Секретному ходу вновь предстояло послужить им, и Цзинь Гуанъяо ничуть не жалел, что вынужден будет раскрыть его названому брату. В конце концов, Лань Сичэнь знал про него уже столько, что одна безобидная тайна не играла никакой роли.

— Куда мы выйдем? — поинтересовался Лань Сичэнь, когда они миновали уже больше половины дороги.

Еще чуть-чуть — и ему бы пришлось пригнуться, проходя здесь. Большинство Цзиней было достаточно высокими, но Ланям и, в особенности, Двум Нефритам все же уступали в росте.

— В потайной кабинет, — чуть напряженным голосом ответил Цзинь Гуанъяо. — Не беспокойся, эргэ, о нашем возвращении никто не узнает.

Лань Сичэнь улыбнулся ему немного нервной улыбкой.

— Я не беспокоюсь… — ответил он мягко. — Просто под землей мне… не слишком уютно, оказывается.

Через короткое время они действительно добрались до потайного кабинета Цзинь Гуанъяо, и Лань Сичэнь с искренним удовольствием перевел дыхание и огляделся. Пыточные инструменты, свисающие с потолка, заставили его слегка побледнеть, однако вслух он ничего не сказал.

— Почти все они — мои изобретения, — негромко, но твердо произнес Цзинь Гуанъяо. — Это то, что я делал для Вэнь Жоханя.

— Они здесь, — сглотнув, все же нашел в силы улыбнуться Лань Сичэнь. — А не в подземельях Башни Золотого Карпа. Одно это уже радует.

Он сделал несколько шагов вперед, и Цзинь Гуанъяо уже поднял руку, чтобы указать ему выход в обычный коридор, когда Лань Сичэнь замер, прижав руку к хранилищу с мешочками цянькунь.

— А-Яо… — пробормотал он. — Голова дагэ… Она ведь здесь, верно?

— Да, — поколебавшись, ответил Цзинь Гуанъяо. — Это остальные части тела реагируют на нее?

Лань Сичэнь кивнул и неуютно повел плечами. Он сделал еще один небольшой шаг, а потом вновь остановился и вздохнул.

— Могу я… — начал он и запнулся. Переведя дыхание, он решился попробовать еще раз: — А-Яо, могу я увидеть ее… его?

Цзинь Гуанъяо не был уверен, что готов согласиться на это. Вернее, он был уверен, что он не готов это сделать. Однако он лишь кивнул и указал на высокий стеллаж, укрытый занавесью.

— Только будь осторожен, эргэ, — попросил он все же напоследок. — Концентрация энергии дагэ сейчас слишком возросла, не упусти, пожалуйста, мешочки.

«Или тебе придется собирать по частям еще и меня», — додумал про себя Цзинь Гуанъяо, но вслух произнести это не решился.

— Я буду, — искренне пообещал Лань Сичэнь и раздвинул занавески.

В первые несколько мгновений он растерянно смотрел чуть вверх, как привык при общении с Не Минцзюэ. Однако самая верхняя полка на стеллаже была абсолютно пуста. Только спустя некоторое время Лань Сичэнь осознал, что ему следует опустить взгляд. Голова Не Минцзюэ находилась полкой ниже, так, чтобы Цзинь Гуанъяо в его собственном теле было удобно смотреть на него немного свысока. Помедлив немного, Лань Сичэнь обернулся и сказал чуть укоризненно:

— А-Яо, это…

— Что? Мелочно? — тут же ощетинился Цзинь Гуанъяо. — Мне просто было неудобно держать его на верхней полке! Иногда я, знаешь ли, любил с ним поговорить, так не тащить же каждый раз сюда подставку!

На него и правда иногда накатывало желание поговорить. Не обязательно именно с Не Минцзюэ, хотя бывало, что хотелось обратиться именно к нему. Цзинь Гуанъяо никому из живых не доверял настолько, чтобы раскрывать им свою душу. Голове же Не Минцзюэ можно было высказать все. Она никому ничего не могла рассказать, а если бы вдруг и сумела, то самого ее наличия хватило бы для смертного приговора.

Чтобы бросить несколько прочувственных фраз, Цзинь Гуанъяо подходил к стеллажу и, раздвинув занавески, просто выговаривал своему дагэ все, что думал. О соклановцах, о заклинателях других орденов, о работе и о быте. Выпустив пар, он задергивал занавески и уходил.

Однако случались в его жизни ночи, когда Цзинь Гуанъяо очень аккуратно, со всеми предосторожностями снимал голову Не Минцзюэ с полки, ставил ее перед собой на стол и разливал вино в две чашки. Цзинь Гуанъяо осознавал, что это — не слишком здоровое поведение, но и к подобному средству он прибегал нечасто. Лишь тогда, когда его душа и без того рвалась на части, а голова и вовсе грозила взорваться. Лучше уж пить с мертвецом, чем сходить с ума в своих покоях.

Последний такой раз был очень и очень давно, и сейчас Цзинь Гуанъяо испытал покалывание в кончиках пальцев от иррационального желания взять голову дагэ в свои руки. К счастью, Лань Сичэнь, насмотревшись на изуродованное смертью и наклеенными талисманами лицо Не Минцзюэ, задернул занавески.

— Пойдем, — попросил Лань Сичэнь глухо. — Пойдем дальше.

Это прозвучало до странности многогранно, и Цзинь Гуанъяо позволил себе перевести дыхание.

Они покинули потайной кабинет через бронзовое зеркало, и Цзинь Гуанъяо увлек Лань Сичэня за собой к гостевым покоям.

— Гости начнут съезжаться завтра, — на ходу негромко заговорил Цзинь Гуанъяо, петляя по коридорам так, чтобы не наткнуться ни на кого из слуг. — Поэтому тут должно быть еще достаточно тихо. Однако, если Миншань закончил, он будет в отведенных ему покоях.

Лань Сичэнь приоткрыл рот, явно собираясь что-то спросить, однако, преодолев себя, промолчал. Цзинь Гуанъяо слегка позабавила эта пантомима: он не сомневался, что спросить Лань Сичэнь хотел о том, имеются ли у главы Су — так же, как и у главы Лань — постоянные, закрепленные за ним одним покои в Башне Золотого Карпа. Ревнующий Лань Сичэнь был для Цзинь Гуанъяо внове, и потому весьма умилял.

— Миншань — друг и сообщник, — все же смилостивился он над встревоженным названым братом. — Однако как мужчина я его абсолютно не интересую. Он влюблен — и, как тебе уже известно, отнюдь не в меня.

Они скользили по коридорам тенью. Голоса слуг до них доносились: еще не все покои были готовы к приему гостей, и в Башне Золотого Карпа царила суета; однако глава Су частенько приезжал заранее, и потому в его крыле уже было достаточно спокойно.

Цзинь Гуанъяо тихонько поскребся в дверь, и Су Шэ лично открыл ее, в первый момент замерев на пороге, будто готовый не пропустить дальше.

— Это вы! — выдохнул он с облегчением и посторонился.

Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь шагнули в комнату, и Су Шэ торопливо запер за ними дверь. Цзинь Гуанъяо хотел было спросить, чем объясняется подобная таинственность, когда в него взрезалось чье-то тело и радостный голос возопил над ухом:

— Привет-привет! Яо-гэ, я так по тебе соскучился! Я даже по главе Лань соскучился немного, а по тебе особенно!

— А-Юй, — устало вздохнул Цзинь Гуанъяо. — Нас не было меньше трех дней.

— Все равно соскучился, — надулся Мо Сюаньюй и снова крепко его обнял. — А ты похудел! Глава Лань, вы его что, совсем-совсем не кормили? Вы злой и жестокий!

— Эргэ кормил меня, как мог, — встал на защиту Лань Сичэня Цзинь Гуанъяо. — Лично запихивал пирожки мне в рот. Но я почти не могу есть, когда думаю или волнуюсь.

Мо Сюаньюй возмущенно фыркнул.

— Когда я волнуюсь, я всегда хочу есть! — заявил он. — Вы просто плохо старались!

Последние слова он обратил к Лань Сичэню. Разжав объятия, он повернулся к нему и, тыча пальцем в грудь (на самом деле почти в живот) Лань Сичэню, начал выговаривать за ненадлежащий уход за «Яо-гэ».

Цзинь Гуанъяо тем временем вопросительно посмотрел на Су Шэ. Тот покаянно развел руками.

— Простите, пожалуйста, глава ордена Цзинь, — произнес Су Шэ виноватым тоном. — Молодого господина Мо совершенно невозможно было оставить в Молине. Он утверждал, что придумал что-то, что вам нужно, и я не решился ему препятствовать.

— Придумал? — вскинул брови Цзинь Гуанъяо. — Миншань, ты, возможно, не знаешь, но мой брат — сумасшедший…

— Нет, — к его удивлению, Су Шэ слегка покачал головой. — Глава ордена Цзинь, прошу меня простить, но это не совсем так.

Он продолжил торопливо, словно опасаясь, что его перебьют.

— Молодой господин Мо — совсем не сумасшедший, — утверждал Су Шэ. — У него, скорее, имеется душевное расстройство. У него очень сильно рассеянное внимание. Он с трудом концентрируется на вещах, которые его не интересуют — однако он способен очень вдумчиво и старательно заниматься тем, что ему нравится. В этом он…