— Надо ей перезвонить, — сказал Алистер.

— Только не за рулем! — Джоанна и так бы никогда ему не позволила звонить за рулем, а уж сейчас тем более. Что, если полиция заметит? С другой стороны, если он остановится, чтобы позвонить, Джоанна может не удержаться и оглянуться на заднее сиденье.

— Сбавь скорость и пристегнись, я сама позвоню, — сказала она и протянула руку, чтобы взять у него телефон.

Прежде чем отдать Джоанне трубку, Алистер ее проинструктировал, и это было очень кстати, потому что его последний совет («Притворись, что связь теряется, если не будешь знать, что отвечать») пригодился практически сразу.

— Элизабет, это Джоанна.

Она изо всех сил старалась придать голосу энтузиазма, но на восклицательный знак в конце фразы ее все-таки не хватило.

— Только что проехали Авалон, — сказала она.

Джоанна отодвинула трубку подальше от уха, чтобы приглушить возбужденный и оттого слишком громкий голос Элизабет.

— Ой, вы мои милые! — кричала та. — Уже так близко! Даже не верится! Пойду ставить чайник. Вы хорошо долетели? Как Ной?

Джоанна снова прижала телефон к уху и воспользовалась советом Алистера.

— Элизабет! Элизабет? Связь все время пропадает. Я ничего не… Элизабет… В общем, если вы меня слышите… — Она знала, что Элизабет слышит. — Мы сначала заедем в коттедж. Ноя надо покормить. А потом сразу приедем к вам. Мы позвоним, когда выдвинемся в вашу сторону. Элизабет? Простите, вы все время…

Джоанна отключила телефон и закрыла лицо руками. Она так и просидела до самого Пойнт-Лонсдейла.

Маленький прибрежный городок казался обезлюдевшим. Перед большими домами на первой береговой линии не было машин, на детской площадке не играли дети, и столики, выставленные на террасах трех городских кафе, пустовали. Пляжа из машины Джоанна не видела, поэтому предположила, что все люди теперь там.

Несмотря на уговоры Элизабет, желавшей, чтобы они остановились у нее, Алистер и Джоанна предпочли снять домик у моря и жить там, отдельно. Их коттедж (белый викторианский домик, обшитый вагонкой) находился футах в ста от того места, где заканчивался короткий ряд магазинчиков. Алистер припарковался на подъездной дорожке и открыл дверь машины, чтобы выпустить Джоанну. Она выбралась наружу — будто шагнула в духовку под гриль. Алистер отыскал под ковриком ключ и помог ей дойти до спальни. Там он велел ей лечь и через несколько минут вернулся с молокоотсосом. Она закрыла глаза и попыталась представить себе Ноя, как он сосет грудь, перебирая пальчиками вокруг соска, — но от этого потекли слезы, а не молоко. Минут через десять она передала молокоотсос Алистеру — двумя руками, как будто протягивая ребенка.

— Похоже, получилось меньше, чем обычно?

— Больше не выходит.

Алистер унес молокоотсос и почти пустую бутылочку, после чего вернулся в спальню, чтобы обсудить с Джоанной свой план.

Нужно было столько всего упомнить и столько всего стереть из памяти. Не забыть включить кондиционер, принять душ (Алистер позволил ей пойти первой) и замазать консилером след не то от пощечины, не то от удара кулаком, не то еще от чего.

Забыть, как Алистер выливает содержимое флаконов из «Бутс» в раковину и кладет в пластиковый пакет, чтобы выбросить где-нибудь подальше отсюда.

Не забыть, как она сидела на кровати с молокоотсосом и сцеживала молоко, потому что она делала бы это и в том случае, если бы ребенок был жив. Помнишь? Молоко нужно было сцедить для Элизабет, которая собиралась забрать Ноя до завтра и дать им возможность побыть вдвоем.

Забыть, что он долил воды к тому ничтожному количеству молока, которое ей удалось сцедить, и спрашивал: «Нормально выглядит? Джоанна? Джоанна!»

Не забыть положить в стирку кучу одежды, включая ее футболку, испачканную рвотой и молоком, и съемный чехол с автомобильного креслица Ноя, а еще переодеться в шорты и шлепанцы.

Забыть, как Алистер кладет садовый совочек в детскую сумку, которая в остальном набита нормальными детскими вещами. (Черт, лопаты в сарае нет!) Забыть, как он ищет пакеты для мусора и кладет один такой — большой и черный — поверх детского креслица.

Но не забыть тщательно распаковать сумки. Ползунки — в комод. Зубные щетки — в ванную.

Забыть, как он выбрасывает в мусорное ведро грязный подгузник, который, видимо, снял с Ноя.

— Нет, Джоанна! — закричал Алистер. — Ты помнишь, как я сменил ему подгузник. Ты это помнишь!

Вдруг он остановился.

— Подожди… А вдруг они смогут определить по подгузнику, что он мертв? Это можно определить? Твою мать!

Он бросился к мусорному ведру, достал оттуда грязный подгузник и положил в пакет к пузырькам из «Бутс». То есть это означало… забыть все, что… Да, напрочь забыть про этот подгузник.

Все это слишком сложно, она не справится.

— Еще не поздно, — проговорила она умоляющим голосом, плетясь за ним к машине и изо всех сил стараясь не смотреть на то, что он держит в руках.

Алистер не ответил. Не успел ответить, потому что какая-то женщина лет сорока ждала их на подъездной дорожке с широкой улыбкой и радостным: «Ну, здравствуйте!»

Алистер ответил на приветствие, пожалуй, слишком восторженно — так показалось Джоанне.

— Здрасте! — одна его рука высвободилась из-под мертвого свертка, чтобы пожать руку улыбающейся женщине. — Миссис Уилсон?

— Значит, нашли ключ? Ах, он спит?

Женщина вытянула шею, чтобы рассмотреть лицо, которое Алистер спрятал у себя на груди. Все остальное было завернуто в голубое одеяло.

— Только что уснул, — ответил Алистер и развернулся так, чтобы она уж точно ничего не увидела. — Дом восхитительный!

— Нам он тоже нравится. Здесь так тихо, правда? Школьники разъехались, учебный год, да к тому же еще эта жара, не приведи господи! — Она обмахнула лицо рукой, как веером. — Пляж будет целиком в вашем распоряжении.

Алистер многозначительно посмотрел на Джоанну, и она поняла, что сейчас ее очередь что-нибудь сказать.

— А… — начала она и закашлялась. — А… пожары уже близко?

— Это прямо ужас. Говорят, уже десять погибших. Но это довольно далеко отсюда. К тому же через часик-другой должно стать попрохладнее. С Лонсдейлом все будет хорошо.

— Нам пора ехать, — сказал Алистер, распахивая дверцу автомобиля, чтобы поскорее закончить разговор.

— Супермаркет работает до восьми. Там чуть дороже, чем в большом «Коулсе» на Оушн-Гров, но мы стараемся поддерживать местных. У нас еще есть молочный бар, тоже местные открыли, на другом конце города, сразу перед кольцом. Да, могу посоветовать «Паскуини» — отличный кофе и лимонный кекс. И люди очень приятные.

Завершая свою речь, она погладила голубое одеяльце.

— Сколько ему?

— Ровно шестьдесят четыре дня. — Джоанна не помнила, чтобы произносила это, но, похоже, все-таки произнесла.

— Ой, ты моя лапонька! Ну ладно, отпущу вас!

Миссис Уилсон развернулась и двинулась прочь по аллее, указывая на соседний кирпичный дом в стиле семидесятых:

— Если что-нибудь понадобится, просто откройте дверь и покричите. Только погромче! Джефф целыми днями крутит свой ужасный джаз.

Когда миссис Уилсон вызвали для дачи свидетельских показаний, вид у нее был совсем несчастный: лицо красное, на лбу капли пота.

— Они производили впечатление счастливой семьи? — спросила Эми Мэддок.

— Ну… Не знаю.

— Что-нибудь в их поведении показалось вам необычным? Вы видели ребенка?

— Да. Ну, правда, он был завернут в одеяло. Отец держал его на руках.

— А что делала она?

Адвокату обвинения удалось так произнести это слово — «она», — что ничего хорошего по отношению к «ней» почувствовать было невозможно. Высший пилотаж, что тут скажешь.

— Ничего. Собиралась сесть в машину.

— Она производила впечатление любящей супруги?