========== Глава 1 ==========
Лань Сичэнь очень аккуратно разлил чай по трем чашкам.
Вообще-то это А-Яо всегда ухаживал за ним, но в нынешней ситуации у Лань Сичэня меньше всех дрожали руки, и он единственный хоть иногда смотрел, что и куда льет.
Хотя не то чтобы ему не было неловко.
Для начала Лань Сичэнь испытывал ужасающий стыд. Он не узнал А-Яо! Вернее, не узнал, что в его теле притаился незнакомец. Сейчас, глядя, как этот чужой человек говорит, пьет, двигается, Лань Сичэнь отчетливо видел, насколько все по-другому. Но тогда, в тот момент, когда тело А-Яо оказалось так близко, практически в его объятиях, когда в его глаза посмотрели таким обреченным и одновременно доверчивым взглядом, — он не сумел устоять.
А ведь Лань Сичэнь должен, просто обязан был догадаться, что настоящий А-Яо так никогда бы не поступил! И неважно, что там рисовала испорченная фантазия Лань Сичэня. Прошло так много лет с тех пор, как А-Яо занял подобающее ему место в мире заклинателей, но Лань Сичэнь знал: напоминания о прошлом матери до сих пор задевают его. И на своего развратного отца он тоже отчаянно не желал походить. А-Яо был чистым и добродетельным человеком, а еще — верным мужем. И наверняка был бы прекрасным отцом, если бы злая судьба не лишила его этого счастья. Для Лань Сичэня, если он не хотел унизить своего названого брата постыдным предложением, рядом с ним имелось лишь одно место: место друга.
Много лет Лань Сичэнь заставлял себя довольствоваться этим. Возможно, если бы он не молчал так долго, если бы решился признаться в своей любви раньше, до того, как А-Яо связал себя узами брака, у него еще имелся бы шанс. Но тогда он не посмел. А-Яо был таким ранимым, таким растерянным в чужом, совершенно не знакомом ему мире заклинателей. Он очень мало видел от людей добра, и, хотя сам готов был помогать бескорыстно, он с трудом верил в то, что кто-то и по отношению к нему может испытывать благородные чувства. Меньше всего Лань Сичэнь хотел, чтобы А-Яо уступил ему, постеснявшись или, хуже того, побоявшись отказать.
А-Яо с Цинь Су были красивой парой. Лань Сичэнь помнил, как смотрел на их свадьбу через пелену в глазах, в которой далеко не сразу распознал слезы. Он пытался убедить самого себя, что они льются от радости, но в душе не сомневался: это были слезы по навечно утраченным мечтам.
Лань Сичэнь и сегодня держался до последнего. Он как мантру твердил про себя, что А-Яо устал, болен и оттого, возможно, несколько не в себе. Лань Сичэнь помнил это чувство из детства, когда очень хотелось чьих-то теплых объятий. Но с матерью они виделись только раз в месяц, а дядя и даже брат были совершенно не тактильными людьми. Лань Сичэню пришлось воспитать в себе сдержанность и научиться держать в руках самого себя, не пытаясь обнять кого-то другого. Однако помнил Лань Сичэнь и то, что, когда Ванцзи, исполосованный дисциплинарным кнутом, лежал в своем доме, он с отчаянной готовностью хватался за руку старшего брата.
Возможно, допустил Лань Сичэнь, А-Яо было настолько тяжело, что он все же потянулся к чужому теплу, пусть и не желая его по-настоящему? Лань Сичэнь поддался этой такой соблазнительной мысли, и потому совершенно пропустил момент, когда А-Яо повел себя совсем уж вызывающе непривычным образом.
А потом Лань Сичэню стало и вовсе не до размышлений.
Чужака в знакомом теле ему распознать не удалось, но вот настоящего А-Яо даже в ином облике Лань Сичэнь узнал сразу. Что-то настолько знакомое и родное светилось в этих глазах, пусть даже другого цвета, что не узнать было невозможно. Лань Сичэнь обратился к названому брату по имени — и лишь в следующий момент с ужасом задался вопросом, а кто же тогда сейчас находится позади него.
Незнакомец осознал присутствие третьего лица, лишь когда кончил. Он так содрогнулся в теле Лань Сичэня, задевая самую сокровенную точку, что тот, несмотря на паническое состояние разума, умудрился кончить почти одновременно с ним. Только после этого сдвоенного оргазма, разъединив их тела, подменыш посмотрел в ту же сторону, что и Лань Сичэнь… После чего издал нечеловеческий вопль и стремительно скатился с другого края кровати.
Он едва не выскочил из спальни, причем как был, совершенно обнаженным, однако замерший до этого в неподвижности А-Яо тут же кинулся ему наперерез.
— Стоять! — крикнул А-Яо незнакомым голосом, сшибая чужака с ног и падая вместе с ним на пол.
Лань Сичэнь, позабыв о собственном растерзанном виде, так и остался сидеть на кровати, зачарованно глядя на два сцепившихся тела. Он хотел вмешаться, но не представлял, как это сделать, не навредив в процессе А-Яо. Тело названого брата было миниатюрным и изящным, а тело, в котором тот пребывал сейчас, хоть и было несколько повыше, но отличалось хрупкой худобой. Лань Сичэнь, без сомнений, был сильнее их вместе взятых — но именно поэтому и опасался что-нибудь непоправимо сломать в одном, а то и обоих телах.
Наконец настоящему А-Яо удалось совладать с самозванцем. Он каким-то безобразно уличным приемом прижал того к полу и заломил за спину руку.
— Старейшина Илина, пощадите! — заверещал самозванец, изо всех сил прогибаясь в спине, чтобы уменьшить скрутившую ему руку боль.
Этот изгиб показался Лань Сичэню настолько соблазнительным, что он тут же ощутил вновь набухающую эрекцию. От осознания, насколько это неуместно, уши Лань Сичэня отчаянно заполыхали, а сам он поспешно натянул на себя скомканное ранее покрывало.
— Какой я тебе Старейшина Илина? — возмутился А-Яо, продолжая сидеть на сопернике верхом и по-прежнему крепко заламывая ему руку. — Я твой брат, идиот!
Самозванец долго отказывался верить в это несколько странное утверждение, и вообще начал производить такое жалкое впечатление, что в душу к Лань Сичэню начало прокрадываться сочувствие. Наконец осознав, что эти двое еще долго могут препираться, лежа на полу в неприличной позе, Лань Сичэнь поднялся, привел себя в порядок и, старательно игнорируя дискомфорт чуть пониже спины, принялся заваривать чай.
Когда все было готово, он как можно мягче вмешался в перебранку, приглашая всех к столу.
Небольшой столик в спальне А-Яо был предназначен для одного человека, поэтому втроем они оказались в опасной близости. Однако благодаря этому Лань Сичэнь получил возможность наконец-то всех хорошо рассмотреть.
У тела А-Яо ярко горела ссадина на скуле. Сейчас Лань Сичэнь ни за что бы не спутал этого человека со своим названым братом: тот сидел, чуть сутулясь, глядя исподлобья. Чужой, незнакомый.
У А-Яо в новом теле лицо тоже оказалось красивым, хотя и совершенно по-иному. В его родном облике все было плавным и гармоничным, без единой резкой линии. Это же лицо было худощавым и нервным, тонким почти до прозрачности. Если бы не относительно высокий рост и совершенно плоская худоба, Лань Сичэнь вполне мог бы заподозрить, что это лицо принадлежит переодетой девушке.
— Итак… — поняв, что разбить воцарившуюся тишину придется ему, и призывая на помощь все свои дипломатические навыки, начал Лань Сичэнь. — Боюсь, не все присутствующие представлены друг другу…
— Извини, эргэ, — с тяжелым вздохом произнес А-Яо.
Он отпил из своей чашки и устало прикрыл глаза. Сейчас особенно отчетливо стало видно, каким измученным было его лицо и насколько глубокие тени залегли под нижними веками. От осознания этого у Лань Сичэня защемило в груди.
Однако уже в следующий момент А-Яо подобрался, открыл глаза и светским тоном произнес:
— Эргэ, это — Мо Сюаньюй, — изящно указал он на самозванца. — Мой единокровный брат. А-Юй, это…
— Я знаю главу Лань! — огрызнулся тот, почти уткнувшись носом в свою чашку. — Трудно не заметить прибытия его нефритового великолепшества!
— А-Юй, такого слова не существует, — мягко возразил А-Яо, однако Лань Сичэнь заметил, как глаза его сверкнули.
— Ну слова, может, и не существует, — по-прежнему сварливо пробормотал Мо Сюаньюй. — А он вот — существует! И он тебе нравится, нравится, нравится!
