*****

Я уехал рано утром. Обнял тебя на прощание и пообещал, что буду дома через три недели. Патрик остался с тобой на ближайший день. Моя мать сообщила мне, что не оставит тебя без помощи. Я также заручился поддержкой Терезы и взял с Патрика клятву не спускать с тебя глаз. Он успокоил меня, сказав, что будет рядом.

Если бы я послушал тебя тогда…

По-настоящему я понял, что ты права, и деньги — самый простой способ откупиться, ровно через три недели.

Расскажу о школе. Чтобы добраться до нее, я долетел до Женевы. Меня встретили представители заведения, и первые сутки мы провели в поезде, который мчал нас по бескрайним, заснеженным холмам. Я спросил, в каком направлении мы движемся, но мне было заявлено, что объект считается сверхсекретным, и данных у меня не будет. На последней станции этого неизвестного направления нас ждал вертолет. Мы летели 4 часа. При посадке у меня изъяли сотовый телефон. Я был очень напряжен, но понимал, что учебное заведение придерживалось самых строгих порядков.

Мы садились за огромным бетонным забором, на специально расчищенном поле. Территория напоминала скорее тюрьму строгого режима, чем высшее учебное заведение.

Ректор, однако, был дружелюбным, принес мне сто тысяч извинений, пообещал решить проблемы в указанный срок и взял мои документы для оформления. Юристы уже подали апелляцию и комиссию ждали со дня на день.

— Из давнего расположения к семье вашего уважаемого отца, пан Данн, я предлагаю вам провести это время у нас не праздно, но с пользой. Участвуйте в учебном процессе с остальными.

— Я хотел бы позвонить жене. — Попросил я.

— Извините, но у нас нет телефонов, радиосвязь также отсутствует. Всё, что необходимо, есть здесь, в этих стенах. Даже реацентр и хирургия.

— Но…

— Пан Данн, мы занимаемся не обучением, а вовлечением. Попадая сюда, человек оказывается полностью отрезанным от внешнего мира. Все эти навыки, которые студенты осваивают за два года жизни в таких условиях, становятся большим и ценным преимуществом. Мы слышим благодарности всех — и студентов, и их родителей, и работодателей. Наши учредители и спонсоры, каковыми являются и ваши дальние родственники, располагают особой юридической базой, и мы особенно защищены высшими слоями общества и судом нашей страны. Мы здесь — государство в государстве, и не подчиняемся законам Швейцарии. Наши протекторы из Валленбергов, конечно. Мы уже три десятилетия снабжаем их лучшими специалистами по защите бизнеса и работе в полевых условиях. Право сказать, мне очень жаль, что вы отказались обучаться.

Я сдержанно поблагодарил его за слова и мысленно похвалил себя за то, что сразу предупредил тебя о том, что я не смогу звонить. Затем отправился в выделенную мне комнату, пребывая в напряжении и неприятных чувствах.

Апартаменты здесь были двухместные. В моей комнате уже проживал один студент. Когда я вошел, он лежал на кровати и подбрасывал вверх пару носков, свернутую в шар. Я поздоровался.

Парень встал, улыбнулся и коротко представился:

— Привет, я Адель.

— Имя женское? — На всякий случай я решил уточнить.

— Хуже — шведское, — рассмеялся тот и протянул мне левую ладонь — в правой держал носки. — Я — Адельмар Кельц.

— Владислав Данн. — Я пожал его руку.

— Постой, я же знаю тебя! Ты из ТЕХ самых Даннов! Ты должен был жить здесь с начала обучения.

— Верно. Вместо этого я женился.

— Хо-хо, влип!

— Что ты, я очень счастлив!

— Значит, ты романтик. По мне, женитьба — тюрьма.

— Сколько тебе лет? Ты выглядишь на 17, не старше!

— Мне 19.

— Не рано для такого заведения?

— Отец не спрашивал. Меня привезли насильно.

Я оторопел.

— Насильно? Что ты натворил?

— Пытался убить свою мачеху.

— Я думал, за попытку убийства отправляют в тюрьму, а не в университет.

Адель с грустью посмотрел мне в глаза.

— Ну, брат, ты, похоже, не понял, куда попал. Сюда просто так не приезжают и отсюда просто так не выбираются.

— Не соглашусь. Со мной иначе. — Я поведал ему всю историю. Он рассказал мне свою. В разговоре мы выяснили, что являемся дальней родней по линии Валленбергов: мой отец был сыном дочери Рауля, рожденным без брака, от российского дипломата Александра Ильина-Женевского. Отца забрали на воспитание в семью Ильиных, но кровное родство с одной из самых влиятельных семей Европы никто не скрывал. Валленберги нас не любили.

Адельмару "повезло" меньше: он был младшим сыном одного из трёх наследников семьи Валленберг и имел родовое обозначение в паспорте. Он был рожден от женщины из незнатного рода, его отец всегда напоминал, кто он по матери — "никто" и "челядь". Мы подружились в тот же день.

Я с интересом присутствовал на занятиях. Кратко их можно было описать так: военная муштра, усиленная физическая подготовка, география, история, политология, международные отношения, дипломатические дисциплины, искусство переговоров, самооборона, и обязательная часть — выживание в экстремальных условиях.

Первая вылазка за стены школы стала для меня испытанием: два человека, имея в оснащении палатку, спальник, спички и сигнальную ракету, доставлялись на вертолете прямо в заснеженные горы. Необходимо было выживать два дня при температуре около — 20. В этих снегах не было связи, не было животных и птиц. У нас не было оружия и карт, не было древесины. С непривычки задача казалась непосильной, приходилось много думать и двигаться. Первую ночь мы с Адельмаром спали в одном спальнике, вдвоем. К счастью, мы оба были жилистыми и стройными. Я предложил не стоять лагерем на одном месте, а передвигаться в поисках лучшего расположение для стоянки и охоты, искать редкие деревца или безветренные склоны. Однако вокруг были лишь суровые, промёрзшие горы.

Я изнывал от тоски по тебе, Ли. Я постоянно думал о тебе, и лишь занятия помогали мне отвлечься.

*****

Комиссия Министерства образования приехала через десять дней после моего прибытия. Они проверили документы и вызвали меня на допрос.

— Знаете ли вы, что обучение в этой высшей школе оплачивается из бюджета Евросоюза? Члены их специальной комиссии проводят строгий аудит на соблюдение правил. — было сказано мне.

— Да, я знаю.

— Мы неукоснительно соблюдаем международные законы здесь, в Швейцарии. Бюджетные учреждения имеют высший уровень контроля. То, что ваши документы были сданы с опозданием, в нарушение Устава и Правил, настораживает совет школы и нас, представителей Министерства. Ректор Ульме уже несколько раз привлекался за нарушение штатных норм. Мы будем вынуждены запросить отчёты о том, как продвигается ваше обучение: вы лично и ректор будете писать по форме, а охрана школы перенаправлять нам фото и ваши отчёты ежемесячно.

— Что за бред? — вскричал я. — Что ещё за правила? Никакой международный закон, принятый Евросоюзом, не может принуждать к этому. Я уверен, что это лишь правила внутри организации.

— Как хорошо вы изучили организацию? — Ректор положил передо мной Устав. Я решил, что нужно дождаться ухода комиссии и следовать нашим договоренностям.

Когда они ушли, я задал Ульме вопрос:

— Когда я смогу покинуть заведение?

— Через два года. — Ответил тот.

— Нет. — твердо произнес я. — Сегодня же. Верните мне мои документы и вызовите вертолет.

— Простите, пан Данн, но этого не будет. Я вынужден призвать вас подчиниться. Законы нашей страны, законы этого ВУЗа и конкретно система воспитания наших студентов заключает в себе суровые условия. Ни один из них не покинет школу до ее окончания. Но покинете ее вы уже всесильными. Поверьте мне…

— Вздор! — выкрикнул я, чувствуя, как гнев и тревога одномоментно наполняют мою грудную клетку, — мы с вами условились на три недели. У меня беременная жена, она в доме совсем одна. Вы хоть понимаете, о чем вы говорите, херр Ульме? Вы понимаете?

— Ваше обучение началось, Владислав. Желаю вам мужества и сил. Кстати, постарайтесь их экономить. Я вынужден принять условия Министерства под угрозой увольнения. А этого я не хочу. — Он позвонил в звонок.