Шпага жаждала крови, а бойцы, увлеченные игрой, — зрелища и сложностей. Манипуляция — это игра на опережение. Навык — умение предугадывать ходы оппонента и принимать контрмеры. Его работа — побеждать, для этого Корво использует все ресурсы. Победитель всегда на шаг впереди оппонента. Цель — застать его врасплох и быть готовым ко всему.
А между тем клинки скрестились, и рука вдруг в мгновение вспомнила движение, что учитель из гвардии Серконоса называл весьма тривиально — «круговой защитой»: Корво изменил направление острия своего клинка и направил его к телу противника, зависая над горлом.
Воцарилась эта всем нам известная липкая, холодная тишина утра, что прежде нарушалась лишь хаотичным и быстрым звоном клинков, рассекающих воздух в своем стремительном порыве. Хэвлок замер, делая неосознанный шаг назад, дальше от оружия, так аккуратно и мягко упирающимся в его кожу, и по лицу проползла легкая, ядовитая улыбка. Мужчина откланялся, не отводя любопытного, и вместе с тем весьма недоброжелательного взгляда от черных глаз южанина.
— Благодарю вас, Лорд Аттано. Её Величество не зря так много говорила о ваших навыках… Стоит признать, она была права.
— В самом деле? Много говорила?.. — Корво как-то неопределенно приподнял бровь, выражая при том полное, туманное безразличие.
— Так уж и делаете вид, будто бы удивлены.
— Отнюдь, нисколько.
Даже после стольких лет, Корво ужасно льстило подобное внимание к собственной персоне, и вместе с тем заставляло невольно поежиться — Джессамина хоть и всегда говорила мало, предпочитая скорее оставаться в стороне, чем вносить свою лепту, но таки приоткрывала больше, чем озвучивал сам лорд-защитник. Мысль эта всегда вызывала чувства крайне неоднозначные и Корво слабо ухмыльнулся.
— Вы закончили этот варварский акт взаимного насилия? — узкая голова Лорда Пендлтона вдруг высунулась из проема, а после показался и он сам — невысокого роста и крайне угловатого телосложения, с каким-то рыбьим светлым лицом и впалыми глазами, ужасно чувствительными к свету, отчего он чаще всего щурился, а если не щурился, то смотрел на все с каким-то глубинным причудливым страхом.
Он словно бы как-то неохотно откланялся, проходя ближе и придерживая витражную дверь за собой.
— Забавно это слышать от человека, чей план включает несколько довольно значимых убийств, Тревор, — Хэвлок на него даже не взглянул.
— Не имеет значения, адмирал, вы сами знаете, это дело крайне грязное, — мужчина заговорил быстро и сбивчиво, но тут же осекся, понимая, что озвучил, кажется, мысль весьма сокровенную. — Не суть важно. Говоря об убийствах, Её Величество хотела вас видеть.
— Что-то срочное? — он как-то лениво мотнул головой, откладывая оружие в сторону.
— Мы начинаем работу над свержением Регента.
5
Вне зависимости от времени года и суток, первый этаж паба неизменно был погружен в какой-то легкий, таинственный полумрак — то ли светильники недостаточно дороги и не в том количестве, чтобы освещать помещение полностью, то ли дело в слишком массивной деревянной мебели: в засаленных столах с разводами от кружек, диванах с бархатной, насыщенно-красной обивкой, да тяжелых шторах в пол, плохо пропускающих свет. Обстоятельству этому мешали так же и окна: где-то красовался дурной и безвкусный витраж, собранный из неровных осколков цветного стекла; во многом стекла эти были разбиты и замылены настолько, что едва ли кто-то мог увидеть, что происходило внутри и снаружи.
Еще и, кажется, одна лампочка перегорела. Черт.
— Нет, адмирал Хэвлок, вы крайне не правы, — Джессамина нервно поджала губы, стуча по столу тонкими пальцами. — Мы не можем так рисковать.
— Мы должны так рисковать, Ваше Величество, у нас нет выбора, — сам Фарли, кажется, уже был на пределах возможностей собственного эмоционального самообладания, говорил кратко, громко и очень ритмично. — Наша основная цель — верховный смотритель Кемпбелл. Не говоря о том, что у него наш человек, который позволил вытащить Лорда Аттано из тюрьмы, — он глянул на Корво, но тут же перевел взгляд назад на собеседницу, — за полгода при его поддержке смотрители обрели небывалую силу и влияние, технологии, недоступные раньше, у них появился свой государственный штаб, они заручились влиянием Регента, люди, Ваше Величество, люди начали им верить! Они верят в охоту на несуществующих ведьм! Вы должны больше остальных понимать, что значит взять и заставить народ верить за каких-то шесть месяцев. Если дать ему хотя бы неделю, он может очень сильно ослабить даже ваше влияние, он может ослабить ваши же возможности возвращения на трон.
— Да, вы, конечно, правы, адмирал, я больше остальных понимаю, что значит заручиться поддержкой народа и я вас уверю, Эмили Колдуин…
— Это, конечно, все замечательно, Ваше Величество, мы все знаем имя вашей дочери, — вытянутая полоска белых губ изогнулась — быстро и едва ощутимо, словно бы пытаясь остаться незамеченным, но это у него вышло плохо, всякая улыбка адмирала стоила отдельного внимания, — и мы понимаем ваши чувства, но…
— Не перебивайте меня, Фарли.
Джессамина подняла голову от стола, где были хаотично разбросаны карты, записки и чертежи — смятые бумаги, салфетки с пометками, сделанными быстрым и смазанным почерком, потекшими чернилами, так, что значение их едва было различимо для простого глаза; идеи Пьеро по поводу улучшения оборудования и несколько пунктов основных задач, с комментариями и пояснениями на полях. Стиль письма был разный, Корво узнавал среди них знакомые завитки его дражайшей возлюбленной, обрывистые слова, среди которых можно было бы узнать явный след самого Хэвлока, Пендлтона, и кого-то, чей темперамент лорд, очевидно, понял еще недостаточно глубоко.
Она посмотрела прямо ему в глаза — спокойно, без даже какой-либо тени злости, но так, что даже у Корво мурашки пробежали по коже. Было в этом взгляде что-то, что отливало холодом драгоценного металла и скрипом множества дверей, шагами, визгом сотен тормозов по шершавым мостовым, что-то, несшее в себе невероятную концентрацию собственной самоуверенности, что-то, что делало Джессамину той, кем она всегда являлась. Оно пахло гарью и чернилами. Оно блестело, словно золото в лучах восходящего солнца над Дануоллом. То был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд её — непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться слишком уж дерзким, если бы не был столь равнодушно спокоен.
Очевидно, Хэвлок тоже это заметил, оттого его и раньше слишком серое лицо побледнело окончательно, ставши одного цвета с меловой пылью. Он сжал зубы.
— Я повторяю, — с напором проговорила бывшая императрица не отводя узких зрачков от маленьких глазок собеседника, — дело вовсе не в моих чувствах, адмирал. Леди Эмили — важный стратегический объект для Берроуза. Она не просто маленькая девочка, она законная наследница престола, и если вы не заметили, изъян его плана заключается в том, что он не Император. Он Лорд-Регент при несовершеннолетнем монархе. Суть его политики в том, что он заставляет людей чувствовать страх. Все держится на страхе и единственное, что еще заставляет народ все еще стоять на ногах — это надежда. Это та причина, почему все вдруг ударились в религию. И Эмили — надежда. Эмили — стержень его власти. Стоит ему только заикнуться, только показать ее публике, как все тут же обретут эту славную надежду в светлое будущее — вот она, дочь почившей императрицы! Но стоит ему потянуть еще хотя бы эту неделю, адмирал, и начнется борьба за власть. Лорд Пендлтон подтвердит, — Джессамина указала на него рукой и мужчина кратко кивнул, — аристократы глотки перегрызут, чтобы занять его место. Он представит Эмили народу и тогда лишь укрепит свои позиции, что позволит и ему, и Кемпбеллу, дальше творить беспорядки. В таком случае едва ли мы сможем сделать что-либо дальше, мы останемся безоружны, Берроуз слишком устойчиво закрепится у власти. А если они еще и запугают эту девочку, если они заставят думать, что я действительно мертва, если они будут ею манипулировать, то в случае нашего проигрыша — а это будет проигрыш — с годами она останется марионеткой. И мы лишь получим не Регента, а целую эпоху регентства, в которой он всегда будет где-то позади дергать за ниточки. Если мы не найдем и не достанем Леди Эмили в течение ближайших пары дней, все то, что мы здесь устроили, перестанет нести всякий смысл. Я достаточно ясно выражаю свою позицию?