— Не Хуайсан? Вспомнил? — брови Яо-гэ приподнялись в изумлении.

— Он сам удивился, — улыбнулся ему в ответ Мо Сюаньюй. — Так и сказал: видимо, с досады что-то такое из глубин памяти всплыло. А я как раз именно этот ритуал и запомнил из записей, ну, мы и поболтали о нем немного, сверяя детали. И вот уж затем я результат наших обсуждений и записал. Получилось довольно связно, но мне оно пока было без надобности. Вот дома — там да, там уже… пригодилось.

Мо Сюаньюй опустил взгляд на свои руки. Ему очень хотелось обнять ими себя покрепче, свернувшись в маленький комочек. В деревне Мо пришлось настолько несладко, что отдать свое тело злобному духу казалось пустяком в сравнении с тем, чего он лишился ранее. Да и нужно ли ему было тело, когда не осталось ни малейшей надежды получить в жизни хоть крохотный кусочек счастья?

Мо Сюаньюй опять не заметил, как по его щекам потекли горькие слезы.

========== Глава 4 ==========

А-Яо дернулся в объятиях Лань Сичэня, и тот встревоженно опустил взгляд, чтобы тут же встретиться глазами со своим побратимом. А-Яо чуть заметно кивнул в сторону Мо Сюаньюя, и Лань Сичэнь, понятливо вздохнув, разомкнул руки. Аккуратно покинув его колени, А-Яо сдвинулся в сторону своего родного брата.

— А-Юй, — произнес он ласково. — Прости меня, пожалуйста. Поверь, если бы я знал, как все сложится, то ни за что не отправил бы тебя домой. Не могу сказать, что оставил бы в Башне Золотого Карпа, — но обязательно придумал бы что-нибудь куда более безопасное.

Мо Сюаньюй лишь тихонько всхлипнул и сжался еще сильнее. У Лань Сичэня снова кольнуло в груди. Тело Цзинь Гуанъяо, и без того весьма небольшое, в такой позе казалось и вовсе крохотным, а лишенное привычной мягкой улыбки лицо — трагическим. Лань Сичэнь только сейчас осознал, что за все время их знакомства он почти никогда не видел своего А-Яо не с благодушным выражением на лице. Что бы ни происходило в мире вообще и в Башне Золотого Карпа в частности, А-Яо всегда улыбался. Весь его вид неизменно сообщал, что в жизни все идет своим чередом, а если что-то вдруг и не так, как хотелось бы, то и это, вне всяких сомнений, в ближайшее время наладится. И Лань Сичэнь, которому столь сильно хотелось верить в хорошее, раз за разом убежал себя, что так оно все и есть.

Сейчас неприглядная правда вылезала из разорванного мешка. Можно отлично держать маску на лице, но язык тела скрывать сложнее. А-Яо умел прятать свои эмоции, а вот Мо Сюаньюй — нет. То, что у А-Яо было едва видимым, почти незаметным, у Мо Сюаньюя выставлялось напоказ. Все легчайшие жесты, мелкие знаки, скованные движения становились куда более отчетливыми и совершенно ясно читаемыми. Сейчас Лань Сичэнь с ужасом осознавал, что видел нечто подобное и ранее — видел, однако не желал замечать. Не осознанно отметал даже, просто не давал себе труда задуматься над тем, что подмечал внимательный глаз, но что, увы, не доходило до недостаточно чуткого сердца.

А-Яо тем временем осторожно погладил Мо Сюаньюя по плечу. По тому, как тот подался ближе под этой простой лаской, было видно, насколько ему не хватало тепла. На мгновение душу кольнула ревность, кольнула — и отступила. Разве сам Лань Сичэнь не сделал бы подобного для Ванцзи? Разве он не делал этого? Не держал брата за руку, утешая и желая взять на себя хотя бы часть его боли?

И все же смирять свою душу, неожиданно такую ревнивую, оказалось нелегко. Если они с Ванцзи были похожи настолько, что посторонние люди принимали их за близнецов, то А-Яо с Мо Сюаньюем не походили друг на друга совершенно. Никто, глядя на них, не сказал бы даже, что они просто родственники, не то что братья. Видимо, оба они целиком и полностью пошли в своих матерей, ибо ни у одного из них в облике не находилось ни единой черты Цзинь Гуаншаня.

И оба были безумно хороши собой.

Лань Сичэнь тряхнул головой, отгоняя смущающий разум морок, и потупился. Он не собирался вслушиваться в то, что А-Яо шептал своему тихонько всхлипывающему брату. Вместо этого Лань Сичэнь заставил себя собрать разбегающиеся мысли и постарался сосредоточиться на самом важном в данный момент.

Когда и всхлипы, и шепот смолкли, Лань Сичэнь произнес, все еще глядя чуть в сторону:

— Перед нами стоит много задач, но я уверен, что если мы будем решать их последовательно, то сумеем со всем разобраться.

Ответом ему была тишина. Лань Сичэнь, по-прежнему ни на кого не глядя, продолжал спокойно ждать. Когда пауза совсем уж неприлично затянулась, А-Яо очень осторожно уточнил:

— Перед нами, эргэ?

Только сейчас Лань Сичэнь взглянул на своего побратима. А-Яо с Мо Сюаньюем сидели близко, но не вплотную. Вполне допустимо для братьев — даже более чем. А-Яо больше не касался Мо Сюаньюя, а тот чуть рассеянно комкал в руках очередной — или все тот же? — платок.

— Да, перед нами, А-Яо, — вздохнул Лань Сичэнь, скорее, с облегчением, нежели с сожалением. — Твой брат прав: я действительно сильно виноват. И перед тобой, и перед дагэ. Я не помог тебе в свое время предотвратить беду, поэтому хочу хотя бы сейчас помочь ее преодолеть. К тому же раз молодой господин Мо твой брат, то и мой тоже, а значит, все, что касается вас, касается и меня. Это наше общее семейное дело.

— Самое семейное дело — это инцест, — невпопад ляпнул Мо Сюаньюй, и А-Яо странно дернулся от его слов, а затем уставился на брата с глубокой укоризной. Во взгляде же Мо Сюаньюя зажглась надежда, когда он вновь предложил: — Поэтому, может, мы все-таки…

— Нет! — хором выпалили Лань Сичэнь и А-Яо.

Лань Сичэнь посмотрел на побратима с благодарностью и увидел в его взгляде ответную признательность.

— Нет, А-Юй, — мягко, но с какими-то почти на подсознательном уровне ощутимыми стальными нотами произнес А-Яо. — Никто сексом сейчас заниматься не будет. И потом — тоже. И вообще, это не главное!

— А что главное? — вполне искренне удивился Мо Сюаньюй.

А-Яо немного замешкался с ответом, и Лань Сичэнь поспешил озвучить свое мнение:

— Главное сейчас — это упокоить дагэ.

На него с недоумением уставились две пары глаз, и Лань Сичэнь снова вздохнул, теперь уж точно с сожалением. Он понимал, что для этих двоих первостепенным вопросом являлось их возвращение в родные тела, однако сам Лань Сичэнь не мог преступить свой долг.

— Дагэ умер более десяти лет назад, — пояснил он печально. — И все это время, как я понимаю, пребывает вот в таком плачевном состоянии. Я боюсь себе представить, сколько затаенной злобы и обиды надо, чтобы поднять лютым мертвецом заклинателя, над которым с детства проводились обряды очищения.

— Да, я тоже об этом думал, — чуть сморщив нос, согласился А-Яо. — Я сам их не проходил: в детстве некому было их провести, а после…

Он запнулся, но продолжать не было нужды. Разумеется, попросить провести подобные обряды во взрослые годы — это означало признаться, что не проходил их в детские. Еще один повод для насмешки и зубоскальства за спиной. Опять А-Яо пожертвовал чем-то внутри себя для сохранения внешне благостного положения.

— Однако дагэ, — плавно вырулил из паузы А-Яо, — несомненно, должен был их проходить. Тем более учитывая ситуацию в его ордене. Там должны были учитывать все риски и позаботиться о грядущем посмертии со всей тщательностью.

— Все так, — согласно кивнул Лань Сичэнь. — Я не знаю подробностей, ибо подобное — личное дело каждого ордена, но сам факт неоспорим. Ритуалы были, однако дагэ как-то умудрился перешагнуть через них.

— Или ему помогли, — А-Яо пробормотал это себе под нос, чуть слышно, но Лань Сичэнь разобрал его слова и нахмурился.

— Что ты хочешь этим сказать? — поинтересовался он.

А-Яо неопределенно пожал плечами.

— Я не знаю, эргэ, — произнес он задумчиво. — Однако я над этим думаю с тех пор, как впервые увидел руку. Я, как уже говорил, не сумел совладать с дагэ, когда он пришел за мною. Мне не удавалось удержать его надолго в покое игрой на гуцине — ты знаешь, мне далеко до музыкальных талантов твоей семьи. И сдерживающие талисманы помогали лишь на совсем короткое время. Дагэ был так силен и огромен — еще при жизни, а уж после смерти его сила и вовсе возросла многократно…