— Серьезно? — переспросил он. — Мымра… нравится? Она же женщина!

Цзинь Гуанъяо не смог удержаться от короткого смешка.

— Видишь ли, А-Юй, — сказал он мягко, — большинству мужчин как раз женщины и нравятся. А Цинь Су еще и очень красивая, умная и вообще замечательная женщина.

Мо Сюаньюй выразительно скривился.

— Ну ты еще скажи, что она и тебе нравится! — фыркнул он.

— Нравится, — не стал спорить Цзинь Гуанъяо. — Иначе зачем бы я на ней женился?

Руки Лань Сичэня совершенно окаменели, и Цзинь Гуанъяо легонько качнул головой.

— Но тогда я был слишком юным, — признался он. — Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что полюбил Цинь Су как друга. Как человека, увидевшего во мне такого же человека, а не мальчика для битья или орудие. Как приятного собеседника и надежного товарища. Как… сестру.

Помолчав еще немного, он добавил:

— А вот несчастный Миншань, судя по всему, любит ее совсем по-другому. Однако он верный друг и питает ко мне глубокое уважение. Бедняга всегда опасался даже лишний раз увидеться с Цинь Су, лишь бы не нанести мне оскорбления.

— Так давай ему ее подарим! — Мо Сюаньюй, оживившись, даже подпрыгнул на месте.

На это Цзинь Гуанъяо даже отвечать не стал.

На ночь они остались в Молин Су.

Цинь Су удалось еще увидеться с А-Суном. Она посидела с ним за ужином и помогла уложить его спать. Снова плакала, но уже не горько, а как-то тихо и словно бы примирившись с чем-то.

— Тебе стоит вернуться домой, — мягко обратился к ней Цзинь Гуанъяо, перехватив ее перед отходом ко сну. — Ты же видишь, с ним все в порядке… насколько это возможно.

— Скажи, — не глядя на него, спросила Цинь Су, — ты ведь бываешь здесь?

Цзинь Гуанъяо поколебался немного, но все же ответил честно:

— Да. Каждый раз, когда я приезжаю в Облачные Глубины, я перед отлетом домой захожу сюда. Я…

Он хотел сказать, что ему раз за разом требовалось подтверждение, что он не ошибся, не допустил ужасной несправедливости по отношению к своему сыну — и не смог произнести этих слов.

— А я не видела, как он рос, — тихонько прошептала Цинь Су. — Его детство прошло без меня…

— Оно так и так прошло бы без тебя… — начал было утешать ее Цзинь Гуанъяо, но Цинь Су резко оборвала его.

— Нет! — выпалила она. — Я же видела! Он привязан к своей няньке и к главе Су! Я видела, как тот учит моего мальчика играть, видела их рядом! Почему рядом с ним чужой человек, а не я и не ты?

— Потому что тебя я обманул, а во мне слишком мало доброты, — сомкнув веки, произнес Цзинь Гуанъяо. — Такой ответ тебя устроит?

Его щеки коснулась теплая ладонь: как ни странно, не ударяя, а нежно поглаживая. Цзинь Гуанъяо распахнул глаза как раз вовремя, чтобы увидеть горькую усмешку, скользнувшую по губам жены.

Она ушла, а он еще долго смотрел ей вслед, пока на него не налетел Мо Сюаньюй, жалуясь, что им всем отвели разные комнаты, и этой ночью у них опять не выйдет попробовать заняться сексом на троих. Цзинь Гуанъяо поспешил заткнуть ему рот и уволочь в сторону предоставленных им покоев, пока столь специфическим времяпрепровождением не заинтересовались посторонние люди.

Практически оттащив Мо Сюаньюя в его комнату, Цзинь Гуанъяо взял с него обещание, что тот не будет лазить по чужим кроватям. В понятие «чужие» — это он уточнил отдельно — входили кровати Лань Сичэня и самого Цзинь Гуанъяо. Мо Сюаньюй обиженно надулся, так что пришлось постараться донести до него мысль, что они в гостях у приличных людей, а Цзинь Гуанъяо для всех прочих тут еще и с женой. На братца это особого впечатления не произвело, однако обещание он, пусть и крайне неохотно, все же дал.

В своих покоях Цзинь Гуанъяо обнаружил успокаивающий чай, а в воздухе уже витали любимые ароматы. Су Миншань действительно хорошо его знал и старался всячески угодить. Цзинь Гуанъяо редко оставался ночевать в Молин Су, стараясь не привлекать к этому месту лишнего внимания, однако сам Миншань, казалось, всегда радовался этим нечастым оказиям.

Несмотря на все пережитое сегодня днем напряжение, Цзинь Гуанъяо, налив себе чашечку чая, осознал, что с его души словно упала часть груза. Цинь Су восприняла все лучше, чем он мог надеяться, и Лань Сичэнь не отвернулся от него, узнав об еще одной грязной тайне.

Цзинь Гуанъяо запретил себе думать о том, что, возможно, в его жизни все не так уж и плохо, ибо после таких мыслей обычно и начиналось все самое худшее, однако спать он лег не в самом дурном расположении духа.

А проснулся, неожиданно для себя, посреди двора с Мо Сюаньюем, сидящем у него на груди и рыдающим в три ручья.

На востоке розовела тоненькая полоска, намекая на приближение утра, однако пока вокруг царила глухая ночь. Земля под спиной была твердой, и в легких спальных одеяниях лежать на ней было достаточно прохладно.

— А-Юй, — попросил Цзинь Гуанъяо, постаравшись придать своему голосу как можно больше спокойствия. — Слезь с меня, пожалуйста.

— Ты меня узнаешь? — похлопал Мо Сюаньюй ресницами. — Наконец-то узнаешь?

— Ну конечно, я тебя узнаю! — удивился Цзинь Гуанъяо. — Если ты только не успел еще с кем-нибудь телами поменяться…

— Не успел! — просиял Мо Сюаньюй и, подпрыгнув на нем, прижался уже всем телом. — Яо-гэ, миленький, я так перепугался!

Он не успел объяснить, что именно его испугало, ибо из ближайшего окна вдруг высунулся Лань Сичэнь и встревоженно спросил:

— А-Яо, у тебя все в порядке?

— Нет, — честно ответил Цзинь Гуанъяо. — Я почему-то лежу на земле вместо своей кровати, и на мне сидит А-Юй. Определенно, со мною не все в порядке.

Он запоздало подумал, что не стоило вот так сходу выдавать свои ощущения, однако его не отпускала мысль, что все происходящее — лишь сон. Ибо только во сне может приключиться подобная околесица.

Цзинь Гуанъяо убедился в своих предположениях, когда Лань Сичэнь, глава праведного ордена Гусу Лань, Первый Нефрит и просто преисполненный всяческих достоинств муж, по-мальчишески вылез во двор через окно. Подойдя, Лань Сичэнь немного поколебался, но все же сперва снял Мо Сюаньюя с груди Цзинь Гуанъяо и лишь после этого поинтересовался:

— Что у вас тут произошло?

Слушать пришлось Мо Сюаньюя, ибо сам Цзинь Гуанъяо помнил лишь, как лег в постель и провалился в сон.

Мо Сюаньюй рассказал, что он тоже заснул, а потом проснулся среди ночи в тревоге. Он с чего-то решил, что Яо-гэ без него очень одиноко, что он сидит в тоске и печали, не спит и очень страдает. Помня обещание «не лезть в чужие кровати», Мо Сюаньюй решил сперва заглянуть в окно. Может, Яо-гэ и не на кровати сидит, тогда к нему вполне можно будет присоединиться. Увиденное превзошло ожидания: Яо-гэ некоторое время бродил по комнате, после чего, случайно наткнувшись на дверь, вышел наружу.

Мо Сюаньюй забеспокоился. Он почти не сомневался, что справедливость взяла свое, и тело ведет Яо-гэ в его, Мо Сюаньюя, объятия. И поэтому следовало как можно скорее вернуться в свою комнату, чтобы не разочаровать любимого старшего брата. Еще, правда, оставалась небольшая возможность, что Яо-гэ направился к главе Лань — но тогда требовалось спешить еще сильнее, чтобы не позволить случиться страшной измене.

Однако Яо-гэ никуда не пошел, а просто вывалился наружу. Вывалился в буквальном смысле: с трудом вписавшись в дверной проем и едва не полетев с невысокого крыльца. В стремительном броске Мо Сюаньюй успел его перехватить, но вместе благодарности заполучил лишь рассеянный взгляд. Мо Сюаньюй звал брата, умолял ответить, но тот лишь смотрел куда-то сквозь него и, казалось, вовсе ничего не слышал.

Последние слова Мо Сюаньюй договаривал, уже вновь хлюпая носом и заливаясь слезами.

— Я так обрадовался, когда ты на меня по-нормальному посмотрел! — всхлипнул под конец Мо Сюаньюй. — Когда заговорил со мною!..

Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь встревоженно переглянулись. Цзинь Гуанъяо отродясь не ходил во сне — по крайней мере, никто никогда не рассказывал ему о подобном. Мо Сюаньюй, насколько он знал, тоже всегда спал как убитый, так что дело не могло быть в его теле.