энергии»

Мог ли быть такой источник поблизости? Нет, она всерьёз считает своего преподавателя демонологии кем-то столь древним? Возможно, тем самым колдуном? Чёрным Еретиком? Ильёй Морозовым? Или кем-то из его рода?

Чтоб провалилась Батибат со своим длинным языком!

Да вездесущий ад, у неё так голова лопнет.

Алина глубоко вздыхает и тянется к записям. Пожалуй, не так она представляла обучение в академии для ведьм.

***

В выбранном для «Сочетания» зале свет приглушённый, разливающийся янтарными каплями от массивных люстр. Они висят под самым потолком, похожие на гроздья сверкающих ягод.

Шёлковая лента так и грозит выскользнуть из пальцев; гладкая и блестящая, она переплетается с другими такими же, красными и белыми, — все они завязаны вокруг массивного столба, что стоит в самом центре. Алина успела прочесть достаточно, чтобы иметь хотя бы отдалённое представление о грядущем. Но всё равно по коже стекает волна мурашек, касанием серебряного языка, стоит увидеть расставленные вокруг столба стулья. И восседающих на них колдунов, чьи головы, как сказала до того Женя, действительно увенчаны волчьими масками. Алина понятия не имеет, почему проведена параллель именно с «Красной Шапочкой», но пытаться разглядеть под ними хоть что-то бесполезно.

Все колдуны, как один, облачены в чёрное, а руки скрыты перчатками — и всеми догадками изломайся в попытке понять, кто есть кто. Алина, глядя на них, застёгнутых наглухо, в своём маленьком чёрном платье без рукавов вдруг ощущает себя голой. И, несмотря на присутствие иных ведьм и их раздающиеся со всех сторон смешки, одинокой.

— Не робей, Старкова, — над ухом раздаётся шёпот Зои.

Алина оборачивается, крепче сжимая ленту в пальцах. Зоя усмехается: в жесте больше желания проехаться по её смущению, нежели поддержки. Но это помогает Алине расправить плечи и отвернуться со всем пренебрежением, впитанным в этих стенах.

Когда стоящий на балконе второго этажа отец Ланцов возвещает начало первого этапа празднества, Алина знает, что он скажет: правила просты до безобразия, как в детской игре.

Танцуй, пока играет музыка.

Алина сглатывает, думая о том, что будет, когда она стихнет. В детстве полагалось занять стулья, но здесь…

Она подавляет желание на миг закрыть глаза.

Она вписала своё имя в Книгу Зверя.