Им лучше и на пороге смерти не узнавать, кто именно затеял побег.

— Немедленно отпусти короля Тодороки! — закричал один из них, находящейся ближе всех.

— Если вы сделаете шаг, он убьет меня. — Тодороки остановил мужчину жестом руки, при этом приподнимая подбородок, чтобы все видели приставленный к горлу кинжал.

Во дворе поднялся невиданный ранее переполох, о котором еще долго будут слагать легенды и переиначивать на свой лад (возможно, в одной из них окажется, что король Тодороки Шото лично подстроил побег наездника, но в это, конечно же, никто не поверит). Кухарка, вышедшая во двор за пополнением продуктов из кладовой, закрыла рукой раскрывшийся от волнения рот. Ее помощница отскочила назад, поскальзываясь на луже и падая на ящик, в котором находились бабочки-посланницы, привезенные от королевского колдуна. Ящик перевернулся, и те разлетелись, на доли секунд превращаясь в ярко-фиолетовое облако. Тодороки во всеобщей панике успел протянуть руку и поймать одну из них, отпечатавшуюся на его ладони татуировкой.

— Стой на месте!! — закричал стражник, оголяя меч; другие последовали его примеру. Где-то раздались крики и вопли, смешиваясь в небывалой какофонии. Был бы жив Энджи Тодороки, всех присутствующих отправил бы на гильотину.

— Почему я один участвую в этом? — обратился Тодороки к наезднику, смотря на приближающихся людей. — В чем дело, Бакуго? Пропал запал?

Тодороки услышал, как тот стукнул зубами друг о друга от злости.

— Все назад, иначе я прирежу вашего ублюдка, а потом скормлю его внутренности вашим же псам, пока вы будете искать свои отрезанные конечности!!

— Ого, — восхитился Тодороки, стараясь сдержать улыбку, когда его же стража замерла на месте (право, это было бы совершенно неуместно).

У Тодороки промелькнула мысль о том, что стоило бы повысить нагрузку на их тренировках; в конце концов, если на него и впрямь будет совершено нападение, он хочет быть уверен в том, что останется жив.

— Все еще считаешь, что участвуешь в этом один? Я в ударе, — тихо сказал Бакуго прямо в его ухо, задевая губами мочку, и Тодороки прострелило осознанием их близости. Бакуго, направляясь ко все еще стоящей у входа в темницу лошади, оступился. Острое лезвие прошлось по тонкой коже на шее короля. — Черт, — выругался наездник, почувствовав теплую жидкость на запястье, и обеспокоенно наклонился вперед, когда та уже начала смешиваться с дождевыми каплями.

— Смотри под ноги. — Порез был не критичным, просто, возможно, ему придется перевязать на ночь шею.

— Закрой рот.

— И призови Виорайта на запад.

Бакуго, несмотря на тяжелые раны, забрался на лошадь, на которую, под громкими, наигранными угрозами расправы забрался и Тодороки. Они оказались за воротами, оставляя за собой заметавшуюся по двору стражу, собирающуюся пуститься в погоню.

Тодороки, мчась на лошади под ливнем вместе с Бакуго, который оставался в сознании лишь из-за своего безграничного упрямства, осознал, что за последние годы впервые почувствовал себя живым.

У него не было планов на будущее, и он не знал, что будет делать с рассвирепевшим королем Миофара, но он обязательно что-нибудь придумает, потому что то, что происходило с его народом и народом Бакуго, должно было наконец закончиться.

— Бакуго? — обратился к наезднику, когда тот уперся лбом в его плечо; Тодороки в охватившем волнении сильнее сжал промокшие поводья, оборачиваясь назад. — Эй, Бакуго?

— Замолчи, — тихо произнес тот, и испугавшийся Тодороки смог выдохнуть.

Они оказались на поляне, едва не загнав лошадь.

— Ты призвал Виорайта? Как скоро он будет?

— Этот говнюк не полетел на остров. — Бакуго, продолжая опираться подбородком о его мокрое плечо и тяжело дышать, показал пальцем в сторону леса.

Красный дракон, ставший еще больше и мощнее, показался из-за деревьев, махая широкими крыльями. Тодороки в который раз подивился его красоте и исходящему от него могуществу.

Он слез с лошади, вымазав сапоги в грязи, и помог спуститься Бакуго, беспокоясь о том, сможет ли он долететь и не свалиться в море.

— Если ты еще раз посмотришь на меня, как на слабака, я тебя правда прирежу, — произнес Бакуго, выпрямляясь и делая тяжелый шаг к Виорайту, склонившего перед ним голову; Тодороки показалось, что выражение его морды изменилось, став свирепее, как только он посмотрел на него, Тодороки — или не показалось, он в этом ничего не понимал.

Тодороки смотрел на удаляющуюся спину Бакуго.

Происходящее до трагичной комичности напоминало прошлую последнюю встречу.

У него опять было два варианта, да?

К черту второй.

— Дай мне двадцать лет, — попросил Тодороки, сжав пальцы в кулаки.

— Че?

— Дай мне двадцать лет, и я улажу конфликт на полуострове. И сделаю так, что вы сможете перебраться в Эфен.

— Ты хоть понимаешь, что несешь? — Бакуго чуть повернулся к нему, но Тодороки смог разглядеть, как заходили в ярости его желваки.

— Да, я совершенно…

— Не смей говорить, чтобы я доверился тебе, — перебил тот, подходя к дракону, опустившемуся ниже обычного, чтобы наезднику было легче подняться. — Если ты будешь вести себя, как этот двумордый, я оставлю тебя без обеда, — озлобленно произнес он, обращаясь к Виорайту; Виорайт лишь выпустил пар из широких ноздрей, не вняв его словам.

— Тебе придется довериться мне. У вас нет шанса противостоять Миофару, — продолжал Тодороки.

Его попытки исправить ошибки были ничтожны. Он не мог предложить Бакуго ничего, кроме очередного доверия, которого не заслуживал.

— Мечтай об этом! — Бакуго разозлился, сжимая пальцы больной руки в кулак и сразу же стискивая зубы. Виорайт смотрел на Тодороки, сверкая темными глазами. Он никогда не был дружен с Виорайтом, но сейчас отчетливо понимал: дракон его ненавидел. Что ж, в чем-то они с ним все-таки были похожи.

— Вы смогли остановить одно вторжение и чуть не потеряли своего предводителя, но что будет, когда оно повторится? Король Миофара рано или поздно доберется до вас. Но его может опередить вода, которая затапливает ваш остров.

Бакуго хмурил брови, стискивал зубы, часто моргал из-за попадающих в них капель, пока Тодороки пытался оставаться беспристрастным и приводить аргументы, которые могли бы повлиять на его решение.

— Сколько вы еще сможете сражаться? Год? Два? Пока не умрет последний наездник? Вы истощены, как и остров. — И добавил, видя, как колебался Бакуго: — Ты же знаешь, что я прав.

— Я знаю, что ты лжец и мудак, — покосился на него Бакуго, держась за Виорайта.

— Не могу поспорить с тобой.

Виорайт поднял голову, услышав вдалеке топот копыт.

— Улетай. — Тодороки ощутил, как горечь от расставания вновь охватила его, но он заставил себя не поддаться слабости.

Даже если Бакуго не согласится и пошлет его с не менее авантюрным предложением, чем побег, Тодороки хотя бы будет знать, что тот жив. Все лучше, чем смерть на гильотине с праведного дозволения его опущенной руки.

У Тодороки Шото были вещи, которые он бы никогда не смог себе простить.

— И что ты… что ты сделаешь, если я соглашусь?

— Сначала буду смотреть на то, как ты летишь на остров. Затем разбираться с Миофаром. Прекратите войну, Бакуго.

— А дальше?! — Он резко повернулся к нему, не обращая внимание на сковавшую тело боль; мокрая челка хлестнула по его лбу. — Он вернет нам землю?! Прекратит нападать на нас?!

— Я сделаю так, чтобы прекратил. Но я не смогу сделать это в одиночку. Мне нужна твоя помощь, — Тодороки пытался вложить в слова всю искренность, обрекая себя и судьбу королевства на милость Бакуго.

Бакуго опустил голову, смотря на то, как под ливнем прогибалась трава.

— Почему я должен тебе поверить? — спросил он, исподлобья глядя на него; по его острому подбородку бежала вода; она смывала с его рук и спины кровь, от нее щипало раны. — Потому что ты что? Король, который хочет добиться для своего королевства процветания? Любитель драконов? Поехавший от… любви идиот?