— На кофе и газету у тебя ушло четыре часа?

— Джоанна, слушай, ну зачем тебе это? Я же не спрашиваю, что в это время делала ты! Кстати, что?

Джоанна пододвинулась поближе к столику и стала рыться в мятых чеках, которые Алистер вынул из карманов.

— Что ты делаешь?

— Просто смотрю.

— Отлично.

Отчетливая угроза: смотри — но мне это совсем не нравится.

— Ладно, ну их.

Джоанна смахнула чеки на пол. Она не знала, почему это сделала, — потому что ей стало плевать на то, что там в этих чеках такое, или просто испугалась: он может уйти. О господи, да, она вдруг отчетливо поняла: причина была вторая — страх, что этот чертов подонок уйдет. Она была сейчас совсем как Александра, когда Алистер ее бросил: несчастная, беззащитная, цепляющаяся за него, растерянная, печальная, жалкая, некрасивая и преисполненная звериной, невыразимой злости.

Ссору приостановило прибытие новой бутылки шампанского. Когда дверь закрылась, Джоанна залпом выпила еще один бокал и уставилась в окно.

Сейчас она была той, давней Александрой, только хуже. К безумной алкоголической паранойе прибавлялась еще и роль, которую она должна была отныне играть. Она не может собрать вещи и сбежать. Ей предстоит остаться и терпеть. Это и будет ее наказанием: держать язык за зубами, молчать, не делиться ни с кем.

Она выпила еще.

Было четыре часа дня. В старые времена к этому времени они бы уже успели позаниматься сексом и приближались ко второму раунду. Она бы делала то, чего его скучная жена никогда не делала, — например, брала бы в рот и глотала. Хотя, наверное, и это было враньем. Александра наверняка тоже от души наглоталась.

Алистер доел последний бутерброд, выключил телевизор и разделся. Она заметила, что он растолстел: на талии появился «спасательный круг», а пузо почти заслоняло член.

— Джоанна, — Алистер подошел и обнял ее.

От его липкой наготы ее замутило.

— Крошка, я хочу, чтобы все снова было хорошо. Я люблю тебя. Я хочу снова смеяться с тобой. Хочу снова заниматься с тобой любовью.

Он ослабил объятия, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Я хочу жениться на тебе.

Первое, о чем подумала Джоанна: предложения нельзя делать, стоя голышом посреди комнаты, — разве что вы только что закончили заниматься сексом, но и в таком случае предложение, сделанное голым человеком, не следует принимать всерьез. Это, пожалуй, наихудший вариант — хуже, чем делать предложение под водой или по-японски, когда твоя потенциальная невеста не умеет плавать / не знает японского.

Они уже говорили об этом и раньше. Она говорила, что брак ни для него, ни для нее не имеет большого значения, это очевидно. А он говорил: то, что между нами происходит, для брака слишком хорошо.

Она знала, зачем он делает ей предложение именно сейчас. Ему нужно обладать ею, следить за ней, быть уверенным, что она от него не уйдет, не растопчет его, не выдаст, никому не расскажет правды. Вероятно, в этом будет состоять его роль, которую ему тоже предстоит играть до самой смерти.

Ну что ж, очень кстати, подумала Джоанна. Ей нужен был кто-то, кто будет за всем этим следить.

— Ты все еще любишь меня? — спросила она.

Он выпрямился, лицо его стало очень серьезным.

— Ты — мой лучший друг.

— Только давай без этого фуфла. Сделай так, чтобы я поверила в то, что ты меня все еще любишь.

— Люблю, — сказал он. — Я все еще люблю тебя.

— Неубедительно.

— Ты — часть меня. Я не смог бы жить без тебя.

— Это тоже полная фигня. Я нравлюсь тебе?

— Конечно. Взгляни на себя — как ты можешь не нравиться?

— Что в моей внешности тебе нравится?

— У тебя самая прекрасная улыбка на свете. Я скучаю по ней. Твои губы, губы — это то, что я люблю в тебе больше всего. Мне нравится их размер и форма, и цвет у них такой, как будто ты накрасилась помадой, даже когда это не так, а когда ты улыбаешься, их форма меняется, она становится просто идеальной. А глаза…

— Я — интересный человек?

Он-то ей больше интересным не казался.

— Конечно, интересный!

— Я выйду за тебя замуж при одном условии.

— При условии? При каком же?

— Я выйду за тебя, если мы останемся здесь. Ради Хлои. Мы оставим Хлою Александре, и ты будешь встречаться с ней по выходным или придумаешь еще что-нибудь такое.

— Ты шутишь, да?

— Нет.

Он разжал объятия и пошел в ванную — открыл кран, чтобы набрать в ванну воды.

— Я не оставлю Хлою с этой женщиной.

Джоанна пошла за ним.

— Ты сказал мне, что у вас был хороший разговор.

Он плеснул в воду пены для ванны.

— Она ненормальная, я тебе говорил.

Он направил флакон на нее, словно пистолет.

— Да она алкоголичка, черт бы ее побрал. Похитить ребенка — это вообще нормально? Кем надо быть, чтобы пойти на такое?

— Она ее не похищала. Я не думаю, что она сумасшедшая.

— Да ты ее не знаешь!

Он рассерженно швырнул флакон обратно на полочку и забрался в ванну.

Джоанне нестерпимо хотелось сказать ему, что она знает Александру и ей симпатизирует, да нет, черт возьми, восхищается ею! Но она сдержалась.

— Мы — еще хуже, — сказала она.

Алистер сел в ванне, весь покрытый пеной, и указал на нее кулаком — как это делают политики (не тыкай в людей пальцем, это воспринимается как агрессия).

— Мы совершили ужасную ошибку. А то, что сделала она, было спланировано и непростительно.

— Мы поженимся, только если останемся здесь.

Кулак исчез в пене.

— Давай не будем сегодня говорить об этом, — сказал он и с головой опустился под воду. Разговор окончен.

Джоанна вышла и начала одеваться. Она слышала, как Алистер плещется в ванне. Обе ноги попали в одну дырку трусов — надо ж было так напиться. Разобравшись с трусами, она натянула платье через голову.

— Джоанна, что ты делаешь? — крикнул он.

— Ухожу.

— Ну ладно тебе, Джо, у нас еще целый день и вся ночь. Зачем ты все портишь?

Она была пьяна и в бешенстве, но отныне она никогда не забудет своей мантры. Жить в этой лжи. Положить конец страданиям других людей, даже этого придурка, с которым ей предстояло оставаться до самой смерти. Возможно, он еще отмякнет. Или, может быть, они проиграют суд. Ну а пока ей просто нужно выбраться из этого чертова номера. Она положила костюм Бессмертной Любовницы обратно в пакет и крикнула в ответ:

— Хочу немного проветриться. Ты пока полежи там и отдохни. А я сдам обратно это идиотское белье.

Джоанна не планировала заходить к мисс Эймери. Само получилось. Она доехала на трамвае до Карлтона и оттуда направилась к остановке девятнадцатого. Она шла мимо студентов, которые загорали на газоне Мельбурнского университета. Александра изучала здесь право. Алистер — политику и бизнес-администрирование. Студенты казались счастливыми. Джоанна воображала себе Алистера и Александру, которые тоже были здесь когда-то счастливы, безмятежны, уверены в блестящем будущем и влюблены.

На главную улицу она пришла уже без пакета «Рокабилли» (выбросила в мусорное ведро по дороге) и с адресом мисс Эймери (нашла на гугл-картах в телефоне).

Дом мисс Эймери оказался всего в пяти минутах ходьбы. Это была двухэтажная квартира в викторианском таунхаусе, с изысканной балконной решеткой и витражными окнами. Похоже, у старушки водились деньги. Джоанна позвонила в дверь, не зная толком, зачем пришла и что намерена говорить. Она уже собиралась позвонить еще раз, но тут мисс Эймери открыла дверь. В садовых перчатках и большой соломенной шляпе она выглядела намного моложе, чем в самолете, — никак не старше шестидесяти. Она была худощавой, но вовсе не такой дряхлой, как показалось Джоанне в самолете. Представляться не понадобилось.

— Джоанна! Входите скорее, не стойте на солнце! На вас лица нет.

Пол в прихожей был выложен плиткой в шашечку. По пути в кухню они прошли мимо двух больших комнат, в обеих Джоанна заметила паркетный пол и прекрасные камины, а в одной рояль. У хозяйки были не только деньги, но и вкус.