Тодороки не стал бы придерживаться подобной стратегии, но все-таки отдавал ей должное: за несколько лет потерь среди наездников было не так много в отличие от рыцарей полуострова.
— Ты больше переживаешь за драконов, чем за себя.
Тодороки смотрел на трещины, камни и капли крови, к которым присоединись собственные слезы, стекающие по щекам, попадающие на сжатые в тонкую полоску губы и разбивающиеся об пол.
— Иногда я думаю о том, что было бы, если бы я тогда улетел с тобой.
Бакуго, сжимая негнущиеся от отрезвляющей боли пальцы, подошел к решетке, вставая напротив беззвучно плачущего короля.
— Тогда в этой камере находились бы мы оба.
— В таком случае я был бы счастливее.
Может быть, в какой-нибудь другой, правильной вселенной, другой Тодороки остался вместе с другим Бакуго. Просыпался с ним каждое утро, смотрел, как он готовит, бродил с ним по затопляемому острову, слушал шутки его друзей, ставших и его друзьями, занимался бы с ним любовью долгими бессонными ночами. И пусть за все это другой Тодороки поплатился бы тем, что проводил бы свои последние, бесславные часы в темнице, порицаемый и ненавидимый собственным народом, он мог бы во всеуслышанье, стоя на коленях перед гильотиной, заявить, что, по крайней мере, был счастлив.
Больше, чем полтора дня.
— Заканчивай ныть. Ты же король. — Бакуго прислонился к решетке, утыкаясь лбом в лоб Тодороки, у которого вместе со слезами на щеках растекался жар; от мимолетной близости Бакуго у него пошла кругом одурманенная голова. — Иди, стань самым главным на этом сраном полуострове и сделай так, чтобы ублюдка с юга вышвырнули отсюда. — Он говорил, касаясь носом мокрой щеки и чувствуя на потрескавшихся губах отзеркаленное рваное дыхание; смотрел на дрожащие ресницы и опускал свои. — Что ты там хотел? Диалог с материком? Ну так давай, заговаривай им зубы, чтобы они наконец поняли, что игнорировать твое королевство крайне тупая идея, только имей в виду, что мои доберутся до вас рано или поздно. И тогда тебе лучше быть на нашей стороне. Что у тебя с глазом?
— Отцовская рука дрогнула, — ответил он, смаргивая слезы и расплывчато видя, как Бакуго нервно дернул углом губ.
По коридору разнеслись стремительно приближающиеся шаги стражников, переживающих о благополучии короля.
Тодороки не отсчитывал секунды, потому что никаких секунд мира ему бы в любом случае никогда бы не хватило. Он, отстранившись от решетки, вытер слезы и какое-то время стоял молча, не двигаясь.
А потом его рука сама потянулась к столу, на котором лежали кинжал и ключи. Он уверенно вставил ключи в ржавый замок, а тот, не сразу поддавшись, отворил противно скрипнувшую дверь. Столь резкий звук привел Тодороки в чувства, и он, осознав, что именно делает, не нашел в душе и в совести отголоски протеста.
Если Бакуго не может сбежать сам, он ему в этом поможет.
Идея с казнью может лететь в пекло вместе с королем Миофара.
В конце концов, должен же он сделать хоть что-то стоящее за последние годы. Например, не убить Бакуго.
— Возьми кинжал и приставь к моему горлу, — приказал Тодороки и, впихнув ошарашенному Бакуго кинжал в левую, здоровую руку, вытащил его из клетки и сам же уперся спиной в его грудь.
— Что ты… — Бакуго крепче сжал оружие и, приставляя острое лезвие к горлу Тодороки и судорожно носясь взглядом по мрачным стенам, медленно осознавал происходящее.
— Устраиваю тебе побег.
Вышедшие из темноты мокрые от начавшегося дождя стражники, на мгновение оказавшиеся в оцепенении, все же совладали с собой и обнажили мечи.
— Отпусти его! — закричал один из них, вставая в стойку; в узком коридоре вариантов для маневра было немного, поэтому тот явно чувствовал себя неуютно.
— Ваше величество! — закричал в страхе второй, и его лицо исказило ненавистью, направленной в сторону еле держащегося на ногах наездника, из последних сил приставляющего кинжал к горлу короля.
— Не вмешивайтесь! — приказал Тодороки и незаметно пихнул Бакуго локтем, вынуждая его двигаться вперед.
— Но!..
— Пропустите его, здесь вы не сможете драться.
Стражники мельком посмотрели сначала на свое оружие, затем на друг друга; в коридоре едва хватало места для двух людей, о сражении на мечах, пусть и с раненым противником, у которого в заложниках был король, не могло быть и речи.
Бакуго сделал шаг вперед, подталкивая Тодороки. Они медленно обошли стражу, а потом, только достигнув лестницы, услышали приближающиеся шаги. Тихое ругательство слетело с их губ одновременно.
Бакуго, ловко извернувшись, оттолкнул короля в сторону и, удержавшись рукой за стену, рассек горло первому стражнику. Кровь брызнула на стену, на Бакуго, пачкая его в красных каплях. Меч, так и не достигший наездника, упал на каменные ступени, звонко зазвенев, вместе со своим хозяином, широко раскрывающим рот в попытке глотнуть воздуха.
Бакуго, тяжело дыша, выставил трясущуюся руку с кинжалом вперед, чтобы отразить удар второго стражника. Тот стремительно приближался, сверкая в свете факелов начищенным до блеска клинком.
Тодороки ударил его в грудь чужим подобранным мечом прежде, чем тот опустил оружие на голову Бакуго.
— Ты только что завалил своего, — констатировал Бакуго, смотря на то, как упавший на коленях стражник затыкал рану руками и преданно глядел на ранившего короля.
— Скажу, что это сделал ты, — ответил Тодороки, вытерев меч об одежду ослабевшего стражника и кинувшего его рядом.
— Ха, — фыркнул Бакуго, отталкиваясь от стены. — Если ты…
— Прибереги силы на подъем и не растрачивай их на то, чтобы сострить. — Тодороки принялся подниматься по лестнице, слушая позади себя глухую брань.
— Я могу просто убить тебя, — донеслось еле слышное сзади.
Для Тодороки сосредоточиться на побеге из замка и придумать, как оказаться на пустой поляне на западе королевства, не подняв всю армию, было важнее пустых перебранок (и да, он осознавал, что только что убил своих, и, возможно, чуть позже будет корить себя за это, но в настоящий момент это не имело для него никакого значения).
Они поднялись к выходу. Тодороки смотрел на дверь, за которой находилась вооруженная стража. В его голове судорожно проносились немногочисленные варианты, пока накрывший азарт от творимого кошмара захватывал дух. Ворота наверняка должны были быть еще открыты. Нужно только выхватить любую лошадь и не дать случайной стреле пронзить Бакуго. Всего лишь.
— И? Чего замер, а? Уже передумал? — Бакуго, прислонившийся плечом к стене, стер ладонью выступивший на лбу пот. Тодороки, посмотрев на него, с горечью отметил, что выглядел тот не как человек, задумавший побег и взявший в заложники короля хорошо вооруженного королевства, а как тот, кто находится в предобморочном состоянии.
Тодороки осек себя.
Это же Бакуго, он справится со всем.
— Мы выйдем из темницы и повернем налево. Я видел рядом лошадь перед тем, как спускался сюда.
— И она до сих пор там стоит, — закатил глаза Бакуго.
— Я надеюсь на это.
У плана Тодороки имелось много недочетов, но на другой, более выверенный, у него не было времени. Нельзя было оставлять Бакуго в темнице и дальше — король Миофара не из тех, кто готов терпеть пару дней, пока пленник оклемается.
— Кинжал, Бакуго.
— Перестань мной командовать, — прошипел Бакуго и, схватив Тодороки за плечо, притянул к себе то ли для того, чтобы быть более устрашающим, то ли черт его знает для чего. Они, потеряв равновесие и покачнувшись, чуть не упали с лестницы.
— Я думал, что ничего авантюрнее, чем поездка на твой остров, со мной не случится. — Тодороки, еле удержавшись на ногах и удержав Бакуго, крепко обхватил его и напряженно смотрел на многочисленные ступени.
— Может, у тебя маяк на такое. — Бакуго тяжело дышал ему в шею, восстанавливая дыхание.
Они вышли во двор, сразу же привлекая внимание прислуги, которая застыла в страхе, и напрягшейся стражи, готовящейся защищать короля. Мелкий дождь бил по земле и стенам замка.
