— У самой дальней камеры, — ответил рыцарь, показывая вдаль рукой. — На данный момент его допрашивают. Но… — он скривил губы, — он не больно-то разговорчивый. Но мы развяжем ему язык!
Тодороки не понаслышке знал о том, что никто из наездников не будет выдавать информацию о племени за чашкой чая (они, скорее, этой чашкой приложат по затылку, а затем перережут осколками горло).
Несмотря на состоявшийся несколько лет назад между королевством Тодороки и наездниками конфликт, наездники не вступали с ними в открытое противостояние, сосредоточив всю мощь на Миофаре. Но Шото не исключал, что при появившейся возможности те с радостью отправят Вэйлмар, его замок, к праотцам. Он не знал о точном количестве оставшихся военных сил на драконьем острове, но склонялся к тому, что у них заканчивались ресурсы. Они несли существенные потери, но еще ни одного наездника не удалось взять живым до этого момента. Тодороки предполагал, что они проигрывали войну.
Из конца коридора послышались угрозы и звуки ударов. Тодороки увидел силуэты трех стражников, собравшихся возле приоткрытой двери камеры, прутья решетки которой заржавели. Стражники, увидев пришедшего короля, оставили в покое заключенного и выпрямились, ожидая приказа.
— Ваше величество!
— Вы не додумались ни до чего другого, кроме как избить его? — Тодороки очень хотелось прислонить руку к лицу, но, во-первых, он должен был держать маску строгого, неумолимого правителя, а во-вторых, мандраж, охвативший его во время получения новости о поимке наездника, накрыл его леденящей волной.
Наездник, вытирающий кровь с губ, замер и чуть приподнял голову; его лицо было скрыто светлой, испачканной в грязи и крови растрепанной челкой.
— Он ни слова не сказал о том, как прознал о готовящемся нападении! — ответил один из них, самый высокий, с кривым носом и густыми бровями.
— Этот выродок зарезал восьмерых наших людей, ваше величество, — произнес второй, с ненавистью глядя на наездника.
Тодороки, не смотрящий на пленника, подумал о том, что его рыцарям следует проводить больше времени на тренировках, а не шляться по кабакам.
— Какие будут приказы?
— Зарезать бы его, как псину, — выплюнул самый высокий; остальные с ним согласились, вяло закивав.
Тодороки повернулся к пленнику, желая понять, чем он разозлил его людей (да, он убил восьмерых — но ведь люди и так умирают каждый день). Его народ не был знаком лично с наездниками драконов, поэтому представление о них строилось на тревожных слухах, разносимых по Тэлдему, которые рассказывали своим детям матери в качестве страшной сказки на ночь. Тодороки не понаслышке знал, что половина из них не имела ничего общего с правдой.
Тодороки повернулся к пленнику и
замер.
На него смотрели два горящих красных глаза, которые он не мог забыть на протяжении пяти лет.
Воздух, затхлый и сырой, сжал легкие в железных тисках. Каменные стены, казалось, подползли ближе, смешиваясь в круговороте в неразличимую черно-серую мешанину из сколотых граней и покореженных линий. На голову свалилась тяжесть, приложила по ней, красно-белой, ударом эфеса меча, спустила пару повозок с соломой на беззащитную макушку, пока в ней не стало до неприличия пусто. Звенящая пустота в синтезе с сатанинской вакханалией из чувств — едва ли не чистая поэтика с примесью драмы.
Тодороки вроде бы стоял на ногах (он же все еще стоял, да?), однако ощущение неминуемого падения в пылающий кратер тянуло вниз, прицепив к ногам кандалы с гирями.
Тодороки продолжал смотреть на наездника, плечо руки которого было искривлено дугой; через порезы на кожаных, обваленных в грязи и пыли штанах просачивались глубокие раны; на оголенной груди, на которой черным выделялась татуировка, проступали синяки и гематомы, раскрашивая кожу в синий.
Тодороки смотрел, смотрел-смотрел, пока время тянулось и не тянулось одновременно. Парадокс?
Парадоксом искрилась вся ситуация.
Да, он мечтал о встрече с ним, но не такой же.
Аксиома про то, что нужно быть осторожнее со своими желаниями, которые загадываете на падающие звезды.
Наездник смотрел на Тодороки, не сводя с него, ошеломленно-удивленного, взгляда, и сальной, дерзкой (знакомой и родной) ухмылкой кривил губы. Его глаза были пронизаны холодом. Тодороки испытывал дежавю, от которого стягивало бьющееся в груди.
Это все должно было произойти так, да? Тодороки явно задолжал кому-то на небесах.
— …ство. Ваше величество? — в который раз обратился к Тодороки стражник, беспокойно переглядываясь с другим: небывалая отстраненность короля удивляла их.
Тодороки заставил себя оторваться от наездника и обратить внимание на стражников; он чувствовал себя так, словно его за шкирку вытащили из ледяного озера, на дно которого он добровольно шел — не хватало аккомпанемента из траурной игры на лютне.
Наездник презрительно усмехнулся и сплюнул скопившуюся во рту кровь под ноги стражнику, пачкая в бордовых каплях его сапоги. Удар разгневанного мужчины ногой в живот заставил его с хрипом согнуться пополам.
— Нарываешься, сукин сын?!
— Мы допросим его, ваше величество, — уверил стражник. — Заставим рассказать всю правду о его племени и планах.
— Варварское отродье, — тихо произнес другой, поблескивая в неярком освещении глазами.
Тодороки сжирала необходимость заявить стражникам, чтобы те прекратили избивать его, заткнули свои рты и вылетели из темницы, едва ли не теряя доспехи.
Тодороки нужен был воздух, нужно было открытое пространство, нужен был свет, люди, громкие голоса, пара кувшинов холодной воды — все вместе, лишь бы глубоко вдохнуть, отдышаться и удержать себя от глупостей.
Его собственная глупость была незаурядной, безрассудной и балагурной (а еще сидела в тюрьме, молча снося удары).
Тодороки являлся королем, владел землями, правил народом, устраивал переговоры и славился стойкостью духа (все это брехня; на самом деле он тот еще эмоциональный кретин, отгораживающийся от эмоций так же старательно, как и от искр костра несколько лет назад), однако он не мог ничего сделать, чтобы справиться с тремором в руках.
— Выйдите отсюда, — произнес тихо Тодороки. Лица стражников вытянулись.
— Ваше величество, если вы хотите допросить его, не лучше ли нам оста…
— Я сказал, чтобы вы вышли. Немедленно. — Ледяной голос привел подчиненных в чувства, заставляя их умолкнуть (Тодороки потребовалась немалая выдержка, чтобы не выдать дрожь, которая прорезала стенки горла). — И закройте дверь за собой.
Они, почтительно поклонившись, направились к выходу из темницы, обеспокоенно переглядываясь. Когда их шаги стихли, а эхо от звука закрывшейся двери наконец достигло короля и наездника, Тодороки поднял на ухмыляющегося пленника глаза.
— Давно не виделись, — хрипло произнес он, и когда-то родной голос прожег ребра Тодороки.
События пятилетней давности потянули к нему свои когти-лапы и вгрызлись в него острыми зубами.
========== II. Перед ситным дождем ==========
Ситный дождь — мелкий, редкий дождь, как будто просеянный сквозь сито.
Тодороки не помнил, что произошло. Очнувшись, он невольно дернулся и почувствовал жгучую боль в голени, затем — холодное лезвие кинжала, приставленное к горлу, а после увидел, как на него злобно смотрели красные глаза.
Не в такой ситуации наследный принц предпочел бы оказаться, направляясь в родной замок после подписания соглашения о взаимопомощи с другим королевством (в восторге от будущего объединения он не был). Он любил свое королевство и осознавал ответственность, лежащую на его плечах как будущего правителя, поэтому отнесся к поставленной задаче со всей серьезностью; и он оправдал не только свои ожидания, но и ожидания отца (тот, конечно, ничего ему об этом не скажет и потребует стараться еще сильнее), так как соглашение удалось заключить на выгодных для Эфена, королевства Тодороки, условиях.
Однако судьба посмеялась над ним (право, данную историю можно было ставить в театре). Подписывая договор о том, что его королевство готово помочь Миофару и заняться как поставкой оружия в борьбе с нападающими на их земли наездниками драконов, так и отправлением хорошо обученных рыцарей в качестве дополнительной силы сопротивления, он не предполагал, что несколькими днями позднее, во-первых, встретит живого дракона, во-вторых, встретит его наездника, в-третьих, упадет с лошади, ударившись головой и поранив ногу.
