Их «вынесло» к подножию Храма Жизни даже как-то слишком скоро. Одноименный павильон перед ним был спроектирован в форме спирали, символизирующей Маликову Сигизию, – по этой спирали толпа и выстраивалась. Над нею возвышалось зайцеобразное каменное изваяние богини Аданко. Длинные уши тянулись в небо, прямо к Комете Байи.

Церемония уже приближалась к кульминации. Тысячи и тысячи голосов сливались в хорошо известном Малику песнопении – его члены Жизненной Сигизии исполняли еженедельно во время храмовых служб, и после всех ужасов минувшего дня знакомая мелодия приятно успокаивала юношу. В конце концов на возвышение перед храмом, склонив бритую голову, вся закутанная в темный пурпур, ступила Жрица Жизни. На плечах у нее, словно шаль, возлежал большой белый заяц и с любопытством разглядывал публику.

Жрица откинула голову назад и воздела руки к небу:

– О Аданко, блаженный источник радости, самой Жизнью рожденная, покровительница идущих Путем живущих и праведных, истинное счастье вкушают собравшиеся здесь во Святое Имя Твое! Мать наша сладчайшая и защитница, благослови нас Неизъяснимой Мудростью Своей, дабы мы выбрали победителя, достойного явить миру всю Славу Твою и ввести людей в новый мир.

Хор грянул, словно рев цунами, и Жрица Жизни принялась танцевать в такт песнопению, то ныряя в клубы фимиама, воскуряемого у подножия статуи Аданко, то появляясь снова.

– Ответствуй, о Покровительница! Открой мне имя Твоего избранника!

Малик не сводил взгляда с каменного лица богини. В обычной жизни жрицу можно убедить, чем-то зацепить, задеть за живое, ее можно подкупить, с нею можно договориться, но никто не способен повлиять на выбор ею победителя.

Но если стать победителем – единственный способ добраться до принцессы Карины, то Малик им станет.

Волшебная сила, которую он столько лет отрицал и подавлял в себе, теперь вышла наружу, она пульсирует и прожигает каждую клетку его организма. Малик судорожно прижал ко рту ладонь, непрошеные слезы ручьем побежали по щекам. Парень так долго загонял магические способности в самые темные закоулки своего естества, что теперь, когда они оказались доступны – только руку протяни, – Малик не знал, как с ними обращаться.

– Малик, что случилось? Что с тобой? – Лейла присела рядом с ним на корточки. – Тебе плохо?

– Это я, – прошептал Малик.

Грохот церемонии только нарастал, но вокруг парня воздух как будто сгустился и очистился, являя реальность в чистом виде.

– Что – ты? – не поняла Лейла.

– Это мое имя сейчас прозвучит. Имя победителя. Я… Аданко изберет меня, – сказал он.

То же неземное, эфирное голубое свечение, что окутывало Идира и ньени, исходило теперь от Малика, хотя, кроме него самого, никто этого не замечал.

– Снизойди, Аданко! Отверзни уста! – взывала Жрица Жизни, и многоголосый хор вокруг подхватывал ее заклинание.

– Я! Победитель – я! Аданко остановила выбор на мне!

Лейла в ужасе наблюдала, как тело брата дергается, пытаясь сдержать бурлящие под кожей магические потоки. Его всегда учили подавлять их, и личность, почти вышибленная из него окружающим миром, находилась от «поверхности» слишком далеко. Когда моления жрицы где-то там, над его головой, перешли в прекрасное пение, пальцы юноши впились в край рубашки, и он закричал.

В это краткое мгновение он позабыл о Солнцестое. Позабыл об Идире, о темном народце и даже о Наде. В его воспаленном мозгу остался только он сам, вернее, ребенок, который жил в давно уснувших воспоминаниях; ребенок, который сидел на верхушке лимонного дерева и глядел на бесконечно огромный мир, расстилавшийся перед ним, сидел и фантазировал, создавал в голове образ за образом, чтобы победить невыносимое одиночество.

Волшебная сила никогда не покидала его. Она жила в нем с рождения, раньше, чем он узнал ее название, и вот время пришло. Больше Малик не позволит этому миру лишать себя того, что всегда было неотъемлемой его частью.

Голосом неожиданно спокойным юноша в последний раз повторил:

– Аданко избрала победителем меня.

Бурные овации стихли, и все вдруг разом ахнули. От изваяния Аданко, расплывчатое, как облачко дыма, отделилось белое привидение. Некоторое время оно росло, покачивая длинными ушами, грациозно изгибая спину, и наконец обрело узнаваемую форму идентичную «материнской» статуе, из которой вышло. Изящные символы сияли на ослепительно белой шкурке – символы Аданко, богини Жизни.

Все собравшиеся в павильоне разом как подкошенные пали на колени. Все, кроме Малика. Ибо там, где прочие созерцали лишь божество, он видел и ощущал собственную магию – магию, исходящую от сверхъестественного создания так же, как от него самого, и это чувство связывало их. Видение спрыгнуло с головы статуи и широкими заячьими прыжками по воздуху приблизилось к юноше. Повинуясь инстинкту, Малик взметнул руки и закрыл лицо, но образ богини продолжал, петляя, скакать вокруг него – раз, другой, третий. Бесшумные призрачные лапы оставляли за собой бриллиантово-белый след.

Исчез этот образ так же внезапно, как появился. Малик опустил руки. Колени подогнулись. «Приступ магии» постепенно угас в нем, лихорадочные движения замедлились.

Лейла взирала на него так, словно увидела в первый раз.

– Что это ты сейчас сотворил? – прошептала она.

В павильоне повисла тишина, более оглушительная, чем любой когда-либо слышанный Маликом звук.

Затем раздался дрожащий от благоговения голос Жрицы Жизни:

– Богиня указала победителя!

– Богиня указала победителя… Богиня указала победителя… – Толпа воздвигла героя на плечи и понесла к помосту. Малик не сопротивлялся. Лейла изо всех сил старалась не отставать. Юношу поставили рядом со жрицей, и та, подняв его руку высоко над головой, показала всем и каждому знак Жизни на его ладони.

– Братья и сестры, случилось чудо: сегодня Аданко сошла к нам во плоти. Возрадуйтесь же, вознесите благодарность светлой богине и восхвалите с любовью нового победителя Солнцестоя в Сигизии Жизни!

За этим объявлением последовал рев более громкий, чем все звуки, оглашавшие павильон до этого, – его наверняка слышали в Ксар-Алахари и много дальше. Малик невидящим взором глядел перед собой, и ему казалось, что весь белый свет празднует его триумф.

У него получилось. Он вызвал к жизни видение Аданко, и оно избрало его победителем. Он призвал на помощь магию, и она не подвела, явила свою мощь, словно ее никогда и не разлучали с хозяином.

Теперь ему предстоит воспользоваться ею для умерщвления принцессы Карины и спасения Нади. И если даже придется обмануть весь Зиран до последнего жителя, это не остановит Малика.

После убийства все происходило как в тумане.

Карина помнила только, как выла до жжения в горле, как отбивалась от рук, пытавшихся оттащить ее от матери, и как Амината уговаривала ее выпить что-то очень горькое и густое. От этого горького и густого мир потемнел и перестал существовать.

Когда она проснулась, то стала расчесывать и теребить собственные руки до тех пор, пока не ободрала кожу до крови. Служанки, увидев, что Карина над собой сотворила, ударились в крик, бросились на нее и удерживали без движения до тех пор, пока девушка не осушила еще одну чашу горькой жидкости и не погрузилась с громким стоном в пустоту нового забытья.

Когда она проснулась во второй раз, то лежала в луже собственной рвоты и какие-то голоса – невыносимо близко – говорили о чем-то, для нее непонятном.

А когда очнулась в третий раз, то обнаружила себя одну в комнате.

Она лежала в своей спальне, в своей ночной рубашке, обернутая в толстый слой одеял. Темные очертания окон наводили на мысль, что за ними – либо очень раннее утро, либо совсем поздняя ночь, такая же поздняя, как тогда, когда прилетела комета, а мама…

В гортани вспыхнул огонь, и Карину опять вывернуло наизнанку. Нет, это сон. Этого не происходит на самом деле. Не может быть, чтобы ее мать, прославленная Пустельга из Ксар-Алахари, пала от руки обыкновенного наемного убийцы.