К ужасу Лань Сичэня, из красивых янтарных глаз на лице А-Яо опять потекли слезы. Сам А-Яо только раздраженно фыркнул и сунул брату платок. Когда в тонкую ткань звучно высморкались, А-Яо закрыл лицо руками и застонал на грани слышимости.

Лань Сичэнь подумал и снова разлил чай по чашкам.

— Значит, вы друг друга знаете, — попытался он продолжать как ни в чем не бывало. — И знали до того, как обменялись телами. У кого-нибудь есть предположение, как это получилось?

А-Яо наконец убрал ладони от лица, все еще горевшего румянцем стыда. Бросив в сторону Мо Сюаньюя укоризненный взгляд, он постарался взять себя в руки.

— Насколько я понял, эргэ, А-Юй хотел провести ритуал пожертвования тела, — произнес он, аккуратно подбирая слова. — Я только так и не сумел выяснить, почему он решил пожертвовать его мне, в то время как у меня есть — было — мое собственное.

Мо Сюаньюй что-то сдавленно пробормотал.

— Что-что? — уточнил у него А-Яо, и тому пришлось повторить чуть громче и внятнее:

— Старейшина Илина! Я пытался призвать Старейшину Илина!

Лань Сичэнь переглянулся с А-Яо. Теперь по крайней мере было ясно, с чего Мо Сюаньюй попытался сбежать со столь похвальной скоростью и почему так отчаянно сопротивлялся. У Вэй Усяня и при жизни-то был взрывоопасный характер, а уж что с ним могло произойти за тринадцать лет, возможно, не самого светлого посмертия, даже представить себе было страшно.

— А… зачем вы хотели призвать Старейшину Илина? — Лань Сичэнь рискнул задать вопрос.

Мо Сюаньюй неопределенно пожал плечами.

— Я хотел, чтобы они все сдохли, — выразился он туманно. — Чтобы все эти гребаные твари сдохли!

А затем, вдруг подняв на А-Яо огромные, все еще со стоящими в них слезами глаза, прошептал горестно:

— Яо-гэ, я не хочу к ним возвращаться! Не хочу! Там… там плохо! Меня там…

А-Яо тяжело вздохнул, а затем с трудом, будто преодолевая толщу воды, протянул руку и мягко погладил Мо Сюаньюя по голове.

— Я знаю, А-Юй, — произнес он плавно. Голос Мо Сюаньюя был выше и пронзительней, чем собственный голос А-Яо, однако он даже ему сумел придать ласковое звучание. — Я их видел. Если бы я знал раньше, я ни за что не отправил бы тебя к ним. Но теперь их больше нет.

— Они сдохли?! — в глазах Мо Сюаньюя зажглась такая чистая, по-детски невинная радость, что Лань Сичэнь не нашел в себе сил в очередной раз ужаснуться формулировке.

— Да, — снова вздохнул А-Яо. — Они умерли. Очень страшной смертью. Тебе больше никто не угрожает.

Мо Сюаньюй, мгновенно перешедший от состояния горя к состоянию счастья, издал радостный вопль, и рука А-Яо, не успев покинуть его голову, тут же зажала ему рот.

— Не шуми, пожалуйста, — попросил он очень вежливо, однако Лань Сичэнь поймал себя на том, что не решился бы отказать просьбе, озвученной с подобными интонациями. — Я уже боюсь представлять, о чем думают люди, слыша, как из моей спальни доносятся все эти звуки.

Лань Сичэнь вспомнил про звуки, которые издавал он сам, и его уши в очередной раз за сегодняшний день заалели. Однако Мо Сюаньюй поцеловал ладонь А-Яо, отчего тот ее тут же отдернул, и проказливо улыбнулся.

— Яо-гэ, у тебя на спальне всегда заглушающие талисманы стоят, — произнес он лукаво. — И на кабинете тоже. Ты же очень, очень, очень осторожный и предусмотрительный!

— А ты что же, шпионил за мною? — нахмурился А-Яо.

Мо Сюаньюй застенчиво потупил взор.

— Я наблюдал, — заявил он. — На Яо-гэ так приятно смотреть! Яо-гэ очень-очень красивый!

А-Яо вновь закрыл лицо руками, а Лань Сичэнь, завороженно глядя на него, поймал себя на мысли, что в данном случае совершенно согласен с Мо Сюаньюем.

Лань Сичэню пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить себя собраться и сосредоточиться на разговоре. Что-то все равно не сходилось.

— Я слышал о подобном ритуале, — озвучил он свои размышления. — Описания конкретных действий мне не попадались, однако общую концепцию я встречал в некоторых документах. Однако там речь шла о призыве в свое тело злого духа, не имеющего материального воплощения.

— Ну, оно все как-то так и есть, — Мо Сюаньюй неопределенно взмахнул рукой, едва не сбив рукавом со стола хрупкую чашку. А-Яо едва успел ее перехватить и отодвинуть подальше от края.

— Однако А-Яо — не дух, и уж тем более не злой, — возразил Лань Сичэнь. — Да и речь шла о пожертвовании, а не об обмене. Как же так получилось…

— Эргэ, — А-Яо явно держался до последнего, но в конце концов все же позволил себе перебить старшего названого брата. — Мне это тоже интересно, но, во-первых, подозреваю, что А-Юй сам не знает ответа на данный вопрос… А во-вторых, боюсь, мы с тобой не хотим услышать, что он предположит.

Лань Сичэнь не успел толком обдумать это заявление, как Мо Сюаньюй подкинулся и, чуть задыхаясь от волнения, выпалил:

— Я хотел твое тело, Яо-гэ! — заявил он с убийственной прямотой. — Я мечтал о нем! Грезил! Оно мне снилось! Но я… Я никогда не хотел отнимать его у тебя! Обладать — да, но не быть в нем! То есть быть, но не душой, а своим собственным телом!

Лань Сичэнь открыл было рот, чтобы что-то сказать, однако тут же передумал и закрыл его обратно. Судя по тому, как шевельнулись губы А-Яо, тот испытывал схожие чувства. А Мо Сюаньюй тем временем распалялся все сильнее:

— Я сперва порадовался: я так хотел увидеть тебя без всех этих одежд! Но когда я понял, что тебя — настоящего тебя — нет и, возможно, уже никогда не будет, то мне стало так плохо! — Мо Сюаньюй говорил все быстрее и быстрее, уже начиная глотать окончания слов и запинаясь. А под конец вдруг выдал: — А тут еще Мымра!.. И глава Лань! И все хотят моего Яо-гэ!

И он опять разрыдался.

Лань Сичэнь, окончательно запутавшийся в этом несвязном рассказе, хотел было уточнить хотя бы, кто такая Мымра, как вдруг мешочек цянькунь, висевший на поясе у А-Яо, резко дернулся и, растянув завязки, выпустил свое содержимое наружу.

========== Глава 2 ==========

Цзинь Гуанъяо, оглушенный и сбитый с толку таким количеством неожиданных событий, совершенно позабыл о руке дагэ. А та не преминула воспользоваться тем, что на нее никто не обращал внимания. В какой-то момент не самые мощные талисманы больше не смогли ее сдерживать, и рука вырвалась из мешочка цянькунь.

От нелепой смерти из-за собственной рассеянности Цзинь Гуанъяо спасло, как ни странно, то, что его душа и его тело сейчас оказались разделены. Рука, зависнув на мгновение в воздухе, затем принялась бешено метаться, не в силах определить, с кого же ей начать. По всей видимости, она одинаково хорошо ощущала и дух, и кровь, и потому не могла однозначно выбрать первую жертву.

Мо Сюаньюй, взвизгнув, прытко отскочил от стола и не остановился, пока не вмазался спиной в стену. Цзинь Гуанъяо, не отдавая себе отчета, почти зеркально повторил его движения — правда, молча. Только Лань Сичэнь остался сидеть на месте. Его тело незыблемо сохраняло идеальную позу, лишь руки выхватили из-за пояса сяо. Успокаивающая мелодия полилась серебристым перезвоном, и Цзинь Гуанъяо с трудом перевел дыхание, только сейчас осознав, что некоторое время не дышал вовсе.

Когда-то Лань Сичэнь объяснял Цзинь Гуанъяо, что в деле борьбы с нежитью гуцинь куда более удобен. Его струны способны создавать ударные волны, что является не только хорошим подспорьем в бою, но само по себе может служить оружием. Духовые инструменты в этом плане были куда мягче, уступая в эффективности струнным. Именно поэтому Лань Сичэнь, как и все прочие адепты его ордена, в совершенстве владел игрой на гуцине. Однако по этой же причине, как ни странно, все же больше любил нежное звучание своей сяо. На ночных охотах Лань Сичэнь предпочитал полагаться на меч, сохраняя для музыкального инструмента целительство, утешение и упокоение.

Цзинь Гуанъяо помнил, что Лань Ванцзи игрой на гуцине укротил руку дагэ гораздо быстрее. Однако духовные силы Лань Сичэня были столь велики, что, даже не заставив подчиниться темную тварь сразу, он все же сумел удержать ее от нападения. Рука колебалась в воздухе, все еще продолжая поворачиваться от Мо Сюаньюя к Цзинь Гуанъяо и обратно, но больше уже не пыталась атаковать.