А-Яо помялся немного, на мгновение вскинув, а затем вновь потупив потемневший от волнения взгляд, но Лань Сичэнь и не думал его торопить.

— Эргэ, прости, но я… — с трудом заставил говорить себя вновь А-Яо, и вдруг зачастил: — Но я вынужден был его расчленить! По частям талисманы работали лучше, и мне удалось утихомирить дагэ… Однако в результате оказалось, что теперь я уже совершенно точно не мог обратиться к тебе! Только представь, что бы ты подумал, если бы я пригласил тебя к себе — а у меня в покоях расчлененный труп дагэ!

Лань Сичэнь прикрыл глаза. Он даже не пытался представить себе, что бы он подумал в подобном случае — не хотел представлять. Однако от одной лишь мысли, что пришлось в то время пережить А-Яо, становилось почти физически больно. Младший побратим и перед живым-то дагэ часто оказывался беззащитным, но тогда имелся хотя бы небольшой шанс воззвать к душе и разуму Не Минцзюэ. Представлять же ситуацию, когда А-Яо, будучи отнюдь не самым сильным заклинателем, оказался перед мертвым Не Минцзюэ, было откровенно страшно. Как ему вообще хватило духу совладать с подобной силой — а потом еще заботиться, как бы не потревожить среднего брата?

— Короче, — ворвался в благословенную тишину третий голос: Мо Сюаньюй передохнул и вновь сменил одно настроение на другое, — Яо-гэ распилил этого мудака, а части попрятал в разные места. Правильно я говорю?

— Не совсем правильно, — поморщился А-Яо, — но в целом верно. Эргэ, я знаю, что это ужасно, но мне пришлось… Даже отдельные части мне все никак не удавалось упокоить, вот и пришлось их развезти как можно дальше друг от друга и схоронить в таких местах, где чужая темная энергия их бы подавляла…

Лань Сичэнь вздохнул в очередной раз.

— А-Яо, — произнес он очень мягко, — тело по частям невозможно упокоить. Можно лишь, как ты и сделал, временно лишить возможности эти части функционировать. Часть можно упокоить, если она была отсечена при жизни. Но того, кто умер и восстал целым, так же целым и надо упокаивать.

— О… — вид у А-Яо сделался таким виноватым, словно ошибка в теории огорчила его едва ли не больше, чем само действие по расчленению дагэ. — Я… не знал этого. Увы, пробелы в моем образовании иногда всплывают в самых неожиданных местах.

— Ничего страшного, — Лань Сичэнь не удержался и, протянув руку, успокаивающим жестом коснулся ладони А-Яо. — Главное, что теперь знаешь.

— Однако это означает, — нахмурился тем временем Мо Сюаньюй, — что нам придется собирать мудака обратно?

— Молодой господин Мо, — строго посмотрел на него Лань Сичэнь. — Я настойчиво прошу вас не употреблять подобных грубых слов, особенно в адрес нашего старшего брата.

Мо Сюаньюй явно хотел было сказать что-то по этому поводу, однако А-Яо успел заговорить первым:

— Что значит нам? — встревоженно произнес он. — А-Юй, ты-то тут при чем?

— А вы что же, — надулся Мо Сюаньюй обиженно, — решили сбежать вдвоем, а меня оставить здесь одного?

В спальне вновь повисла напряженная тишина. И сам Лань Сичэнь, и, судя по растерянному взгляду, А-Яо, только сейчас осознали, что дальнейший план их действий подразумевает активные действия за пределами Башни Золотого Карпа.

— Куда ты запрятал остальное? — с обреченностью в голосе поинтересовался Лань Сичэнь.

А-Яо смущенно потупился, а затем с неохотой признался:

— В округ Юэян, в город И… — он замялся, но в конце концов добавил: — В некрополь для сабель Цинхэ Не.

Лань Сичэнь подавил удивление. На первый взгляд идея спрятать часть главы ордена Не в некрополе для их же сабель казалась едва ли не кощунственной, однако по здравому размышлению она выглядела логичной. Подавить столь темную энергию могла лишь не меньшая агрессия, а уж этого у осиротевших сабель ордена Не было предостаточно. Поэтому Лань Сичэнь спросил другое:

— Три места? Итого, вместе с рукой, получается четыре части?

А-Яо приоткрыл рот и даже, казалось, что-то тихонько шепнул. Однако Лань Сичэнь не разобрал слов и потому переспросил:

— Четыре, да?

— Пять… — вновь почти беззвучно пробормотал А-Яо, но на сей раз Лань Сичэнь его все-таки расслышал. — Еще голова…

— А голова здесь! — радостно возвестил тем временем Мо Сюаньюй. — За ней ходить никуда не надо!

Лань Сичэнь ощутил, как горло ему стиснула ледяная рука. Причем он не знал точно, почему: из-за того, что А-Яо все эти годы хранил у себя голову их так страшно умершего и еще более страшно восставшего брата, или из-за того, что вид у А-Яо сейчас был такой, как будто весь его мир летит в бездонную пропасть.

Лань Сичэнь крепче сжал его ладонь, которой все еще касался. Он еще не решил для себя, что думать по поводу истории с Не Минцзюэ и как оценивать в ней свою собственную роль в свете того, на что раскрыл ему глаза Мо Сюаньюй. Однако Лань Сичэнь знал твердо: никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах он не желал, чтобы его А-Яо вновь оказался в одиночестве лицом к лицу с остальным миром. Это было слишком опасно для самого А-Яо… и, возможно, для мира тоже. Лучшее, что Лань Сичэнь мог сделать, — это позаботиться о своем названом брате.

— Север, запад и юго-запад, — заставляя себя сосредоточиться на главной сейчас проблеме, произнес он вслух. — Да, А-Яо, ты постарался. За один день никак не управиться, даже если точно знать, где искать. Да и за два, пожалуй, тоже не успеем.

— Я с вами! — поспешно выпалил Мо Сюаньюй, придвигаясь еще ближе, хотя, казалось бы, уже больше некуда. — Вы не можете оставить меня тут одного! Ко мне Мымра пристает!

Лань Сичэнь недоуменно сморгнул. Он так и не выяснил, кого Мо Сюаньюй имел в виду, а теперь и вовсе оказался сбит с толку, раздумывая о совершенно иных вещах.

— Это вы о ком? — уточнил он осторожно.

— О моей жене, — вдохнул А-Яо и укоризненно посмотрел на своего брата. — А-Юй, я тебя много раз просил не называть ее так!

— Мымра! — вновь обиженно надулся Мо Сюаньюй. — Глупая Мымра!

— А-Юй! — голос А-Яо стал строже. — Не смей! Ты должен почитать ее, как сестру!

— Она приставучая! — пожаловался Мо Сюаньюй и, не долго думая, положив голову на плечо А-Яо, признался доверительным тоном: — Она целоваться лезла! И руками гладила!

— А-Юй! — А-Яо подскочил на своем месте, и голова Мо Сюаньюя подпрыгнула. — Ты же ей не ответил, верно? Скажи мне, что вы с нею ничего не делали!

— Ну конечно, не делали! — вновь надул губы Мо Сюаньюй. — Яо-гэ, как ты мог такое подумать! Она же женщина! Я ей не давался!

Он осторожно и очень ласково погладил А-Яо по второй руке и с искренним сочувствием в голосе добавил:

— А вот как ты с нею живешь — не представляю! Бедный Яо-гэ, она же как репейник. Словно и не видит, что ее не любят, и цепляется, цепляется…

Лань Сичэнь в этот момент смотрел прямо в лицо А-Яо, и только поэтому успел уловить мелькнувшее и тут же исчезнувшее выражение болезненного отчаянья. Могло показаться, что Мо Сюаньюй, сам того не зная, нанес какой-то страшный удар, который попал в цель.

— А еще все ждут, когда я, ну, то есть ты, к делам вернешься, — продолжал болтать тем временем Мо Сюаньюй.

— Дела! — вновь встрепенулся А-Яо, окончательно заталкивая прежнее чувство обратно в глубины своей души. — А-Юй, ради всего святого, скажи, что ты ничего не трогал!

— Не трогал! — хихикнул Мо Сюаньюй. — Яо-гэ, не переживай ты так! Я не трогал ни-че-го! Ни твою жену, ни твою работу. Только твоего любовника и тронул — но он сам первый начал!

Лань Сичэнь ощутил, как к его ушам вновь подступает краска. А А-Яо посмотрел на него совершенно несчастным взглядом и произнес:

— Эргэ, его нельзя тут оставлять.

Лань Сичэнь прекрасно его понимал. Если Мо Сюаньюя оставить в Башне Золотого Карпа, то тот прикончит либо репутацию А-Яо, либо его орден. Либо госпожа Цзинь прикончит уже его самого. Лань Сичэню не очень хотелось совершать путешествие втроем, тем более в такой непредсказуемой компании, однако судьба А-Яо была важнее его желаний. Поэтому вслух Лань Сичэнь произнес: