Тодороки опустился на мокрую землю, прислоняясь затылком к стволу дерева и наконец позволяя слезам потечь из глаз.

***

— Принц Тодороки? — негромко позвал его подошедший рыцарь, преклоняя колено.

Тодороки, справившись с тихой истерикой, из-за которой слиплись ресницы и засуха сковала горло, поднял на него красные глаза. Ливень, продолжающий проливаться на его мокрую макушку, барабанил по листьям и заливал шалаш. Тодороки медленно поднялся, отряхивая штаны от грязи и прилипшей листвы.

— Отведите меня к отцу, — приказал он.

У него не оставалось времени на то, чтобы продолжать терзаться несбывшимися надеждами и мечтами. Бакуго возвращался на остров и в данный момент был в относительной безопасности, как и старейшина, который еще не отправился в путь. На острове наверняка поднимется паника, и Тодороки только надеялся, что на Бакуго, который привел в родные земли врага, не обозлится вся деревня.

Красная меховая накидка осталась лежать в разгромленном шалаше, промокая под ливнем.

Тодороки, сидя верхом на предоставленной рыцарем лошади, не мог остановиться от бесконечного прокручивания в голове диалога.

Он поступил правильно?

Правда?

Тодороки сжимал поводья, сжимал зубы и смотрел в никуда, не чувствуя ни злости, ни тоски, ни разочарования. Пустота и сизый дым, опутывающие его со всех сторон и уже успевшие забраться под кожу, под которой выжигалось пепелище, стали с ним одним целым, превратив в тень прошлого себя.

Минуя поляну, на которую они приземлились с Бакуго, Тодороки бросил унылый взгляд на пещеру; Бакуго был прав, говоря про бесполезность храма — все это чушь и глупость.

Тодороки не обращал внимания на тяжелые взгляды и шепотки рыцарей, лелея надежду, что отец не предал и не обманул его. Обвинял рыцарей, которые не поняли его намерений и трактовали их в угоду подкармливаемым предубеждениям о наездниках.

Подсознательно же он понимал, что отец с самого начала не планировал прислушаться к нему.

Бакуго переживал из-за того, что Тодороки мог угробить старейшина; кто же знал, что это удастся сделать отцу.

Через несколько часов, проведенных в пути, они наконец достигли лагеря. За это время успокоившийся Тодороки, более-менее разобравшийся с тревогами в голове и приведший чувства в состояние унылого беспорядка (часами ранее там стояла глухая разруха), сумел собраться и приготовиться ко встрече с отцом.

Лагерь, представший перед ним, впечатлял размахом: выстроенные в ряд палатки, горящие в вечернем отсвете костры, шумные разговоры, витающие над полем, расположенном вдоль горного хребта, были малой частью того, что бросилось в глаза принца. Он, разбирающийся в военном деле и в том, как Энджи Тодороки распределял мощь воинов, пришел к выводу: в лесу оказалась добрая четверть обученного, хорошо вооруженного войска.

Шото радостно приветствовали, почтительно кланялись, видя в будущем короле того, кто смог пробраться на драконий остров, проявив храбрость и воспользовавшись острым умом.

Шото спрыгнул с лошади, вспоминая, как недавно спрыгивал с Виорайта (совсем недавно все было так хорошо и так спокойно, как не будет уже никогда). Он, глубоко вздохнув, зачесал волосы назад, поправил воротник рубашки и направился ко входу в палатку отца, наступая грязными сапогами в неглубокие лужи.

Энджи, одетый в массивные кожаные доспехи, обнаружился за столом с картой, на которой были отмечены знакомые Шото территории; именно о них он имел глупость сообщить (он имел глупость сообщить о многом). Его лоб был нахмурен, пока взгляд бирюзовых глаз внимательно изучал местность, а крепкие руки сжимали край стола.

— Отец, — произнес Шото, обращая на себя внимание. Глаза Энджи мгновенно распахнулись, острая улыбка показалась под усами.

— Шото. — Он отвернулся от стола, разглядывая сына. — Не ожидал увидеть тебя сегодня.

— Как и я тебя. — Шото кусал изнутри щеку, не выдавая желания пройтись кулаками по его довольному лицу.

— И долго ты будешь стоять у входа? Проходи, нам есть, что обсудить. — Энджи, показав рукой на стоящий возле стола стул, сел на другой, кладя локоть на стол.

Шото сел напротив. Обсудить им действительно было что. Он, откинувшись на стул и скрестив руки на груди, как не делал этого никогда при нечастых разговором с отцом, позволил себе выждать паузу и осмотреть его, довольного собой. От сочащегося бахвальства и предвкушения скорой победы тянуло гнилью.

— Ты сделал неоценимую вещь, отправившись к дикарям, — нарушил молчание Энджи. — Я ценю твою преданность короне. Где тот, кто привез тебя? Где его дракон? В лагере? Ты взял его в плен?

Суета отца раздражала и пускала по венам отравляющий сознание яд, от которого перед глазами начинало плыть красным от злости. Тодороки, делая глубокий вдох, медленно выдохнул, не собираясь отвечать на вопросы.

— По какой причине ты нарушил обещание?

— Какое обещание, Шото?

— Обещание того, что ты готов разорвать соглашение с Миофаром и встать на сторону наездников.

Энджи Тодороки громогласно рассмеялся, сотрясая тканевые стены палатки. Шото сжал зубы, чувствуя, как вместе с распаляющимся смехом разжигается внутренний гнев.

— Ты думал, я соглашусь на такую ересь?! Ты ни черта не понимаешь в политике!

— Не тебе говорить о политике, отец.

Энджи, нахмурив нос, произнес, окидывая презрительным взглядом напряженного сына:

— Я сделал то, что нужно для процветания Эфена.

— Ты сделал то, благодаря чему Эфен выроет себе могилу.

Крепкий удар кулака пришелся на поверхность стола, отчего полупустой стакан упал, а мелкие фигуры, стоящие на карте, повалились на бок. Шото не вздрогнул, продолжая смотреть на отца и не моргать.

Что ж, по-другому быть и не могло.

— Как ты смеешь мне это говорить?!

— Ты согласился на союз с Миофаром, земли которых уже десять лет хочешь забрать себе, вместо того, чтобы заняться своим королевством.

— А что мне предложил ты?! Союз с этими дикарями? Кто в здравом уме будет соглашаться на союз с ними, когда можно было бы забрать их драконов и подчинить себе?!

Шото раскрыл рот, мгновенно теряясь.

— Ты… ты хотел достать драконов?

— А зачем я, по-твоему, заключал союз с Миофаром?

Тодороки собирался ответить, что он делал это ради поставки продовольствия. А потом понял: голод народа волновал отца в последнюю очередь.

— И ты хотел напасть на Миофар с драконами?

Осознавать тот факт, что он недооценил амбиции отца, было, мягко говоря, неприятно. Настолько, что хотелось выть, хвататься за голову и рвать на ней волосы.

— Драконы принесли бы Эфену плодородную землю, которой ты так озаботился. И никакая тварь с Олирата не посмела бы вякнуть.

— Земля Миофара принадлежит наездникам драконов, — тихо произнес Шото, пытаясь справиться со свалившейся на него правдой. — Она их по праву.

— Ну принадлежит, и что дальше? — Энджи беззаботно вскинул бровь.

— Ты знал об этом? Кто еще?

— Ублюдок с юга.

— Почему…

— Почему не знал ты? — Энджи чуть приподнялся, чтобы удобнее сесть. — Потому что я к чертям собачьим сжег северную часть библиотеки, в которой хранились последние записи об этом. Когда-то наши предки отлично ладили с этими дикарями, которые доверили свою историю нам. Хорошо, что времена меняются, да, сын?

Шото прикрыл глаза, сжимая пальцы в кулаки; переставшая кровоточить рана на ладони вновь дала о себе знать, пачкая рукав рубашки.

Его отец с самого начала не собирался сотрудничать ни с Миофаром, ни с наездниками, желая воспользоваться ситуацией и вывернуть ее в свою пользу привычным методом.

— А если бы я не вернулся? — Заданный вопрос громким отзвуком саданул по его груди, вынуждая сделать очередной вдох, чтобы перебороть нарастающую боль. — Что бы ты делал в таком случае?

— Ты бы погиб на территории Миофара. Я бы имел полное право объявить войну. — Энджи откинулся на спинку стула, глядя на улицу, на которой ливень продолжал заливать землю; то, с каким безразличием он раскрыл план, поразило Шото. — Я бы устраивал войну за мертвого сына.