Бакуго оказался чуть более внимательным, чем Тодороки ожидал. Конечно, говорить об этом сейчас, когда нога принца перестала разрываться на части после приема сардоникса, было поздно, но…
— Что у тебя за проблемы с огнем? — поинтересовался Бакуго несколько дней спустя, когда они сидели возле костра (Бакуго лежал, закинув руки за голову) и смотрели на редкие звезды, пробивающиеся сквозь листву. После плотного ужина из мяса освежеванной рыси, глаза Тодороки, прислонившегося плечом к деревянной опоре шалаша, медленно слипались.
Тодороки смутился. Несмотря на то, что ночи в лесу были холодными, он старался держаться как можно дальше от костра, изредка проводя ладонями по озябшим плечам.
— В детстве я полез посмотреть, как варится еда в котле, но споткнулся о плитку и угодил лицом в угли, — произнес Тодороки, избегая смотреть на распаляющиеся языки. Он почти забыл о том времени, проведенном под наблюдением лекарей и крепко удерживаемый за ручку липким страхом ослепнуть. Иногда призрачное ощущение горящей кожи настигало его тяжелыми ночами, заставляя его корчиться и пить настойку из трав, хранящуюся в столе рядом с кроватью.
Бакуго чуть повернул голову к нему, отчего на его профиле заманчиво задвигались тени от пламени, придавая ему мнимое спокойствие; Тодороки предпочитал смотреть на него, нежели чем на костер.
— Остался ожог. — Тодороки пожал плечами. — Левым глазом вижу хуже.
Бакуго какое-то время продолжал пялиться в никуда, слушая тихий треск.
— Если думаешь, что после этого душещипательного рассказа я перестану называть тебя «двумордым», то ты сильно ошибаешься.
— Нет, я так не думал. Скорее всего, — задумчиво улыбнулся принц, — если бы ты перестал меня так называть, я бы только расстроился.
— Как легко задеть твои чувства. — Бакуго, повернувшись на бок, подпер голову локтем. — Как ты разжигал огонь в путешествии, если его боишься?
Тодороки, пытаясь справиться с зевком, потер глаза и заметил, как Бакуго, стушевавшись, опустил голову.
— В моей поклаже находился стеклянный шар, который светит ночью, подпитываясь отражаемым светом с поверхности луны. Он должен быть в уцелевшей сумке. Отец настаивал на том, чтобы я выбросил его, но… я этого не сделал.
Энджи Тодороки считал, что его сыну нужно было перебороть глупый страх, о чем постоянно напоминал, видя, как тот обходил камин стороной.
Бакуго рывком приподнялся и, разминая затекшую от неудобной позы шею, зашел в шалаш, чтобы достать сумку.
— На, — произнес Бакуго, впихивая Тодороки его вещи. — Я не вижу, чтобы там что-то светилось.
— Он должен какое-то время побыть на улице. — Немного порывшись в сумке, полусонный принц достал из нее граненный шар, поблескивающий оранжевым от огня, и положил его возле входа так, чтобы его не загораживали тени деревьев.
Бакуго недоверчиво покосился на шар и вернулся на прежнее место, ложась на остывшую землю.
Когда шар засветился приятным, призрачным светом, Бакуго приподнялся на локтях, во все глаза глядя на предмет. Тодороки, увидев искреннее удивление на вечно хмуром лице, почувствовал, как защемило в груди.
Уже проваливаясь в сон, он повторял, что узнавать Бакуго ближе — все еще невозможная глупость.
========== III. Перед обложным дождем ==========
Обложной дождь — дождь, который проливается из облаков обширной территории. Облака «обкладывают» небо на всем видимом пространстве. Такие дожди не интенсивные, но продолжительные.
Дни медленно тянулись один за другим, и вскоре Тодороки вновь смог самостоятельно передвигаться, уже не опираясь на толстую палку, которую ему притащил Бакуго. Когда пребывание в шалаше достигло недели, принц начал беспокоиться о том, как отнесется отец к его долгому отсутствию. Тодороки Энджи обладал тяжелым характером, от которого нередко страдали его слуги, да и, признаться, сам Шото (в большей степени Шото). Принц не умел открывать порталы и призывать магических бабочек-посланцев… Да даже если бы он был искусным чародеем, послать письмо сомнительного содержания о его местоположении и сомнительной компании явно не было хорошей идеей.
На полуострове Тэлдем, на котором родился Тодороки, было расположено два королевства, граница которых пролегала через глубокое озеро Альборан, находящееся в центре. С севера полуостров примыкал к Олирату, материку, поделенному на множество королевств, с запада омывался Кларентайским морем, славящимся большими скоплениями рыбы, а с востока — морем Гулфи.
Отношения королевства Тодороки с другими правящими верхушками стояло на пересечении глубокой неприязни и необходимости терпеть друг друга. Проводимая политика Тодороки Энджи зачастую являлась камнем преткновения на съездах, из-за чего Эфен оказывалось в невыгодной позиции на продовольственном и экономическом рынке. Королевство Эфен всегда славилось агрессивной, диктаторской политикой, которой придерживались все короли династии. Тодороки Энджи, устроивший несколько походов с целью завоевать земли (и успешно это реализовавший, значительно увеличив территорию и присоединив королевство Торнбери на западе, которое открыло проход к Кларентайскому морю), осуждался другими королями, пытающимися придерживаться демократических взглядов. Однако те не решались выступать против, поскольку военная мощь была не на их стороне.
Тодороки, не разделяющий подобные взгляды, никогда не ходил в любимчиках у отца. Он был самым младшим в семье, но толком не знал ни свою старшую сестру, ни второго брата, которые умерли в далеком детстве и не оставили о себе воспоминаний. Единственный старший брат, на которого отец возлагал большие надежды и считал его достойным преемником, умер два года назад от поразившей королевство болезни, унесшей жизни тысячи крестьян и десятков придворных. Та появилась вследствие голода и бедности, возникших из-за начавшейся войны на западе Тэлдема, замка Торнбери, и нехватки продовольствия. Болезнь, с которой не справлялись ни лекари, пользующиеся снадобьями и травами, ни целители, владеющие лечащей магией, стала одним из омрачивших правление Энджи событий и повлиявших на его дальнейшую деятельность. Он тяжело переживал смерть любимого сына, оставившую отпечаток на его личности — он стал более властным и жестоким. После этого разногласия между нынешним королем и будущим, Тодороки Шото, придерживающегося более лояльных взглядов и старающегося сдерживать порывы отца, готовы были вот-вот достигнуть пика. То, что Энджи отправил Шото в Миофар, принц посчитал за добрый знак, который, конечно, был далек от доверия так же, как солнце далеко от земли, но уже что-то.
Отношения с королевством Миофаром, расположенном на юге, никогда не отличались особенной теплотой, однако общая проблема и выгода смогла сплотить их. Тодороки подозревал, что отец лелеял надежду завоевать весь полуостров, но в данный момент, когда его собственное королевство находилось в упадническом состоянии, не торопился переходить к решительным действиям (во многом это происходило из-за Шото, сдерживающего его порывы).
Тодороки при всем желании не мог покинуть территорию леса — новые лошади в отличие от других хищников в лесах не водились. Ему и так, на левую ногу находившимся временным инвалидом, пришлось отбиваться от росомахи, пока Бакуго отсутствовал. Каждодневные уроки владения меча, которым он уделял достаточно времени в детстве, не прошли даром — остался цел не только он, но и шалаш (а вернувшийся Бакуго был удивлен — если он и не думал, что сказочник помрет прямо здесь, так то, что он увидит мертвого зверя перед входом на островок лужайки, заставило его в очередной раз переосмыслить взгляды о «всяких там изнеженных персонах, кочующих туда-сюда»). После этого случая Тодороки старался всегда держать меч рядом; так ему было спокойнее, а Бакуго, оценив его умения, махнул на это рукой.
Тодороки, скучающе сидящий возле дерева и лениво посматривающий на магический стеклянный шар, который подпитывался дневным светом, услышал глухой рев, донесшийся со стороны одной из самых высоких гор.
