— Что вы здесь делаете?! — она так и выпаливает, вывернув голову.
— А на что похоже? — отбивает Дарклинг с раздражающей скукой в голосе. — Я взял след из легкомыслия и серы и сразу нашёл вас в столь радушной компании.
— Видимо, вас это забавляет, раз вы так ехидны!
Летучие мыши словно с ума сходят, взвиваясь смерчем вокруг: они бросаются на них, но тени, расползающиеся от Дарклинга, не позволяют им приблизиться. Алина думает о грязном небе, увиденном в книге, которую обронила где-то в лесу вместе с сумкой.
— Конечно, ведь спасение вашей жизни входит в мой ежедневный моцион, — невозмутимо отвечает Дарклинг.
Летучие мыши пикируют снова и опять же терпят поражение. Уши закладывает от их визгов, пока внутри всё клокочет адреналином, яростью и желанием что-нибудь сломать. Не от того ли качаются ветки деревьев, столь резко встревоженные грубой рукой ветра, а по земле проходит рябь?
Она порывается отойти, но руки на плечах держат неожиданно крепко. Или же это Алина сама не может и шагу сделать, когда демон напротив неё, до того гнавшийся за ней с целью зарезать и отдать на растерзание своей армии, вдруг останавливается. Его глаза, различимые в прорезях наползшей на половину лица короны распахиваются шире. Различимы алые прожилки в агатовом стекле. Он шумно втягивает воздух. Алина слышит, как во всём этом отвратительном теле раскатывается звериное рычание.
Алине не нужно оборачиваться на Дарклинга, чтобы убедиться: его не очень-то впечатляет происходящее. Всего лишь нападение князя Ада посреди леса на нерадивую студентку.
— Кто тебя призвал, Пурсон? — и он не тратит время на излишние расшаркивания с потусторонней силой. — Кто приказал тебе напасть на эту ведьму?
— Эти глаза, — вдруг выдыхает демон, игнорируя вопросы, и от ненависти в его голосе все волоски на теле встают дыбом. — Я их помню.
Демон делает шаг.
— Я помню тебя.
Ноги примерзают к земле или в неё вваливаются, утопают? Алина и вовсе не дышит, а затем Пурсон срывается с места, и явно не с намерением приветственно их обнять.
Пожалуй, если её разум что-нибудь и сможет удержать от падения в пучины безумия, то только внутренний голос.
— Дарклинг! — она охает, закрываясь руками и отворачиваясь, оказываясь прижатой к крепкой груди Дарклинга.
— Ты!.. — Пурсон ревёт, но он резко взмахивает рукой: движение смазывается по периферии, но оно похоже на взмах сталью. Уверенный, рассекающий. Пурсон заходится в агонизирующим и яростном крике, и Алина судорожно оглядывается: тело демона половинит на её глазах, прежде чем оно рассыпается пеплом прямиком им под ноги, окаймляя пылью носки туфель.
Летучие мыши, словно испуганные вороны, разлетаются прочь, не удерживаемые более хозяином.
Алина сглатывает.
Наступает блаженная, столь желанная тишина. Она гудит в ушах, лопается в них пузырями. На пустыре опушки, на которую её загнал демон, более нет ни демонического смрада, ни мерзких мышей. Алина теперь долго на них смотреть не сможет.
— Какого… — начинает она, но так и не заканчивает. Порывается начать ещё раз, но не находит слов.
Лес успокаивается: деревья перестают стонать, подхлёстываемые стихийной магией, вырывающейся из-под колпака под гнётом сильных эмоций. В первый такой раз Алина чуть не зашибла Женю слетевшими с полки книгами: тогда Зоя крайне удачно влезла ей под ногти своей язвительностью. Не самая лучшая попытка как-то наладить взаимоотношения. И не самая лучшая попытка сейчас отвлечься, пытаясь собрать рассеянные мысли в стенах своей черепной коробки. Вокруг ни различить разрушений или свидетельств произошедшего, но ей кости ломит ощущением, что она стоит посреди поля боя.
Алина не слышит собственного дыхания и голоса своего тоже, но всё же ей хватает сил, чтобы наконец сделать шаг и обернуться, чтобы взглянуть на Дарклинга, похожего на обсидиановый осколок, что взрезает всю реальность, и произнести:
— Пожалуй, теперь вы задолжали мне объяснения.
========== iii. порок. ==========
Комментарий к iii. порок.
что ж, я должен заорать, что я дописал.
Я ДОПИСАЛ.
всё, занавес.
// на самом деле, эта работа просит гораздо больше частей.
ведь очень многое осталось за кадром, а заложил я, как всегда, немало. но я обещал три части — три части написал, пускай с диким опозданием.
***
спасибо паблику ave darklina и автору того самого твита, который запустил эту адскую машину. надеюсь, окончание истории вам придётся по вкусу.
спасибо вам, мои дорогие читатели. тем, кто нашёл дорогу к этому тексту.
и тебе, моя королева-ведьма.
я писал так долго, так нудно, а ты поддерживала меня каждую секунду.
спасибо.
***
пояснения, что к чему — в комментариях после части.
пост:
…а пока только тянет плуг месяц робко по небоплёсу.
если вглядываться во мглу —
чаща даже не улыбнется.
— мглистый заповедник
Стены из тёмного дерева создают ощущение леса, ровно, как и царящий в них аромат. Морозная ночь наползает с потолка, где огоньки заколдованного света кажутся мерцающими звёздами. В носу щекочет хвоей, а руку — щиплет, царапает невидимыми когтями из стали, что пропорола ей кожу с той лёгкостью, будь вся Алина слеплена из тонкой бумаги.
Кварцевые глаза смотрят на неё слишком внимательно, слишком цепко. Она, наверное, даже не дышит, хотя вопросы внутри клубятся, рвутся на волю, тянут свои тонкие руки с заскорузлыми пальцами, впиваясь в стенки гортани; карабкаясь по ней, чтобы впиться в корень языка и вызвать тошноту. Или это от вытекающего из пореза гноя напополам с кровью и лимфой? Кожа вокруг пореза чернеет, отдаёт болезненной, отравленной болотной зеленцой, прежде чем покрывается графитовой пеной, стоит содержимому склянки из тёмного стекла соприкоснуться с раной.
Стены, кажется, давят на неё, вместе с голосом — глубоким, чарующим и таким сильным одновременно. Слишком нечеловеческим, словно его обладатель давным-давно разменял душу на саму Преисподнюю, ведь для демонов эта ноша несоизмеримо тяжела.
— Алина, — произносит Дарклинг, пока стены наваливаются, жмут на плечи одновременно с тем, как в височные кости стучат два острых клюва, грозясь проломить.
Почему её имя звучит так странно из его уст?
Алина.
Алина.
Алина.
«Эти глаза. Я их помню. Я помню тебя»
— Алина?
Она вздрагивает.
Стены исчезают вместе с тёмным деревом, сменяясь холодным камнем. Аромат леса тает, смешивается с запахом дыма, влажных тел и алкоголя, ныне скорее разлитого, чем выпитого. Уединённость привидевшегося кабинета переворачивается, как игральная карта, обращаясь танцующими силуэтами вокруг, пока Алина обнаруживает себя в кресле, со стаканом чего-то, что определённо загорится всеми цветами. Возможно, там вообще что-то смешалось.
Женя щёлкает пальцами перед её лицом.
— Я, конечно, понимаю, что у тебя головокружение от минувшего успеха, но давай ты не будешь уходить в астрал, — она говорит немногим громче, чтобы перекричать общий шум. Алина краем глаза видит откровенно обжимающиеся парочки и совсем по-дурному смущается. Не будучи знакомой с обычаями ведьм, ей в новинку видеть подобную открытость. Даже после школы с её бушующим пубертатом.
Женя сидит напротив на подлокотнике кресла, в котором до того со всей то ли лисьей, то львиной вальяжностью устроился Николай. Играющая с его волосами Зоя выглядит так, словно раскинулась на троне самого Сатаны, пока он сам спешно арендует себе апартаменты в мире людей.
— Наша повелительница демонов снова замечталась? — она тянет слова, глядя на Алину искоса и скривив в усмешке накрашенные губы.
Та едва двигает бровью. Почти лениво.
Украденный жест.
Мысль спотыкается, и она спешно избавляется от неё. Не время. На мгновение ей мерещится смех за плечом. Принадлежащий тому, кого не может быть на этой вечеринке, полной разврата.
— О захвате Ада и том, что посажу тебя в самый грязный котёл, — Алина отфыркивается и обводит взглядом бар, в который их, наконец, удосужились впустить. Женя обмолвилась, что подобное случается довольно редко. Со стен на поддавшихся страсти студентов глядят пригвождённые волчьи головы. Алина мельком замечает оленьи рога, пару массивных рам за широкой барной стойкой; они блестят червонным золотом, но сами картины разглядеть в царящем, скорее, мраке и барашках перекатывающегося дыма не может. Свет рыжий, ластится по коже кресел и рисует блики на пузатых боках бутылок и стаканов.
