Руки — это только то, что начинается с запястий. Это кисти. Вытянутые тонкие пальцы. Даже только так — подушечки. Шероховатые от жесткой ткани одежд, стертые о камень дорог, рукоятки клинков, неровность черепичных крыш. Корво успел надеть перчатки, но менее знакомым оттого его прикосновение не было, хотя и появилось в нем это гладкое нечто — готовность к вызову, граничащим со смертельным ударом. В ту секунду она почувствовала лишь касание и его быструю дрожь. Тихий шепот в одном только взгляде: «Не переживай, всё будет хорошо», — будто бы даже услышала его где-то там, в закромах памяти. То, как он этот взгляд отводит — быстро и не по случаю нервно, скрывая острые черты за маской, подобной черепу. От чего?.. Как сужаются зрачки и вот уж подушечки пальцев касаются кобуры, но замирают на ней мгновенно, в нерешимости действий.

Как редко можно было наблюдать такую картину и оттого стало ещё страшнее, чем прежде, даже если казалось, что больше уж некуда — сердце и вовсе остановилось.

Джессамина почувствовала, как её пальцы размыкаются с ладонью Эмили. И холод металла у виска. Криков не было. Был лишь наведенный курок.

Тяжелые руки сомкнулись на предплечьях и дрожь прошла по телу.

Лязг разбившегося стекла по старому паркету. Глухой удар дерева по дереву поразил слух. И топот ног стал оглушающе громким.

Раз. Два. Три.

— Никому не двигаться!

Сердце отсчитывало удары.

— Всем стоять на месте!

Хэвлок резко развернулся, подтолкнув её вперед — краем глаза Джесасмина заметила, что то же самое Мартин проделал с Эмили, хотя, кажется, менее грубо, но оттого не менее предательски. Маленькая принцесса вышла на передний план и мгновенно приковала к себе взгляды — решительные и вместе с тем неведающие, в них застыло непонимание и растерянность, крепко ударившее по вискам каждого из солдат. Кажется, никто не верил, что это возможно — хотя каждый и слышал и слушал приказ, маленькая леди считалась давно мертвой, как и её мать, чьи глаза выдавали наружность куда явнее, чем все прочее, сокрытое за маской.

Мыслей много. Слишком много. И это единственное, что с непозволительной четкостью отпечатывалось с каждым новым шагом. Хотелось закричать от ужаса, хотелось и сжать зубы от страха и ледяной решимости; хотелось распахнуть глаза настолько, насколько хватит сил — дабы только застать каждый миг ужасного мгновения, что могло стать последним с разрывной пулей у собственного виска, хотелось крепко их сомкнуть — чтобы не видеть ужаса, стремительно разрастающегося на метры вокруг в удушающую паутину непредвиденных событий.

Но Джессамина ничего не могла сделать — и мертвецки замерла, совсем перестав дышать, остановив цепкий взгляд на дочери и лишь закрепив эту мысль у самого сердца — сейчас она может погибнуть. Быстро, стремительно, бесславно. Её тело падет с грохотом и безвольной тяжестью, истекая кровью и пачкая ею грязную ткань и неровный паркет, без права на последний вздох и даже мысль. Её будут оплакивать подданные — снова. Её имя увидят в газетах — опять. И всё произойдет так, как и должно было произойти, но что-то ему помешало — сейчас же всё свершится.

Джессамина погибнет. Эмили останется в живых, даже если на это потребуются силы и время, каких уже не было — она не могла допустить смерти дочери и это единственное, что ещё заставляло сердце биться, в последней попытке уловить хоть что-нибудь.

Теперь, когда оставалось всего несколько минут до последнего вдоха, она могла ответить на давно терзающие её вопросы куда более четко. Всё, что она чувствовала, — это сожаление.

— Если сделаете хотя бы шаг, мы выстрелим, — прочеканил Хэвлок, крепче прижимая к себе бывшую императрицу. Ни мускула на его лице не пошевелилось, ни единой мышцы не дрогнуло. Он был спокоен. Так пугающе знакомо равнодушен.

Тиг был другим, в нем было это нечто, уж замеченное раннее — свое, личное, эмоциональное и плохо выверенное, даже в самые неровные моменты он не позволял себе быть сторонником, он был участником. Смотритель, теперь уж верховный — и это отражалось в надменном блеске его серых глазок — себе не изменял, ровно также, как и адмирал: он поднял взгляд и столкнулся с бесстрастной металлической пластиной на лице Корво, что как и прежде не отражала его души, но была окроплена чужой кровью уж достаточно густо, чтобы понять — одно неверное движение и он не будет смотреть на свою хромоту, на дефицит патрон, на неуверенность и неприязнь. Он не будет вспоминать клятвы и кодексы, даже если и считал их священными когда-то — теперь это не будет иметь значения. Уже не имеет. И даже стража, во многом превышавшая количество несчастных заговорщиков, в этот ледяной скрежет не вносила никаких сомнений — стоит хоть кому-то дернуться слишком резко и пострадает больше людей, чем хотелось бы.

— Это наследница престола Леди Эмили Колдуин? — медленно протянул впередистоящий мужчина, кратко мотнув дулом оружия в сторону девочки. Его голос дрогнул.

— С чего вы взяли, что мы пойдем на переговоры?

Дожидаясь своего мига, топчась рядом и собираясь с духом под глухо нависающей под потолком тяжестью угрозы, прочие наблюдали за ними — пристально. Джессамина считала секунды. Частоту собственного дыхания. Пульс. Маленькие и медленные шаги Хэвлока, плавно и верно перемещающие её и себя ближе к выходу на задний двор — ближе к реке. Казалось, вот, она — свобода совсем рядом. Она цеплялась вниманием за звезды, тихо мигающие где-то в далекой, изредка мелькающей глади темных небес. Воздух был иссиня-небесными и смутным, сыпались мелкие осколки дождя. Казалось, вот, стоит лишь протянуть руку — и она вдохнет неприятный, смолянистый и мокрый запах земли и пыли, услышит рев мотора, ощутит на коже холодные прикосновения грязной реки.

Но руки сжимали крепче, оставляя на них болезненные следы. И она снова смотрела на девочку, ставшую ещё меньше, чем прежде, ставшую бледнее, чем меловая доска — но не плакавшую и не кричавшую.

Что-то повторяется.

— Нам нужен только Корво Аттано, — смелее проговорил неизвестный, скашивая прицел к южанину, — передайте нам цареубийцу и мы забудем об этом инциденте.

— Цареубийцу ли? — Адмирал взметнул густые серые брови. — Подумайте внимательно о том, что сейчас происходит… Капитан, если не ошибаюсь? Подумайте о том, какие последствия будут иметь ваши действия и готовы ли вы заплатить ту цену, о которой просите? Вы можете не торопиться. Мы подождем.

Холод железа обжег кожу. Фарли снова сделал шаг в сторону, чуть более крепкий, чем предыдущие.

— Человек в маске, как предполагает Лорд-Регент, также известный как бывший Защитник Короны, обвиняется не только в убийстве Императрицы, — он осекся на секунду и прокрутил в голове это знакомое «да будет земля ей пухом», но быстро взглянул на женщину, обжигающую его холодом напуганного взгляда. Он не мог узнать её — и признавался себе в этом отчетливо ясно, не мог и поклясться, что это обстоятельство не казалось ему до боли знакомым, будто бы едва задевало, но тут же исчезало из виду, не давая дотронуться. Мужчина замолчал, но после продолжил, акцентируя хаотично разбросанное внимание то на Корво, застывшем в открытой, хотя и несколько растерянной готовности атаковать, то на Мартине, девочка в руках которого уж точно была пропавшей наследницей — сомнений в этом не оставалось и отпечатывалось с каждой секундой все яснее. Вот он — ключ ко всему. Спасение. В нескольких шагах от него, болезненное и напуганное. Дыхание стало неровным, но он не двигался. — Но и в убийстве многих вышестоящих представителей власти, что является не просто преступлением закона, но и изменой перед Империей.