Мо Сюаньюй смотрел на остатки, которые вернувшийся на свое место А-Яо сгреб к себе, глазами ребенка, лишившегося единственной в жизни конфеты. Лань Сичэнь ощутил, как в груди разливается острая жалость.

— А-Яо… — рискнул он вмешаться в семейные отношения. — Ты и правда очень стройный, отчего бы тебе не позволить…

— Эргэ, ты не знаешь, чего мне стоит эта стройность! — отозвался А-Яо. — Я трижды попадался в эту ловушку по собственной глупости, и разгребать проблемы еще и за А-Юем не собираюсь!

— Трижды? — удивился Лань Сичэнь. Он совершенно не мог припомнить своего побратима хоть сколько-то плотным, не то что толстым.

— Трижды, — упрямо повторил А-Яо и начал методично перечислять: — Первый раз был в ордене Не. Там у адептов огромные порции, кормят, как на убой. Я с непривычки радостно пытался есть все, что дают, и меня едва не разнесло. Благо, тренировки у них тоже зверские, так что со временем удалось найти баланс.

Лань Сичэнь в задумчивости кивнул. Он помнил, как мучительно не хватало Не Минцзюэ «нормальной еды», как тот выражался, во время обучения в Облачных Глубинах. В ордене Не привыкли к обилию мяса, да и положенных трех порций риса Не Минцзюэ с его богатырским ростом было совершенно не достаточно. Ничего удивительно, что для такого миниатюрного человека как А-Яо усиленное питание Цинхэ Не стало в тягость.

— Второй раз — в ордене Вэнь, — продолжал тем временем А-Яо. — У них весьма мучная кухня, и Вэнь Жохань с подозрением относился к тем, кто плохо ест. Говорят, что те, кто вынашивает дурные мысли и часто лжет, много есть не могут: пересыхает во рту. Поэтому в ордене Вэнь приходилось есть как не в себя, и я опять набрал вес. Хорошо хоть ментальные тренировки сжигают не меньше, чем физические, так что усиленная учеба помогла не растолстеть окончательно.

Воспоминания о том, какую жертву ради них всех принес А-Яо, отправившись шпионить в орден Вэнь, Лань Сичэню до сих пор, даже спустя столько лет, причиняли боль. Поэтому и сейчас он сумел лишь виновато потупить взгляд.

— Ну и третий раз — в ордене Цзинь, — припечатал А-Яо. — При моем отце у нас постоянно подавали сладости, и по первости он, прилюдно демонстрируя свое расположение, при каждом удобном случае запихивал мне их в рот. Однако обязанностей у меня было много, по-нормальному я есть не успевал, поэтому то и дело перехватывал то пирожки, то еще что-то, что можно было есть на ходу. Опомнился, только когда на мне пояс перестал сходиться.

Лань Сичэнь ощутил, как в глазах у него начали скапливаться слезы. Он ведь видел эту показную ласку и даже умилялся ей! Воспитанный в строгости, Лань Сичэнь находил по-своему очаровательным то, как Цзинь Гуаншань просит только что признанного сына открыть рот и вкладывает туда очередную сладость. О том, что эта конфета да пара пирожков, перехваченных на кухне, вся еда А-Яо за целый день, Лань Сичэнь даже не подозревал.

— Поэтому хватит издеваться над моим телом! — тем временем продолжал строго отчитывать Мо Сюаньюя А-Яо. — Никто не морит тебя голодом, А-Юй, но имей, в конце концов, совесть! Когда мы поменяемся обратно, я хочу весить столько же, сколько весил до начала всей этой истории!

— Хорошо, Яо-гэ, — покорно кивнул Мо Сюаньюй, не сводя взгляда со своей надкусанной булочки в руке брата. — А можно я хотя бы это доем?

А-Яо, полуприкрыв глаза, тихонько застонал, однако булочку все-таки вернул.

Лань Сичэнь постарался как можно незаметнее перевести дыхание и потянулся за своей чашкой чая, как внезапно в воздухе заискрилась золотистая бабочка ордена Цзинь. Зависнув перед самым носом А-Яо, она ярко вспыхнула, и в воцарившейся было тишине отчетливо раздался голос Цинь Су:

— Цзинь Гуанъяо! Немедленно возвращайся!

========== Глава 9 ==========

В воздухе еще поблескивали последние искорки рассыпавшейся бабочки, а мысли Цзинь Гуанъяо уже неслись бешеным галопом.

Цинь Су никогда не разговаривала с ним подобным тоном. Она и полным именем-то никогда его не называла, предпочитая говорить «муж мой» и «дорогой». Еще по первости пыталась игриво звать его «гэгэ», но Цзинь Гуанъяо, изо всех сил стараясь не показать, как коробит его подобное обращение, просил ее так не делать.

— Раскомандовалась! — фыркнул Мо Сюаньюй, выводя из пучины размышлений. — Я же говорил: Мымра!

— А-Юй, моя просьба в силе, — сухо напомнил ему Цзинь Гуанъяо и, на мгновение прикрыв веки, добавил: — Эргэ, боюсь, вместо города И нам придется отправиться в Башню Золотого Карпа.

Лань Сичэнь понимающе кивнул, однако вид при этом имел достаточно растерянный. Поколебавшись немного, он все же решился заметить:

— Я так понимаю, произошло нечто… из ряда вон выходящее? — произнес он осторожно. — Госпожа Цзинь обычно такая тихая и спокойная дама…

— Это ты ее беременной не видел, — хмыкнул Цзинь Гуанъяо, невольно ежась.

Он тоже считал Цинь Су нежным и ласковым цветком, но ее беременность открыла ему глаза. Цинь Су выходила из себя по малейшему поводу и с легкостью повышала голос. Иногда она даже кидалась предметами — правда, не в него, а просто в стену. Последовать примеру своей свекрови, умудрившейся расшибить Цзинь Гуанъяо голову чашкой, Цинь Су не смогла даже в самом дурном расположении духа.

Но и тогда, почти в худшее для нее время, ее голос не звучал столь холодно и откровенно зло.

Однако выбора у них все равно не было. Лань Сичэню вновь пришлось взять всю компанию к себе на меч, и они взяли курс обратно на юг. По настоянию Цзинь Гуанъяо на сей раз они все же останавливались передохнуть, и потому до Ланьлина добрались уже ближе к вечеру. Цзинь Гуанъяо лично облачил Мо Сюаньюя в золотистые одеяния главы ордена, надел и тщательно закрепил на голове ушамао, а на лбу проставил киноварную точку. Закончив, он от всей души понадеялся, что результат будет похож на отражение в зеркале, однако почти сразу осознал всю тщетность этой надежды.

Мо Сюаньюй не был на него похож.

Рассеянный взгляд младшего единокровного брата скользил по деталям интерьера, не задерживаясь на лицах людей. Мо Сюаньюй мог начать разглядывать какую-нибудь картину и абсолютно выпасть при этом из реальности. По его губам то и дело скользила улыбка, но не вежливая и мягкая, как та, что давно и старательно отрепетировал сам Цзинь Гуанъяо, а какая-то легкомысленная. Вообще, мимика лица Цзинь Гуанъяо с появлением нового хозяина стала гораздо живее. Теперь оно хмурилось, надувало губы, улыбалось от уха до уха, а то и вовсе напускало на себя совершенно равнодушный вид. Цзинь Гуанъяо хотелось выть от отчаянья, осознавая, что вот это можно было принять за него самого только в действительно крайне нездоровом состоянии.

— А-Юй, — изо всех сил стараясь сдерживаться, произнес Цзинь Гуанъяо. — Тебе придется встретиться с Цинь Су.

— Не хочу! — тут же отозвался Мо Сюаньюй. — Она приставучая!

— Она на что-то сердится, — мягко внушал ему Цзинь Гуанъяо. — В таком состоянии она уж точно не будет… посягать на тебя. Просто выслушай все, что она тебе скажет. Не спорь. Не убеждай. И уж тем более не вздумай ее запугивать! Лучше вообще молчи. В самом крайнем случае говори, что ты все обдумаешь и обязательно все решишь в наилучшем виде.

Мо Сюаньюй, вдоволь накапризничавшись, в конце концов согласился. Цзинь Гуанъяо просил настойчиво, надеясь, что братец не сможет долго отвечать ему отказом, и на сей раз все же оказался прав. Неохотно, но Мо Сюаньюй пообещал встретиться с Цинь Су и вести себя при этом как можно приличнее.

— А может, она развестись с тобой хочет? — напоследок вдруг мечтательно предположил он. — Ты же согласишься, Яо-гэ, правда? Ну зачем тебе жена, тем более такая?

Цзинь Гуанъяо чуть слышно вздохнул. Если бы он только мог! Его брак с первого своего мгновения был для него тяжким грузом, но скинуть его было никак нельзя. Тем более, что Цинь Су, стойко перенеся как их чересчур целомудренное супружество, так и потерю сына, ни разу не выказывала желания расторгнуть эти узы. Она даже не давала понять, что те тяготят ее, лишь подтверждая свою привязанность к мужу.