— Гасишь скандал? — спросила Джоанна.

Алистер нажал «CTRL» и «S».

— Уже погасил, — объявил он.

В следующий миг Джоанна заснула у него на плече.

— Объявили посадку.

Проснувшись, Джоанна увидела улыбающееся лицо Алистера.

— Ну, как ты? — спросил он. — Какой же кошмарный был перелет. Вроде бы теперь он угомонился, а?

Да, теперь все хорошо.

У ее мальчика самые длинные на свете ресницы. И темные-темные волосы, совсем как у папы. Все девчонки с ума сойдут.

— Так, прими-ка антибиотики.

Алистер открыл пузырек, провел пальцем по пластиковому горлышку, попробовал жидкость на вкус и только после этого налил лекарство в ложку и сунул ее Джоанне в рот.

— Все так же болит? — заботливо спросил он.

— Когда самолет снижался, болело. Сейчас получше. — Джоанна провела ладонью по его лицу: — Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю. — Он поцеловал ее в лоб. — В этом рейсе я беру Ноя на себя, договорились? Ты только кормишь его, когда я тебе говорю, а в остальном полностью от него отдыхаешь.

— Правда? Но я…

Джоанна снова взглянула на Ноя. Он сладко спал, с ним было так уютно и спокойно, что не хотелось расставаться.

— Никаких «но». Тебе нужно отдохнуть. А когда доберемся до Пойнт-Лонсдейла, сцедишь молоко, и мама заберет его к себе до завтра.

— Ты что, уже с ней договорился? — Только представить: свободное время! Чтобы поспать, поесть, сходить в туалет, прожевать сыр с хлебом или крекером. Чтобы пройтись, заняться любовью…

— Мы с мамой еще две недели назад договорились.

В этом он весь: все продумал наперед, заботится о ней, следит, чтобы все шло по плану. Иногда Джоанне хотелось себя ущипнуть. Ей не кажется? Он в самом деле существует? И в самом деле принадлежит ей одной?

Начало перелета Дубай — Мельбурн Джоанна едва помнила. Первые восемь часов она спала, просыпаясь только два раза, когда Алистер ласково тормошил ее, чтобы она покормила Ноя. Она не высыпалась так хорошо с самого рождения малыша. Когда до прилета оставалось пять с половиной часов, Джоанна резко подскочила в кресле и проснулась.

Плач. Боль пульсировала в ухе, крик Ноя как будто всверливался в него, все глубже и глубже. О боже, только не это, неужели опять! Каждый день — одно и то же, каждый день и каждую ночь, каждую минуту. Так будет всегда. Отныне это — ее жизнь. До самой смерти.

Плач доносился откуда-то из хвоста самолета. Джоанна оглянулась и увидела, что Алистер стоит в очереди в туалет, прижимая к себе Ноя, памперс и влажные салфетки. Она надела кроссовки и направилась к туалетам.

— Давай его мне, — предложила она.

— Не надо. Все в порядке, просто надо памперс поменять.

Из туалета вышел тот самый мужчина, на которого Джоанна набросилась во время прошлого перелета. Увидев ее, нахмурился. Деловой костюм, который он не снимал с самого Эдинбурга, выглядел безупречно. Счастливчик. У Джоанны вся одежда была перемазана черт-те чем.

— Иди, садись и отдыхай! — распорядился Алистер.

— Пописать можно?

— А, ну ладно.

Запершись в кабинке, Джоанна принялась себя корить. Алистер провел с ребенком восемь часов — намного больше, чем она во время первого перелета, — и по-прежнему был бодр, полон сил и готов продолжать возиться с Ноем. Он оказался лучше и сильнее, чем она. Почему ей так трудно управляться с малышом? Ведь кормящие мамаши были правы — это никакой не бином Ньютона.

Сходив в туалет, Джоанна последовала заботливой рекомендации Алистера, но расслабиться и отдохнуть не удавалось. Ухо болело нестерпимо, и Ной кричал все громче и все отчаяннее. Смена подгузника опять не помогла.

— Тебе тоже надо вздремнуть, милый, — наконец сказала она Алистеру. — Ты молодчина, такой марафон выдержал! А я выспалась и теперь справлюсь, честное слово.

— Уверена?

— Да-да, не волнуйся.

Алистер передал ей младенца и через десять минут уже спал.

Следующие три часа Джоанна снова и снова повторяла свои мантры. Памперс? Скучно? Устал? Голодный? Памперс? Скучно? Устал? Голодный? Памперс? Скучно? Устал? Голодный?

Она даже предложила Ною пустышку, которую взяла с собой на случай, если он вдруг изменит свое отношение к этому предмету.

Памперс? Скучно? Устал? Голодный?

Джоанна пробовала ходить с ним по проходу, укачивать, петь, баюкать, щекотать, поглаживать.

Памперс? Скучно? Устал? Голодный?

Она снова ловила на себе косые взгляды. Пассажиры потихоньку теряли терпение. Молодая стюардесса смотрела на нее сердито.

На этот раз надо держать себя в руках. Надо справиться!

Правда, ей может понадобиться чья-нибудь помощь. В этом ведь нет ничего предосудительного — попросить о помощи.

Это было непросто — дать ему калпол. Джоанна уложила Ноя к себе на колени, головкой на сгиб левого локтя, открыла пузырек, набрала лекарство в ложку, слегка запрокинула его голову и аккуратно раскрыла рот пальцем. Ной дернулся, когда она поднесла ложку к его губам, и часть жидкости пролилась на подбородок и стекла на ярко-красный слюнявчик. Он дернул ручкой, и остатки лекарства из ложки выплеснулись Джоанне на футболку — когда-то белую, но теперь расцвеченную самыми разными пятнами. Она сунула пузырек в черный чемоданчик, в наружный карман затолкала залитый лекарством слюнявчик, убрала чемоданчик в багажную полку и села обратно в кресло.

Часть лекарства, видимо, все-таки попала Ною в рот, потому что спустя полчаса он наконец уснул на руках у Джоанны. Через несколько минут она почувствовала, что и у нее глаза начинают слипаться.

Когда Джоанна проснулась, Алистер сидел рядом и читал книгу, а Ной лежал у него на руках, пристегнутый детским ремнем. Самолет снижался, в иллюминаторе уже показался Мельбурн. Джоанна смотрела на раскинувшийся под ними город и поднимающийся в небо дым от лесных пожаров, бушующих где-то вдали.

По окончании университета Джоанна много путешествовала по Европе и с тех пор, как начала преподавать, каждое лето ездила в Испанию, Италию или Францию, но еще никогда не бывала в Южном полушарии. Однажды, мечталось ей, они с Алистером построят здесь летний домик — на деньги, которые она получила в наследство от мамы. С верандой, выходящей на море. Джоанна уже выбрала в Интернете, какие деревья посадить в саду: мимозу, лимон и еще — какое удивительное название — сизигиум! В Австралии дерево и его плоды называют лилли-пилли и готовят джем из его красных ягод. Джоанна тоже будет варить лилли-пилли-джем, пока Ной прыгает во дворе на батуте.

— Он что, так все время и спал? — спросила она Алистера.

— Проснулся, поплакал немного, но я его успокоил. Ты спала как убитая! Молодчина! Видишь, ничего страшного.

Джоанна почувствовала прилив сил, она была счастлива.

— Мистер Робертсон, — сказала она с улыбкой. — Вы — лучшее из всего, что было в моей жизни.

Алистер донес Ноя до их модной коляски-автокресла, дожидавшейся внизу у трапа. Малыш был укутан в голубое одеяльце, личика почти не было видно.

— Тсс! Не надо! — Алистер одернул Джоанну, когда она нагнулась посмотреть, хорошо ли устроился Ной. — Ты его разбудишь!

Алистер был прав. Один-единственный взгляд — и блаженный покой мог вновь обернуться адом.

Толкая перед собой коляску, они миновали очереди на пограничном контроле, забрали багаж и вышли из выстуженного кондиционерами здания аэропорта. Джоанна с хрипом вдохнула глоток кипящего уличного воздуха — точно ей в рот вставили насадку горячего фена.

Они поспешили к стоянке прокатных машин, не решаясь побеспокоить Ноя и снять с него одеяло.

— Чувствуешь запах?

Австралийский акцент Алистера стал отчетливее.

Джоанна потянула носом густой воздух:

— Эвкалипты?

— Эвкалипты и… — Алистер щелкнул замком арендованной машины и поднял ладонь кверху, — и лесные пожары. — Частичка пепла от огня, бушевавшего уже третий день, медленно опустилась с неба в раскрытую ладонь. — Господи, какое же счастье — снова дома!