Наверное, лицо Цзинь Гуанъяо в этот момент выглядело по-настоящему страшно, ибо Су Шэ торопливо добавил:

— Молодой господин Мо клятвенно пообещал, что не скажет ни слова! На обеде этого и не требовалось, а завтра к Совету можно будет уже и не выходить: все и так видели достаточно. Можно объявить, что состояние ухудшилось…

— Да куда уж хуже-то! — вздохнул Цзинь Гуанъяо, покосившись на лицо брата и в который раз невольно вздрогнув. — У него такой вид, будто он умер несколько дней назад, а вы его все никак не похороните.

— Здорово, правда? — не выдержав, вмешался в разговор Мо Сюаньюй. — Вообще-то мне больше нравится быть красивым, но все так смотрели, так смотрели! Короче, это было вот прямо здоровски! Су-цзе прямо волшебница!

— А-Су! — Цзинь Гуанъяо в отчаянии схватился за голову и обратился к третьей участнице этого балагана. — А ты-то тут что делаешь? Ты же клялась, что не покинешь Молин!

Цинь Су пожала своими точеными плечиками.

— Ради обманщика-мужа я бы не вернулась, — заявила она с достоинством. А потом вдруг вздохнула. — Но когда на меня свалилось вот это чудо, рыдая, что надо спасать братика, я не устояла.

— Вы узнали о письме? — недоуменно сморгнул Цзинь Гуанъяо. — Как? Когда успели?

— Письме? — переглянулись трое заговорщиков. — Каком письме?

Цзинь Гуанъяо устало обернулся к Лань Сичэню, во время семейной сцены стоявшего чуть поодаль, особенно стараясь не смотреть на Мо Сюаньюя.

— Эргэ, и это они еще, оказывается, не знали о письме! — патетически заявил Цзинь Гуанъяо. — Представляешь, что бы они учинили, если бы знали?

— О каком письме? — нахмурилась Цинь Су. — Перестань говорить загадками!

Цзинь Гуанъяо, поколебавшись, все же решил ответить:

— Лань Ванцзи привез из Облачных Глубин письмо. Кто-то, считая, что я нахожусь там на излечении, написал мне туда.

— И… что было в этом письме? — осторожно поинтересовался Су Шэ.

Цзинь Гуанъяо прикрыл глаза, просчитывая, стоит ли говорить всю правду, но тут раздался негромкий голос Лань Сичэня:

— А-Яо предложили выбор: покончить с собой, притворившись, что болезнь его доконала, или же завтра на Совете кланов ждать разоблачения.

— Разоблачения в чем? — уточнил Су Шэ, а Цинь Су насмешливо фыркнула:

— А что, так много вариантов?

— Н-ну… — смущенно протянул Цзинь Гуанъяо. — Вообще-то немало.

Все помолчали, осознав неловкость ситуации. Только Мо Сюаньюй продолжал восхищенно разглядывать себя в зеркало, любуясь своим совершенно жутко выглядящим лицом.

— Так! — решительно заявила Цинь Су. — Меня это все не касается! Цзинь Гуанъяо, я подумала и решила: как брат все эти годы ты был вполне неплох. И как брата я тебя люблю… и, пожалуй, даже прощаю. Но как с мужем жить с тобою я больше не могу.

— Я думал об этом! — торопливо произнес Цзинь Гуанъяо и почти не соврал. Сейчас у него не было времени думать о своем браке с Цинь Су, но за предыдущие десять лет он немало размышлял о нем. Все возможные решения упирались в незнание Цинь Су об их случайном инцесте, а Цзинь Гуанъяо отчаянно не хотелось быть тем, кто расскажет его жене об этом кошмаре. — Я не мог заговорить о разводе раньше, потому что это обидело бы и ранило тебя. Но сейчас, когда ты сама его желаешь, мы можем объявить о нем.

— И под каким предлогом? — сузила глаза Цинь Су.

Цзинь Гуанъяо ни на мгновение не задумался:

— Мы можем сказать, что ты наконец-то решила вновь испытать радость материнства, — но моя болезнь лишила меня возможности помочь тебе в этом. Я, чувствуя за собой вину в том, что не сумел уберечь нашего сына, а затем не смог подарить тебе других детей, не считаю себя в праве и дальше держать тебя в плену брачных уз.

— Но тогда… — Цинь Су слегка замялась. — Тогда мне придется выйти замуж за кого-нибудь другого?

— А почему бы и нет? — Цзинь Гуанъяо ободряюще улыбнулся ей. — А-Су, ты еще молода! Ты потратила свою юность на меня, но впереди у тебя еще много времени. Почему бы не обратить внимание на другого человека? Кого-нибудь верного, надежного, отзывчивого?

Он бросил взгляд на Су Шэ, который во время их диалога то бледнел, то краснел, а то и вовсе пытался слиться с драпировкой спальни главы Цзинь.

— Тебе нет нужды торопиться, — вкрадчиво продолжил Цзинь Гуанъяо. — Вернись к А-Суну, если ты так этого хочешь. Успокойся, приведи мысли в порядок. Твоему отцу мы скажем, что ты отправилась в паломничество. У тебя будет время оглядеться и присмотреться к другим людям. Оценить. Выбрать.

— Хорошо, — вздохнула Цинь Су. — Пожалуй, так я и поступлю. Но сперва…

Она снова прищурилась, обводя взглядом четверых мужчин, собравшихся в спальне ее мужа.

— Сперва мне, наконец, кто-нибудь объяснит, что у вас тут происходит?

========== Глава 24 ==========

Мо Сюаньюй поерзал на кровати, с трудом приноравливаясь к ее жесткости. Даже в гостиницах постели были мягче, думал он с досадой, пока ему наконец не удалось найти более-менее удобное положение. Яо-гэ, несомненно, стремится вознестись на небеса, спя на досках и питаясь одним лишь чаем.

Однако очень скоро губы Мо Сюаньюя растянула довольная улыбка. О, он был полностью удовлетворен произведенным эффектом! Впервые попав в Ланьлин в возрасте четырнадцати лет, Мо Сюаньюй однажды попал на спектакль — и был очарован представлением. Там, на сцене, развернулась какая-то другая жизнь, и сотни глаз следили за нею. Мо Сюаньюй тогда чуть было не увязался за актерами, однако его отловили слуги Башни Золотого Карпа и водворили обратно. С годами старый интерес поистерся, вытесненный другими желаниями и тревогами, но сейчас пришелся как нельзя более кстати.

К тому же, следовало признать, Мымра тоже оказалась не столь плоха. Когда они вместе отправились в Молин за покупками, то оба сперва держались настороженно, не зная, чего ожидать друг от друга. Мо Сюаньюй подсознательно ожидал нападок и злых слов в адрес Яо-гэ, но Мымра была тиха и как-то странно задумчива. Оживилась она внезапно лишь тогда, когда Мо Сюаньюй, остановившись возле лотка с косметикой, начал хватать румяна. Понаблюдав за ним немного, Мымра вдруг предложила свою помощь.

А потом, уже по возвращении в резиденцию Молин Су, она с интересом наблюдала, как Мо Сюаньюй наводит красоту на своем лице. А затем присоединилась. Ее собственное лицо, от природы довольно красивое, хотя, на вкус Мо Сюаньюя, чересчур слащавое, требовало более мягких красок, но это не помешало Мымре сделать из себя прехорошенькую куколку. Была бы она юношей, ею вполне можно было бы увлечься.

Заметив его заинтересованный взгляд, Мымра вдруг предложила:

— А хочешь, я накрашу тебя?

— Я сам умею! — тут же нахмурился Мо Сюаньюй, но Мымра лишь покачала головой.

— У твоего собственного лица достаточно резкие черты, — убежденно произнесла она. — Им идут вот такие четкие, сильные и уверенные мазки, яркие краски и контрасты. — Но у Цзинь Гуанъяо лицо более нежное, ему подойдет совсем иное.

Мо Сюаньюй недоверчиво посмотрел на себя в зеркало и нахмурился. Он действительно увлекся, привычно накладывая косметику чересчур плотно и ярко. Ему самому это когда-то — по его собственному убеждению — весьма шло, однако Яо-гэ в таком макияже начал подозрительно напоминать девицу легкого поведения.

— Попробуй, — мрачно буркнул наконец Мо Сюаньюй, отворачиваясь от зеркала.

Мымра очень бережно смыла с его лица все, что он на нем намалевал, и принялась за работу. Ее прикосновения были мягкими и ласковыми, но совсем не чувственными, и со временем Мо Сюаньюй расслабился под ее руками. Наконец Мымра провозгласила: «Готово!» и подпихнула его к зеркалу.

Мо Сюаньюй посмотрел — и пропал.

Таким старшего брата он не видел никогда в жизни и, подозревал он, не увидит больше никогда. Яо-гэ выглядел будто нежный весенний цветок, только-только распустившийся навстречу теплому солнцу. Он и так-то был невыносимо хорош собой, а Мымра и вовсе сотворила из него почти что божество. Неужели и она в душе видела его таким?