— Король посчитал вас угрозой, в этом нет ничего удивительного. Любой бы правитель поступил так, если бы на его земле…
— Эта земля принадлежит нам, — перебил наездник, сверкая огнем красных глаз.
— Что? — Тодороки замер. — Ты представляешь, как комично это звучит? Или нагло, на данный момент я не определился.
— Двумордый, ты все еще веришь в сказки, да? Одно дело собирать их, другое — слепо верить во все, что тебе говорят. — Бакуго сложил руки на груди и чуть отклонился назад.
— Что ты имеешь в виду? — Он, переполошенный, наклонился вперед, пытаясь заглянуть в красные глаза, хмурый взгляд которых был направлен на догорающие дрова.
— Четыре века назад, когда большая часть наших драконов погибла во время десятилетней войны, мы были вынуждены переселиться на отдаленный остров. Ублюдки, которые напали на нас, получили южную территорию полуострова и осели на нашей земле.
Тодороки, пытающийся осознать услышанное, от которого хотелось, скорее, посмеяться, чем искренне поверить в него, смотрел во все глаза на мрачного наездника, ожидающего его реакцию.
— В это верится с трудом, — сказал он, наконец совладав с собой.
Поверить в то, что люди произошли от дельфинов или от канареек, было проще; от этого отдавало куда меньшим сюром. Он не мог вспомнить ничего из того, что знал, что могло бы подтвердить версию Бакуго. С другой стороны, опровергнуть ее тоже было нечем, поскольку сохранившиеся источники были написаны не позднее трех столетий назад. Тодороки бросил взгляд на книгу, подаренную королем Миофара и вышедшую совсем недавно со слов одного из достопочтенных старцев.
— Насколько мне известно, на юге полуострова сотни лет простилалась пустошь. Никто не жил здесь вплоть до появление первого короля Миофара.
— Двумордый, ты себя слышишь? Никто не жил на территории? Она никому не принадлежала? У вас тут находится еще как минимум одно королевство, а за ним сраный материк.
Тодороки… молчал.
— Если это действительно ваша земля, — попытался защититься он, — то должны были сохраниться доказательства.
— О, миофарцы отлично постарались, построив на месте нашего поселения замок. — Бакуго крепче сжал пальцы на предплечьях.
— Невозможно взять и переписать историю, — заключил Тодороки (и то, что Тарлингтон является самым молодым замком на всем материке, ничего не значило).
— Можно сделать дохрена всего, если есть власть, время и тупое стадо в качестве подданных. В любом случае, — Бакуго поднялся с бревна, — мне плевать на это. Хочет он отдавать территорию, не хочет — к хренам все. Мы в любом случае вернем ее рано или поздно.
Тодороки, опершись локтями о колени, сложил пальцы на манер домика, пытаясь справиться с нарастающим волнением. О, он явно не подозревал, что разговор завернет в подобное русло.
— И устроите войну, от которой сотрясется весь полуостров?
— Ты думаешь, что мы охренеть как хотим этого?! — разозлился Бакуго, показывая рукой в сторону севера. — У нас есть несколько отморозков, которые затаили обиду на Олират и готовы пуститься в бой, но у других-то мозги есть! А вариантов нет!
— Они же вас… — Тодороки надавил на пальцы сильнее.
Даже если допустить, что сказанное Бакуго являлось правдой, — в конце концов, войны за территорию никогда не прекращались, — он не мог объяснить себе свою же реакцию, из-за которой дрожали кончики пальцев.
— Они нас что? — Вскинул бровь. — Ну?!
— Схватят в плен и будут пытать, пока вы не расскажите им все про драконов. А после убьют вас.
А королевство Тодороки им в этом успешно поможет. Устроит царственную панихиду под грохот аплодисментов южан.
Миофар славился жестокими пытками, проводимыми с неприятелями (и любыми другими неугодными людьми, которые на свою голову перешли дорогу королю), но те благополучно игнорировались королями Олирата: в Миофаре была не только плодородная земля, но и самые большие на материке залежи драгоценных металлов.
— Ну пусть попробуют. — Безрадостная ухмылка скользнула по его губам. Бакуго развернулся к шалашу, оставляя за собой шлейф злости, граничащий с малым бешенством. — Сдохнут раньше, чем поймут, кто их убил.
— А если бы я имел отношение к Миофару? — тихо спросил Тодороки, чувствуя, как тревога обволакивала бурлящей пеной.
Бакуго, схватив ткань перед входом и отведя ее в сторону, замер.
— Тогда мой дракон сожрал бы тебя вместе с лошадью.
========== IV. Перед моросящим дождем ==========
Моросящий дождь — мелкий и частый дождь.
— Ну и долго ты там копаться будешь, двумордый? — спросил Бакуго, окунаясь в прохладную воду с головой.
Тодороки сидел на невысоком камне, пытаясь развязать тугую повязку на голени. От раны на ней остался только длинный тонкий шрам. Неизвестные принцу редкие камни, растертые в крошку, и травы, привезенные с драконьего острова и хранящиеся у Бакуго, поставили его на ноги в прямом смысле этого слова. Он все еще сомневался в том, что ногу можно было мочить, но… смыть с себя грязь и дорожную пыль казалось необходимым.
— Я не могу ее развязать, — ответил Тодороки, почувствовав, как по оголенной спине пробежался слабый ветер, зашевеливший ветви, на которых висела сушащаяся одежда. Оружие Бакуго и Тодороки лежало возле реки на случай, если из леса выпрыгнет угроза. Меч с гравировкой саламандры был прислонен к камню, тогда как кинжал наездника — воткнут в землю; на нем грузно висели красные и зеленые бусы, обмотанные вокруг рукояти.
— У тебя нога поранена, а не руки. — Бакуго зачесал пласт мокрых волос назад и протер глаза.
Взгляд Тодороки невольно задержался на его подтянутой фигуре, проследил острые ключицы и мышцы поджарого живота, на котором собрались капли прохладной речной воды. Щеки обожгло жаром, когда он засмотрелся на выпирающие тазовые кости и натренированные бедра.
— Тебе стоит отказаться от правления своим народом и податься в пираты. — Он поспешно опустил голову, пытаясь разобраться с узлом, и со стыдом увидел, что, отвлекшись, затянул его сильнее.
Они находились посреди леса, в получасе ходьбы от шалаша, возле неглубокой, спокойной реки, тихо журчащей под низкими кронами деревьев. Тодороки мог бы ощущать непринужденное спокойствие, если бы его сердце не билось быстро и громко, желая перебудить лесных обитателей.
Тодороки испытывал неловкость, волнение и все то глупое и выдуманное, присутствовавшее в сказках, которые его мать в далеком и беззаботном детстве читала на ночь. Тодороки было немного, почти истерично смешно от сюрреализма — вдобавок к невозможности вернуться домой и временному пребыванию в шалаше косвенного врага, который оказался не таким пугающим, как писали мудрецы, добавились пока неясные, но смело открывающие свои объятия чувства, заставляющие его трепетать и теряться.
— Че? С какой стати?
— Ты накладывал повязку и завязывал узел. Твои навыки наверняка пригодятся пиратской команде, — ответил Тодороки, стараясь не смотреть в сторону Бакуго. Все это… его смущало. Мысли о смущении смущали его еще больше, поэтому он старался не думать вообще ни о чем и сконцентрироваться на повязке.
— Дай сюда, — пробурчал приблизившийся Бакуго и отцепил его руки, чтобы схватиться за края повязки.
Тодороки можно было поздравить, потому что ему удалось отвлечься настолько, что подошедшего наездника он заметил не сразу.
Тодороки можно было посочувствовать, потому что отвлечение спикировало в недра ада и осталось в компании чертей и бесов на неопределенный срок.
Бакуго, сведший брови, сосредоточенно пытался развязать затянутый узел, пальцами задевая кожу на чужой ноге. Тодороки бы на текущую реку смотреть, а не на слипшиеся ресницы и не на то, как с блондинистых волос капала вода, разбиваясь о камень.
Когда он начал смотреть на Бакуго так? После каждодневных разговоров и споров по вечерам, когда в его глазах отражался серебряный блеск светящегося шара? После совместных попыток соорудить и расставить ловушки возле шалаша, закончившихся прищемленными пальцами? После холодных ночей, на следующее утро которых он просыпался, укрытый несколькими шкурами?
