— Эргэ! — А-Яо вскинул на Лань Сичэня испуганный взгляд, но тот уже и сам, осторожно проколов Мо Сюаньюю палец, выжал несколько капель его крови в небольшой пузырек.

Жидкость, находившаяся в пузырьке, никак не отреагировала, и Лань Сичэнь нахмурился.

— Это не яд… — произнес он чуть растерянно. — По крайней мере, ни один из ядов, знакомых моему ордену.

А-Яо понимающе кивнул. Он знал, что у ордена Лань имелось зелье, способное определять яд, попавший в кровь человека: первый флакон Лань Сичэнь подарил ему во время работы в Безночном Городе. Тогда зелье не пригодилось, а вот в Башне Золотого Карпа однажды пришлось кстати.

— Яо-гэ… — тем временем всхлипнул Мо Сюаньюй. — Мне плохо… За что?

— Шшш… тихо, тихо, — прошептал А-Яо, доставая новый платок и вытирая его губы. — А-Юй, давай мы поднимем тебя на кровать и ты все нам расскажешь?

— И пить, — кивнув, жалобно добавил Мо Сюаньюй.

— Да, конечно же, и пить! — тут же согласился А-Яо. — Эргэ, ты уложишь его? А я пока сбегаю за водой.

Перед тем, как укладывать Мо Сюаньюя в кровать, Лань Сичэню пришлось его раздеть и хорошенько обтереть: все его тело было влажным от липкого пота. Затем он помог Мо Сюаньюю облачиться в сменную одежду и устроил его в постели, укутав поплотнее.

А-Яо принес на подносе кувшин и тазик. Налив брату воды в чашку и придержав ее у его губ, ибо пальцы на руках Мо Сюаньюя почти не гнулись и не могли ни за что ухватиться, он помог ему напиться, а затем принялся обтирать лицо уже влажным платком, окончательно стирая художества госпожи Цзинь. Лань Сичэнь, пристально вглядываясь в очищающееся лицо, с облегчением подмечал, что все почти в норме. Да, Мо Сюаньюй был бледен, но не наблюдалось ни синевы, ни покраснений, ни каких-либо еще признаков отравления.

Лань Сичэнь опасался, что воды желудок Мо Сюаньюя тоже не выдержит, поэтому держал опустевший вскоре тазик наготове, однако обошлось. Напившись, тот начал свой рассказ. Сквозь всхлипы, причитания и жалобы Лань Сичэню и А-Яо удалось разобрать следующее.

Этой ночью, а точнее, еще вечером, вскоре после их ухода, в спальню главы Цзинь пришел Не Хуайсан. Мо Сюаньюй ему не удивился: тот постоянно бегал к его старшему брату за советом. Сам он тоже был не против побеседовать со старым другом. Ему даже показалось немного забавным разыграть главу Не, который сейчас видел в нем совершенно другого человека. Мо Сюаньюй надеялся, что Не Хуайсан расскажет что-нибудь забавное или интересное: прежде в их беседах обычно так и бывало. Однако реальность оказалось неимоверно скучной: Не Хуайсан без всяких переходов то жаловался на свою сложную судьбу, то вздыхал над нездоровьем саньгэ. Он утомил Мо Сюаньюя, которой, не получив приятного разговора, захотел спать. Он уже почти так и сказал об этом главе Не, когда тот сам засобирался. Перед уходом он втиснул Мо Сюаньюю какой-то пузырек и попросил выпить. Дескать, это лекарство, придающее сил. Новое, такое, что целители ордена Лань о нем, вероятно, еще не знают, а оно может помочь. Мо Сюаньюй, не долго думая, с готовностью выпил: он был свято убежден, что лекарства несут исключительно добро. О том, что здоровому человеку лекарства могут быть и во вред, он, к ужасу Лань Сичэня, до этого дня даже и не догадывался.

Ночью же его куда больше взволновало, что «лекарство» оказалось ужасающе горьким. К счастью, глава Не, убедившись, что пузырек осушен до капли, тут же удалился, и никто не помешал Мо Сюаньюю влезть в тайничок, который он себе соорудил. Готовясь разыгрывать «смертельно больного главу ордена Цзинь», Мо Сюаньюй припас для себя множество сладостей. Он собирался есть их потихоньку весь завтрашний день, пока будет длиться Совет кланов, однако сейчас, желая прогнать горечь изо рта, он закидывал в себя одно лакомство за другим. Через какое-то время он даже почувствовал, что его желудок уже переполнен, однако мерзкий вкус все не уходил, и Мо Сюаньюй с упорством, достойным лучшего применения, продолжал есть. И вот наступил момент, когда все поглощенное отчаянно запросилось наружу. Мо Сюаньюй едва успел добраться до ночного горшка, когда его вывернуло наизнанку.

Рвало его долго и сильно, так, что он почти поверил, что вот-вот умрет прямо здесь, один и столь ужасно. Однако спустя какое-то время его отпустило, и Мо Сюаньюй, шатаясь от слабости и какого-то странного онемения в конечностях, направился к кровати, надеясь лечь. Ноги слушались плохо: они не то что заплетались, а словно бы не чувствовались, став совершенно деревянными, — и вот Мо Сюаньюй рухнул на пол, так и не дойдя до своей цели. После этого он уже ничего не помнил.

— За что? — всхлипывая и шмыгая носом, в который раз вопросил Мо Сюаньюй. Длиннющие ресницы его намокли и казались сосновыми иголками. — Что я ему плохого сделал? Зачем он меня отравил?

— Вы говорите, у вас онемели ноги? — переспросил у него Лань Сичэнь. — А все остальное?

— И остальное! — плаксиво отозвался Мо Сюаньюй. Он с трудом поднял руку и повертел ею. Пальцы по-прежнему гнулись плохо. — У меня даже язык с трудом ворочается!

Насчет языка Лань Сичэнь мог бы поспорить: все же причитал и жаловался Мо Сюаньюй весьма успешно. Однако для того, кто всегда был весьма подвижен, Мо Сюаньюй действительно держался чересчур скованно.

— Я могу предположить, что это все же не яд, — задумчиво произнес Лань Сичэнь, и тревожный взгляд А-Яо тут же устремился к нему. — Кажется, я догадываюсь, что это было… хотя и не понимаю, зачем.

— Когда лечат ранения тела, — продолжил Лань Сичэнь, — то пациента обычно погружают в сон. Никто не желает причинять лишней боли человеку, и без того пострадавшему. Однако когда речь идет о лечении духовных каналов…

Он прервался и судорожно вздохнул. За время войны с Цишань Вэнь ему пришлось насмотреться на подобные случаи более чем достаточно, но привыкнуть к ним оказалось еще сложнее, чем к физическим травмам.

— Порванные меридианы и поврежденные золотые ядра невозможно исцелять, когда пациент находится в бессознательном состоянии, — тщательно подбирая слова, выдавил из себя Лань Сичэнь. — Заклинатель должен контролировать свою силу и свою ци, иначе подобная операция не только не поможет, но даже и навредит ему. Однако находиться в сознании во время такого вмешательство в организм — это ужаснейшая боль, во много раз превосходящая боль физическую. А целителям при этом важно, чтобы пациенты не дергались и не мешали им работать.

— Ты хочешь сказать, — нахмурился А-Яо, — что то, что дали А-Юю было…

— Парализатор, — кивнул Лань Сичэнь. — Он обездвиживает тело на сутки или более — меньше операция на меридианы не длится, это очень трудоемкий процесс, — однако позволяет разуму оставаться в сознании.

— Но разве такое средство должно вызывать рвотный рефлекс? — удивился А-Яо.

— Нет, — Лань Сичэнь против воли слегка улыбнулся. — Просто, во-первых, с парализатором в принципе не рекомендуется принимать пищу: все силы тела заклинателя в момент операции должны уходить на поддержку золотого ядра и течения ци, не отвлекаясь на физиологические процессы. А во-вторых, подозреваю, от количества сладкого, съеденного молодым господином Мо за один раз, плохо стало бы любому без всякого парализатора.

— Вы злой и жестокий, — простонал Мо Сюаньюй. — Мне плохо!

Лань Сичэнь, убедившись, что дело не в яде, выбрал среди припасенных лекарств нужное и вручил ему пилюлю, успокаивающую желудок.

— Однако нет худа без добра, — заявил он, глядя, как Мо Сюаньюй снова жадно глотает воду. — Вы очистили свой желудок почти сразу после приема парализатора, и лишь небольшая его часть успела всосаться в кровь. Если бы не это, вы бы сейчас лежали абсолютно неподвижным бревном, будучи не в силах пошевелить даже пальцем.

— Но зачем? — вновь хлюпнув носом, спросил Мо Сюаньюй. — Я что, кому-то мешал?

— Мешал я, — заявил А-Яо. — Но я тоже не совсем понимаю, при чем тут парализатор. Разве яд не был бы более уместен? Вчера все видели, насколько «я» в плохом состоянии — а сегодня уже умер. Вряд ли бы кто-нибудь удивился. Если только не…